Потреблятство. Болезнь, угрожающая миру - Джон де Грааф

Прежде всего, — подчеркнул он, — массовое производство, которое создает возможность потребительского стиля жизни по всему миру, отрывает людей разнообразных профессий, таких, как ремесленники или мелкие фермеры от их занятий, и собирает их на фабриках, где разделение труда сводит весь круг их обязанностей к нескольким повторяющимся движениям. Их работа исключает какое-либо разнообразие и не нуждается в контроле.

Со временем их производительность становится достаточно высокой, а навыки подчинения организационным требованиям достаточно прочными, чтобы они могли получить долю в материальных плодах своего труда. Но чтобы произвести то количество товаров, которое делает это возможным, они должны принять идею массового, а тем самым стандартизованного производства продуктов. «Получение выгоды от массового производства, — писал ван ден Хааг, — удалось только благодаря совмещению деиндивидуализированной работы с таким же деиндивидуализированным потреблением. Следовательно, — настаивал он, — за ошибку, состоящую в подавлении личной индивидуальности в рабочее время или после его окончания придется дорого платить; в конце концов, производство стандартизованных продуктов людьми требует также производства стандартизованных людей [курсив наш]».

Деиндивидуализация, результат собственно материального прогресса, не может не лишать жизнь как смысла, так и присущего ей интереса. Рабочий человек/потребитель ощущает неясное неудовлетворение, тревогу и скуку, и эти чувства усиливаются и поддерживаются рекламой, которая сознательно пытается воспользоваться ими, представляя новые продукты как способ избавиться от этих чувств. Продукты потребления и средства массовой информации — которые стали возможны как таковые только благодаря рекламированию продуктов потребления — «заглушают стоны неиспользованных способностей и подавленных индивидуальностей», оставляя нас «в состоянии апатии или постоянной тревоги», — заявил ван ден Хааг. Продукты и средства массовой информации отвлекают наши души от тоски по занятию, имеющему истинный смысл.

Личность индивида, который не находит возможности осмысленного приложения своих сил и способностей к выбранному им самим и имеющему смысл делу, страдает от постоянного ожидания, чтобы нечто произошло. Внешний мир является поставщиком событий, призванных заполнить пустоту внутри. Существующий спрос на «личные» истории, желание знать о частной жизни знаменитых людей основывается на тоске по частной жизни — даже если это жизнь другого человека — тоске тех, кто смутно ощущает, что чего-то у них нет, по крайней мере, нет жизни, которая бы представляла для них интерес.

Чего скучающий человек по-настоящему жаждет, так это наполненной смыслом, истинной жизни. В рекламе говорится, что такая жизнь приходит путем потребления продуктов или фасованных, коммерциализованных впечатлений. Но религия и психология утверждают, что гораздо больше шансов обрести эту жизнь заключается в служении другим, в отношениях с друзьями и семьей, в соприкосновении с природой и в работе, имеющей духовный смысл.

После синдрома потреблятства

Наша технологически продвинутая культура предоставляет возможности для гораздо более осмысленной и творческой жизни, чем та, которую ведет большинство. Наши поразительно продуктивные технологии могли бы позволить всем нам проводить меньше времени за повторяющейся, стандартизованной работой или за работой, результатами которой нельзя по-настоящему гордиться, иметь более высокую зарплату и при этом проводить меньше времени на работе.

Такие возможности дали бы нам больше времени на выбранную нами самими, добровольную, зачастую неоплачиваемую работу, которая укрепляла бы наши взаимоотношения и среду, в которой мы живем, и/или позволяла бы нам более полно раскрыть наши таланты и творческие способности (например, на такую работу, которую проделал Джон Бил). А еще такие возможности позволили бы нам посвящать больше времени поиску смысла и радости в красоте и чудесах природы, в очаровательной игре детей или в восстановлении пострадавшей от нашего воздействия окружающей среды. Они дали бы нам время поразмыслить о том, что по-настоящему имеет для нас значение, и как мы на самом деле хотим использовать оставшуюся часть нашей жизни.

Глава 10

Общественные шрамы

Существующее в наши дни ничем не ограниченное торжество благосостояния и те вещи, которые можно купить за деньги, допускают выражение отношения к человеку в виде брошенного в лицо: «Я богат, а ты нет», и это делит людей на победителей и проигравших, принцев и нищих.

Я иду в Блумингдейл, поднимаюсь на четвертый этаж и покупаю 2000 черных бюстгальтеров, 2000 бежевых и 2000 белых. Потом я развожу их по домам, пока, примерно через полгода они не закончатся, и тогда я должна повторить все сначала.

Мало кто из американцев видел эти кадры из Таиланда (в конце концов, мы не очень-то интересуемся «зарубежными» новостями), но они были шокирующими. В 1993 году таиландская фабрика игрушек сгорела до основания. Будучи не в состоянии спастись, сотни женщин-работниц погибли в дыму и пламени. Их обуглившиеся тела лежат среди обломков здания-ловушки, подобной многим другим, которые разбросаны по территориям развивающихся стран и в которых производятся игрушки для американских детей. Здесь и там, среди почерневших камней виднелись и сами игрушки — куклы Барта Симпсона, например.

Многие из этих женщин сами были матерями, чей скудный заработок не позволил бы им купить для своих собственных детей игрушки, которые они производили на экспорт. Страшные картины этого пожара на фабрике и то, что за ними стоит, красноречивее всяких слов говорят о растущей пропасти, которая отделяет имущих от неимущих в наш век синдрома потреблятства.

Один факт просто невозможно отрицать: не существует экономической системы, способной производить товары потребления настолько дешево, насколько это удается ничем не стесненному, нерегулируемому свободному рынку, разумеется, имеющему за спиной поддержку в виде военных и полицейских сил своего государства. Он может, например (особенно при помощи режимов, которые предоставляют рабочим мало возможностей участвовать в управлении предприятием), производить детские игрушки настолько дешево, что они, даже после транспортировки на расстояние, равное половине кругосветного путешествия, могут выдаваться в придачу к обеду стоимостью два доллара в ресторанах фаст-фуд, таких, как «Макдоналдс» или «Бургер Кинг».

Прекращение регулирования американской экономики, начало которому было положено в 1980-х годах при Рональде Рейгане, на пару со стремительным снижением влияния профсоюзов повысило внутреннюю производительность. Товары продолжали производиться, но на гораздо менее справедливых основаниях.

В противоположность членам других обществ, американцы всегда считали свое общество «бесклассовым», признавая, что в нем существует небольшое количество очень богатых и очень бедных граждан. За эту идею о «бесклассовости» к американцам всегда относились с подозрением. Даже в 1981 году, когда внезапно были оставлены все политические попытки противостоять синдрому потреблятства или ограничить его распространение, Соединенные Штаты были тринадцатыми из двадцати двух ведущих промышленных держав по равенству доходов.

Но сегодня мы безнадежно отстали по этому параметру.

Другая Америка

Прилив изобилия в Америке не поднял на воду все суда, но потопил многие мечты. Богатых и бедных разделяет сегодня в Америке гигантский пролив. «Если вы посмотрите на большой потребительский бум, который воцарился с 1980-х годов, — говорит экономист из Гарвардского университета Джульет Скор, — вы, в том числе, заметите, что наиболее сильно он затронул верхушку среднего класса и тех, кто еще богаче».

В самом деле за 1980-е годы увеличение на три четверти размера реального дохода до уплаты налогов пришлось на самые богатые семьи, составляющие один процент населения. Их доход в среднем увеличился на семьдесят семь процентов. В семьях со средним достатком доходы повысились только на четыре процента. А оставшиеся сорок процентов семей с низким достатком не выиграли ничего. Возможно, некоторые станут возражать, что эти цифры отражают завышенную оценку уровня инфляции и что, следовательно, на самом деле, доходы всех перечисленных групп семей выросли на большее число процентов, чем значится в официальных данных. Но что является бесспорным, так это поразительное неравенство в распределении доходов.