Роман Брянский - Сычев К. В.

Лекарь Радобуд пришел в ужас, когда увидел, кого ему предстоит лечить. Это был первый в его жизни случай, когда больной пребывал в таком ужасном состоянии! Но умелый знахарь не растерялся, а сразу же, засучив рукава, приступил к делу. Прежде всего, он стал аккуратно снимать пропитанную кровью одежду. Это было непросто. Полушубок задубенел, шаровары и сапоги словно приросли к телу. Пришлось пользоваться остро отточенным ножом. Осторожно, чтобы не причинить боль несчастному и не усугубить его тяжелого положения, Радобуд терпеливо снимал и срезал одежду по частям.

Во время этой кропотливой работы он периодически вливал в рот больному через трубку специальный отвар из лекарственных трав, чтобы облегчить боль и поддержать его тело в состоянии покоя. Наконец, лекарю удалось снять всю одежду. Теперь требовалось тщательно обмыть избитое тело, смазать лекарственными жидкостями и мазями ушибы и синяки. Сделав и это, Радобуд занялся вправлением вывихнутых костей и наложением лубков на переломы. Имея большой опыт, он справился с этим быстрее, чем со сниманием одежды.

Уже глубокой ночью, когда все в доме спали, кроме Василисы, которая, несмотря на уговоры мужа, не отходила от больного и помогала Радобуду, лекарь закончил свой нелегкий труд и присел на скамью, стоявшую возле постели раненого татарина, рядом с купчихой.

– Ну, теперь все, матушка, – вздохнул он. – Шла бы ты спать! Я сам посижу возле больного…Не один день придется так сидеть! Нельзя оставлять этого раненого одного! А если очнется и упадет с кровати?

– Я боюсь уходить, Радбудушка. А если помрет? Уж шибко жалко мне его, болезного!

– Ну, от того, что ты, усталая, тут просидишь, татарин не выздоровит. Лучше отдохни, успеешь еще оказать помощь. Или людей каких там пришли!

– Что ты, Радбудушка, разве можно присылать сюда других людей? А если кто выдаст? Позарез надо вылечить этого татарина! Он спас мою жизнь от неминуемой смерти!

– Я знаю об этом…Если он спас твою жизнь, то все правильно: долг платежом красен! Ну, иди, матушка, я сам посижу эту ночь возле несчастного.

Василиса встала и медленно пошла к двери, но вдруг что-то вспомнила и остановилась, обернувшись к лекарю.

– Я тут положила разной снеди возле окна, на этом столике, Радбудушка. Если захочешь поесть или пригубить чарку заморского винца, иди к столу. Небось, весь день голодный?

– Хорошо, матушка! – улыбнулся лекарь. – С радостью поем твои харчи. Благодарю тебя за помощь и заботу!

Почти неделю пролежал раненый в полубессознательном состоянии. Однако уже через два дня после принятых лекарем Радобудом необходимых мер его дыхание успокоилось, исчезли стоны и хрипы.

Лекарь вливал в рот больному через трубку питательные отвары: бульоны из курицы, фруктовые кисели, приготовленные Василисой, лекарственные настойки.

Наконец, в один из мрачных ноябрьских дней, когда небольшое оконце едва излучало слабый свет, раненый открыл глаза и с изумлением посмотрел на сидевшую рядом с ним Василису. Та сначала ничего не заметила, перематывая на скамье клубок ниток. Но потом, как бы почувствовав на себе взгляд больного, подняла голову и тихонько вскрикнула: – Слава тебе, Господи! Пришел в себя, голубчик!

Татарин все смотрел и смотрел, а затем попытался пошевелиться…

– Подожди, болезный мой, не суетись! – подбежала к его постели Василиса. – Нельзя тебе сейчас этого!

Больной, видимо, по-своему понял ее слова и замер.

Купчиха выбежала в коридор и хлопнула в ладоши. На звук сразу же примчался верный слуга: – Чего надобно, матушка?

– Беги-ка к Радобуду, Обрад, и пусть бежит сюда побыстрей. Очнулся наш хворый!

Вскоре явился лекарь. Осмотрев раненого, он остался доволен: – Посылай-ка, матушка, за медами хмельными! Теперь будет жить! Воистину мы спасли твоего татарина!

Василиса расцвела улыбкой радости: – Слава тебе, Господи! Значит, вправду ты жив, мой Большой Тучегон!

Услышав эти звуки, татарин вновь зашевелился, как бы узнав свое имя. На губах у него показалась слабая улыбка, зрачки его глаз от волнения расширились…

– Ну, уж, матушка, так ты его совсем растормошишь! – рассердился Радобуд. – Зачем ты беспокоишь больного! Да ты лучше прикажи, чтобы твои люди помогали нам хоть бы кормлением! А у меня самого сейчас немало дел и некогда сидеть возле молодца, кому уже не грозит неминуемая смерть! Мне надо идти в лавку, чтобы не развалить свою привычную торговлю! А вечером я сменю все повязки и осмотрю раны! Сами теперь управитесь!

– Ладно, батюшка, – вздохнула Василиса, – иди с Господом. Да дела свои верши. Ты лучше знаешь, как надо лечить!

После ухода Радобуда купчиха позвала своих сыновей и поручила им ухаживать за раненым. А по ночам у постели больного сидела их горничная Чернава, взятая в свое время еще во Вщиже, сиротой, в дом купца Ильи, и преданно служившая его семье.

Шли дни, татарин поправлялся все быстрее и быстрее. Он уже пытался говорить. Но гортанные фразы, произносимые на незнакомом языке, никто понять не мог. Объяснялись с больным жестами. Простейшие вещи, такие как, например, прием пищи или лекарств, больной прекрасно понимал и выполнял все, что требовалось. Одно только вызвало в начале затруднение. Когда раненому требовалось справить нужду, он не терпел, чтобы кто-либо присутствовал при этом и старался объяснить свое неприятное положение гримасами и громкими выкриками. Слава Богу, лекарь Радобуд догадался, в чем дело, и объяснил Василисе и остальным, что все это означает. И уже потом, когда больной повторял свои кривляния, все посторонние сразу же покидали комнату, и оставался лишь один слуга, подставлявший раненому, как тому учил лекарь, судно, облегчая его состояние.

Только через месяц мужественный татарский посланник смог, наконец, встать на ноги и впервые пройтись по горнице до окна. Лекарь Радобуд, по этому случаю явившийся к больному, поддерживал его. Татарин глянул в окно и вскрикнул. Он долго не мог успокоиться и что-то все говорил на своем непонятном языке.

Радобуд прижал руку к своему сердцу и погладил его по голове.

– Не пугайся, – ласково сказал он. – Я тебе – настоящий друг! Тут все мы твои друзья!

– Трук? – казалось, засомневался татарин, но, увидев руку лекаря, прижатую к сердцу, улыбнулся. – Якши, трук!

В это время в комнату вошла Василиса и, увидев неожиданное зрелище, захлопала в ладоши, рассмеявшись: – Ну, теперь я вижу: ты выздоравливаешь! Якши, якши, Большой Тучегон!

Татарин широко улыбнулся. Лицо его, суровое и мужественное, внезапно стало ласковым и нежным, как у девушки. Он что-то быстро произнес, снова улыбнулся и попытался поднять руку.

Но лекарь был тут как тут! – Э, нет, голубчик, уж не дергай пока руками! – крикнул он. – Еще пару недель ими нельзя шевелить!