Возрождение - Стивен Кинг

Обошелся без сцен и разрыв с «Хромовыми розами». Когда я в первый раз приехал из университета на уик-энд, мы играли в Доме ветеранов в пятницу и в пабе «У Скутера» — на следующий день. Звучали мы как никогда здорово, а гонорар за выступление составлял уже сто пятьдесят долларов. Помню, как спел в тот раз главную партию «Вильни кормой» и запилил матерое соло на губной гармошке.

Но когда я вернулся домой на День благодарения, то обнаружил, что Норм нанял нового ритм-гитариста и сменил название группы на «Рыцари Норманна».

— Прости, мужик, — сказал он, пожимая плечами. — Было столько приглашений, а втроем мы работать не можем. Ударные, бас и две гитары — вот что такое рок-н-ролл.

— Все нормально, — сказал я. — Переживу.

И пережил, потому что он был прав. Или почти прав: ударные, бас, две гитары и все в тональности ми-мажор.

— Мы завтра играем в Уинтропе, в «Шелудивом пони», не хочешь присоединиться? Приглашенный артист или типа того. Что скажешь?

— Я пас. — Я слышал их нового гитариста. Он был моложе меня и уже играл лучше — выдавал такие чокнутые штуки, что будь здоров. Кроме того, это значило, что я могу провести субботнюю ночь с Астрид. Подозреваю, что в то время Астрид уже встречалась с другими парнями — слишком красивая, чтобы сидеть одной, — но она была осмотрительна. И любила меня. Хороший выдался День благодарения. И я не скучал по «Хромовым розам» (или «Рыцарям Норманна» — название, под которым мне никогда не пришлось выступать, и слава богу).

Ну… вы понимаете.

Почти не скучал.

Как-то перед рождественскими каникулами я заглянул в «Берлогу» — забегаловку в кампусе Мэнского университета — за гамбургером с колой. На обратном пути остановился перед доской объявлений. Среди множества предложений о продаже подержанных учебников и машин, а также поиске попутчиков я заметил вот что:

«ХОРОШАЯ НОВОСТЬ! Группа «Камберленд» возрождается! ПЛОХАЯ НОВОСТЬ! У нас нет ритм-гитариста! Мы играем каверы И ГОРДИМСЯ ЭТИМ! Если ты можешь играть «Битлов», «Стоунзов», «Бэдфингер», «Маккоев», «Барбарианс», «Стэнделлс», «Бёрдс» и так далее, бери свою лопату и приходи в Камберленд-Холл, комн. 421. А если любишь «Эмерсон, Лейк и Палмер» или «Кровь, пот и слезы» — иди в жопу».

К тому времени у меня был ярко-красный «Гибсон SG», и в тот же день после лекций я притащил его в Камберленд-холл, где и познакомился с Джеем Педерсоном. В часы, отведенные для занятий, шуметь в общежитии запрещалось, и мы поиграли «понарошку» в его комнате. Позже в тот же вечер мы сыграли в комнате отдыха уже по-настоящему. После получасового джема я получил место в группе. Он играл намного лучше меня, но к этому мне было не привыкать: в конце концов, я начинал свою рок-н-ролльную карьеру с Нормом Ирвингом.

— Я подумываю переименовать группу в «Кочегаров», — сказал Джей. — Как тебе?

— Если у меня будет время заниматься на неделе и если вы делите бабло по-честному, называйтесь хоть «Адскими мудаками».

— А что, неплохо. В стиле «Дуга и его психов». Но я боюсь, нас бы тогда не стали приглашать на школьные танцы.

Он протянул мне руку, и мы совершили то самое дохлое рукопожатие.

— Добро пожаловать, Джейми. Репетиция в среду вечером. Кто не пришел — тот дурак.

Кем бы я ни был, но уж совершенно точно не дураком. Я пришел. И приходил почти двадцать лет, сменив десяток групп и объехав сотню городов. Ритм-гитарист всегда найдет работу, даже если он упоротый настолько, что стоять не может. Ты должен быть в состоянии сделать две вещи: прийти на выступление и сыграть аккорд Е.

Проблемы начались, когда я перестал приходить.

5

ЗЫБКОЕ ТЕЧЕНИЕ ВРЕМЕНИ. МОЛНИЕНОСНЫЕ ПОРТРЕТЫ. НАРКОТА.

Когда я закончил университет (на итоговых экзаменах не хватило самой малости, чтобы войти в список лучших выпускников), мне было двадцать два. Когда я снова встретил Чарльза Джейкобса, мне было тридцать шесть. Он казался моложе своих лет — возможно, потому, что когда я видел его в последний раз, он был изможден и раздавлен горем. Я же к девяносто второму году выглядел гораздо старше своего возраста.

Мне всегда нравилось кино. В восьмидесятых я пересмотрел великое множество фильмов — чаще всего в одиночестве. Иногда засыпал по ходу (например, на «Смертельном влечении» — вот уж действительно редкостная тягомотина), но чаще всего досматривал до конца, обкуренный или нет — меня завораживали цвета, звуки и невероятно прекрасные девушки в откровенных нарядах. Ничего не имею против книг, сам много читал; и телевизор — отличный вариант, когда нужно переждать дождь в номере мотеля, но для Джейми Мортона ничто не могло сравниться с фильмом на большом экране. Я, попкорн и большой стакан колы. Ну и, конечно же, героин. Я брал на кассе вторую соломинку, разрывал ее зубами пополам и вдыхал с ее помощью порошок с запястья. Я не кололся до девяностого или девяносто первого, но в конце концов сел на иглу. Почти все из нас садятся. Уж можете мне поверить.

Больше всего в кино мне нравилось зыбкое течение времени. Ты только что смотрел на занудного ботаника — ни друзей, ни денег, паршивые родители, — и вдруг бац, он превращается в Брэда Питта во всей красе. Единственное, что отделяет ботаника от красавца — титр «Четырнадцать лет спустя».

«Подгонять время – грех», — поучала мама, когда мы были детьми и отчаянно тосковали по летним каникулам в феврале или с нетерпением ждали Хэллоуина. Может, она была права, но я не могу отделаться от мысли, что такие прыжки во времени весьма пригодились бы тем, чья жизнь не задалась — а между пришествием администрации Рейгана в 1980-м и Талской ярмаркой в 1992-м я жил очень паршиво. С провалами во времени, но безо всяких титров. Я был вынужден просыпаться каждый день, и когда случались проблемы с травой, день мог тянуться сотню часов.

Как вам такое начало: «Камберленды» становятся «Кочегарами», «Кочегары» превращаются в «Джей-тонов». Наше последнее выступление в качестве университетской группы состоялось в 1978 году и оказалось действительно грандиозным. Мы играли в Мемориальном зале университета на выпускном с восьми вечера до двух ночи. Вскоре после этого Джей Педерсон нанял популярную местную певичку, которая к тому же суперски играла и на тенор-саксофоне, и на альт-саксофоне. Ее звали Робин Шторс. Она легко влилась в группу, и к августу «Джей-тоны» уже назывались «Робин и Джеи». Мы стали одной из самых популярных групп для вечеринок в штате, от приглашений не было отбоя. Жизнь была прекрасна.

Затемнение.

Четырнадцать лет спустя Джейми Мортон проснулся в Талсе. Не в хорошем отеле и даже не в приличном сетевом мотеле, а в клоповнике под названием «Фейрграундс Инн». Келли Ван Дорн любил так экономить. Было одиннадцать утра, и постель была мокрая. Я не удивился. Если продрыхнуть девятнадцать часов в объятиях мадам Г., это почти неизбежно. Наверное, даже если ты умрешь в своем наркотическом полузабытьи. Хотя тут есть своя светлая сторона: больше не придется просыпаться в луже мочи.

Я, как зомби, поплелся в ванную, шмыгая носом, утирая слезящиеся глаза и сдирая на ходу трусы. Первым делом схватился за бритвенный прибор… но не для того, чтобы побриться. Там я хранил шприц и пакетик для завтраков, содержавший пару граммов. Вряд ли кто стал бы вламываться в номер ради такого скудного запаса, но проверять заначку — вторая натура наркомана.

Покончив с этим, я перешел к унитазу и избавился от той мочи, которая успела скопиться после ночной аварии. Стоя над толчком, я сообразил, что упустил из виду нечто важное. Кантри-группа, в которой я на тот момент состоял, накануне должна была играть на разогреве у «Сойер Браун» на ярмарке штата Оклахома в Талсе. Это был хороший шанс, особенно для группы типа «Белой молнии», недотягивающей до уровня Нэшвилля.

— Саундчек в пять, — сказал мне Келли Ван Дорн. — Ты же придешь?

— Конечно, — ответил я. — За меня можешь не волноваться.

Ой-ой.

Выйдя из ванной, я увидел подсунутую под дверь записку. Мне было в общем-то ясно, что в ней сказано, но для верности я поднял листок и прочитал. Записка была краткой и нелюбезной.

«Я позвонил на музыкальную кафедру местной школы, и мне повезло найти пацана, который умеет держать гитару в руках и в состоянии тебя подменить. Он с радостью забрал твои 600 баксов. Когда ты это прочтешь, мы будем на полпути к Уайлдвуд-Грин. Даже не думай нас догонять. Ты уволен. Мне страшно жаль, но всему есть предел.

Келли

PS. Вряд ли ты меня послушаешь, Джейми, но если ты не завяжешь — через год будешь в тюрьме. Это если тебе повезет. А если нет — в могиле».

Я попытался засунуть записку в задний карман, и она упала на зеленый ковер с проплешинами: я забыл, что стою голый. Подняв записку, я кинул ее в мусорную корзину и выглянул в окно. На парковке было пусто, не считая старого «Форда» и какого-то пикапа-развалюхи. «Эксплорер», в котором ездили члены группы, и фургон с оборудованием, который водил наш звуковик, исчезли. Келли не шутил. Чертовы лабухи меня бросили. Ну и хорошо. Мне иногда казалось, что если я сыграю еще хоть одну песенку про пьянки и гулянки, то потеряю остатки здравого рассудка.