Почему существует наш мир? Экзистенциальный детектив - Джим Холт

В вопросе простоты мы явно зашли в тупик, поэтому я попытался найти другое слабое место в рассуждениях Суинберна:

– Мне кажется, что Бог в вашем представлении ближе к абстрактному онтологическому принципу, чем к небесному Отцу, которому молятся верующие. Вполне может существовать, как вы и говорите, в высшей степени простая сущность, которая объясняет существование и природу Вселенной – и даже имеет некоторые личностные качества. Однако считать эту сущность эквивалентной той, которой поклоняются в церкви, похоже на притягивание за уши. Легко видеть, как современные религии выросли из анимистических культов и стали более сложными, как магические представления о мире превратились в научные, но эти примитивные культы не имели трансцендентальной основы.

– Я так не думаю, – довольно резко возразил Суинберн. – Я считаю, что трансцендентность присутствовала всегда. Бог в Новом и частично в Ветхом Завете является всемогущим, всеведущим и всеблагим Создателем. Уже во времена пророка Иеремии можно найти представления о том, что видимый мир содержит свидетельство трансцендентности. Иеремия говорит о «завете о дне и завете о ночи», которые создал Господь. Это значит, что регулярная смена дня и ночи показывает надежность Создателя. По сути, именно это – то, что философы называют «телеологическим доводом», – является одним из основных аргументов в пользу существования Бога. В раннем христианстве, иудаизме и исламе присутствует такой тип трансцендентного мышления на заднем плане, на нем просто не заостряют внимание, потому что в те времена вопрос был не в том, существует ли бог, а в том, какой Он и что Он сделал.

– Однако почему те, кто не был воспитан в одной из этих традиций, должен верить в такого бога, который обращает внимание на них и их судьбы? Почему не абстрактный и ни во что не вмешивающийся бог деистов XVIII века или не безличный бог Спинозы?

– А потому, – ответил Суинберн, – что эти концепции не принимают всерьез бесконечную доброту Создателя. Что сделал бы добрый Бог? Вряд ли бы Он создал Вселенную, а потом забыл о ней. Родители, не заботящиеся о своих детях, не очень хорошие родители. Естественно ожидать, что Бог поддерживает связь со Своими созданиями, и если что-то идет не так, то помогает людям исправить это. Он будет взаимодействовать со Своим творением, но не слишком очевидным образом. Как заведено у хороших родителей, Его будут раздирать сомнения: чрезмерно Он вмешивается в жизнь чада или недостаточно. Ему хочется, чтобы люди сами работали над своей судьбой, отличали добро от зла и так далее, без Его постоянного вмешательства. Поэтому Он будет держаться на расстоянии. С другой стороны, если в мире слишком много греха, Он захочет помочь людям справиться с этим, особенно тем, кто просит о помощи. Он слышит их молитвы и иногда отвечает на них.

Я упомянул, что, по мнению некоторых философов, Вселенную создал не Бог-создатель, а некий абстрактный принцип добра – именно так считал Платон.

– С философской точки зрения, платоновский принцип добра весьма подозрителен, – возразил Суинберн. – Но лично я, как христианин, особенно с ним не согласен. Подобный абстрактный принцип добра неспособен объяснить проблему зла. Как мы знаем, в мире существуют зло и страдание. У меня есть теодицея – оправдание того, почему Господь позволяет зло. Я думаю, что зло позволено, потому что оно логически необходимо для существования определенных типов добра, возникающих из нашего обладания свободой воли. Бог всемогущ. Он может совершить все что угодно, что логически возможно со вершить. И для Него логически невозможно дать нам свободу воли и одновременно сделать так, чтобы мы всегда использовали ее правильно.

Суинберн замолчал и сделал глоток из чашки с чаем. Когда он заговорил вновь, его тон был почти назидательным:

– Хороший родитель позволяет детям страдать, иногда для их собственного блага, иногда для блага других детей. Я думаю, что такой родитель обязан разделить страдание своего ребенка. Вот вам пример – возможно, поверхностный. Допустим, что моему ребенку требуется особое лекарство, которого мало. Мне повезло, и я могу дать своему ребенку много лекарства. Но предположим, что ребенок моего соседа тоже страдает от такого же заболевания и тоже нуждается в этом лекарстве. Если я поделюсь своими запасами лекарства, то мой собственный ребенок получит лишь столько, сколько необходимо для выживания. Считается общепринятым, что можно заставить моего ребенка страдать, чтобы другой ребенок тоже выжил. Однако если я так поступлю, то буду обязан разделить его страдания. Такая же обязанность есть и у Бога. Если Он имеет основания заставить нас страдать, то в какой-то момент должен разделить с нами эти страдания. Чего не в состоянии сделать абстрактный принцип добра.

Несмотря на серьезность аргумента, я заметил оттенок ликования в голосе Суинберна, словно он радовался своей интеллектуальной ловкости.

– Кроме того, существует христианская доктрина искупления, – продолжал он. – Если мои дети сделали друг другу что-то плохое, то они причинили вред и мне тоже, потому что я окружал их большой заботой, чтобы подобного не случилось. Таким образом, причиняя вред друг другу, мы вредим и Богу тоже. Что сделает Господь в ответ? – А что мы делаем, когда обидели кого-то? Мы искупаем свою вину. Искупление вины включает четыре элемента: раскаяние, извинение, возмещение вреда и покаяние. Люди обижают Бога в основном тем, что ведут неправедную жизнь. Как же нам искупить вину? У нас не очень много времени (и желания!) вести себя безупречно, поэтому мы не можем полноценно возместить ущерб. С другой стороны, если вы сами не в состоянии возместить ущерб, кто-то другой может вам с этим помочь. Христианство полагает, что Иисус прожил безупречную жизнь, такую, какую должны вести мы. И хотя мы живем неправедно, мы можем предложить жизнь Иисуса в качестве оплаты за свои недостатки. Поступая таким образом, мы показываем Богу, что относимся к своим недостаткам серьезно, поэтому Он должен нас простить. В этом и состоит христианская доктрина искупления – частично от Фомы Аквинского, частично от Ансельма Кентерберийского. Из самой природы доброты следует, что Господь должен быть вовлечен в жизнь Своего творения. Это как бы мостик между философией и христианством.

В его логике было Нечто непостижимое. Вопрос «Почему существует Нечто, а не Ничто?» привел этого философа не только к идее Бога, но и к Самому Иисусу Христу. Я обратил внимание на висящее на стене распятие. Принадлежал ли Суинберн к Римской католической Церкви? Или к англиканской?

– Ни то, ни другое, – ответил он. – Я православный.

– Ого! – вырвалось у меня от растерянности.

Впрочем, оказалось, что Суинберн не во всех отношениях правоверный. Я упомянул общепринятую теологическую аксиому о том, что Бог находится вне времени и способен окинуть взглядом всю историю Вселенной с точки зрения неизменной перспективы вечности. Схоластики вроде Фомы Аквинского считали, что подобная неподвластность времени является одним из божественных совершенств.

– Я не согласен с этим взглядом, – ответил Суинберн. – И думаю, что авторы Библии тоже с ним не согласны. Они мыслили Бога во времени, и я тоже. Идея, что для Бога есть «до» и «после», что имеет смысл фраза «Он сначала сделал это, а потом то», снова входит в моду.

– Интересно, – удивился я вслух, – почему философы религии так часто не могли прийти к согласию, рассуждая о столь принципиальных вопросах? И почему существует такая огромная метафизическая пропасть между Суинберном, который считает, что гипотеза Бога дает научно достоверное объяснение существованию мира, и философами вроде Грюнбаума, которые признают подобную идею абсурдной?

– Это интересный вопрос, – ответил Суинберн. – И не сводится лишь к философии религии. Такие радикальные разногласия есть в каждом разделе философии. И они могут иметь практические последствия. Люди изменяют свои взгляды на этические принципы войны, наказания, на целый ряд моральных проблем, основанных на философских аргументах. Однако философия – это очень сложный предмет, и разобраться в сложнейших вопросах на протяжении конечной человеческой жизни вряд ли возможно. К тому же наши рассуждения тоже несовершенны. Наши предрассудки незаметно проникают в философское мышление, особенно там, где это касается нашей жизни. Предрассудки заставляют нас рассматривать одни аргументы более тщательно, а другие – вовсе не замечать. Многие философы были воспитаны в глубоко религиозных семьях. В подростковом возрасте они обнаружили, что их религия противоречит очевидным вещам, и взбунтовались против нее. Позднее, когда им предложат более привлекательную религию, они откажутся от нее.

По мнению Суинберна, Бог не только сверхъестественное Существо, Которому следует поклоняться и повиноваться, но и конечное звено в цепи объяснений. В поисках ответа на тайну бытия нельзя зайти дальше Бога. Суинберн не верил в принцип достаточного основания и не считал, что должно быть объяснение для всего. Он полагает, что задача метафизики в том, чтобы найти правильную конечную точку в объяснении мира – такую, которая сводит к минимуму необъясненную часть реальности. И такая конечная точка должна быть простейшей гипотезой, охватывающей все имеющиеся у нас факты.