Наследство последнего императора - Николай Волынский

Николай застыл как соляной столб. «Состояние грогги. Ничего не понимает, – удовлетворенно отметил Бьюкенен. – Это его бородатый father[18] мог самоуверенно заявлять, что Европа должна ждать, пока русский царь ловит рыбу! Да, джентльменом Александр III никогда не был. А вот сын не способен быть не джентльменом…»

– Вы должны, Ваше величество, вернуть к себе доверие вашего народа. И немедленно. Времени у вас очень мало. Можно сказать, его совсем у вас нет. Никто не даст вам гарантий, что вы продержитесь на престоле дольше года, – уточнил Бьюкенен.

Николай не поверил своим ушам. «Что такое? Сон? Если да, то довольно глупый…»

– Вы… Вы, господин посол… – попытался спросить император. – Вы… что же – поучаете меня?

– Отнюдь нет, Ваше величество, – слегка поклонился Бьюкенен. – Понимаю, что подобные советы и высказывания от лица, находящегося в моем статусе, воспринимаются несколько странно. Точнее, непривычно. Моя задача очень скромная: проинформировать вас, как в действительности обстоят дела во вверенной вам Господом великой Империи. Правительство Его Величества полагает, что российские государственные лица не обо всем докладывают вам всей правды – по разным причинам. И считает необходимым напомнить, что Господне доверие и людское терпение не могут быть бесконечными…

– Какова наглость!.. – прошептал Николай по-русски.

– Простите, Ваше величество? – поднял брови Бьюкенен.

– Ничего, ничего… Продолжайте, – сухо произнес Николай.

– И только исключительно чувство бесконечной дружбы к вашей великой стране и, разумеется, к вам лично, заставляет меня несколько перейти границы посольских полномочий и сказать вам то, что следовало сообщить еще несколько лет назад. Повторяю, дом горит, огонь добрался до крыши. Водой его уже не залить – нужно разбирать здание по бревнам и потом строить заново. То есть, я хочу сказать, что нужно полностью, радикально менять государственное устройство! Я не могу взять на себя смелость давать какие-либо конкретные инструкции или хотя бы рекомендации, но убежден, что единственно спасительным вариантом для вас мог бы быть пример Великобритании – единственной на планете империи, где трехсотлетний опыт гармонического сочетания монархии и представительной власти может послужить плодотворным примером для других стран. Я имею в виду, конечно, цивилизованные страны. Многие в моей стране полагают, что Россия вполне могла бы стать таковой.

Николай слушал посла, крепко сжав губы. Левое веко у него мелко дергалось, но он больше ничем не выдавал своих чувств. Переживал он обиду и возмущение оттого, что и этот взялся его поучать. Но даже и близко в его голову не пришло спросить себя, отчего посол чужой державы разговаривает с российским императором, как с каким-то негритянским племенным вождем. Если бы государственные дела действительно были у Николая на первом месте в жизни, как и должно быть у нормального главы государства, он бы сразу понял, что Англия, а, скорее всего, и вся Антанта устами Бьюкенена только что поставила ему ультиматум. Нет, не ультиматум. Ему только что был зачитан смертный приговор, который не может быть никогда и нигде обжалован. Он сообразил все это гораздо позже, уже после отречения, вспомнив эту унизительную беседу. Но, пытаясь доискаться до причин катастрофы, царь никогда не будет искать их в себе[19]. Два ответа у него были на все: «Такова Божья воля» и «Мне просто не повезло – судьба не послала мне своего кардинала Ришелье».

И в том и другом случае Николай был неискренен даже по отношению к самому себе: судьба посылала ему, по крайней мере, трех ярких и способных людей: Бунге, Витте и Столыпина. Однако он распорядился их службой на редкость бездарно.

Нынче Николая разозлил лишь тон, который позволил себе Бьюкенен. Но уже через пять минут император решил, что Бьюкенену в тот момент просто изменило его британское воспитание. Или же англичанин простудился.

Более двух десятков лет Николай находился на троне, но так и не смог избавиться от почти постоянного, тщательно скрываемого внутреннего страха, словно гимназист, не выучивший урок. Но в то же время не терял надежды, что учитель завтра не вызовет его к доске. Государственными делами заниматься он не любил и не хотел. И потому он никогда так и не узнал и даже не подозревал, разумеется, что в правительстве Георга V, его милого кузена Джорджи, с 1905 года постоянно и квалифицированно отслеживали динамику государственного кризиса в России – его пики, падения и периоды стабилизации – и только ждали наиболее удобного момента, чтобы запустить механизм государственного переворота.

В Лондоне хорошо видели и понимали, что к концу 1916 года кризис власти и управления в России будет обостряться по катастрофической экспоненте. Англичане сделали правильный вывод: в самое ближайшее время – через шесть-восемь месяцев, максимум через десять – произойдет одно из величайших мировых событий: завершится история Российской империи. Падение династии Романовых неизбежно. После чего начнется необратимый распад громадного государства, что гарантирует противнику, странам Тройственного союза, триумфальную победу на Востоке, которая автоматически обеспечит им такую же победу на Западе. Разгром Антанты станет вопросом дней, в лучшем случае – недель. Без России, без ее огромных и дешевых человеческих ресурсов ни Англия, ни Франция, ни все ее союзники, начиная с Северо-Американских Штатов, воевать не способны. Терять Россию нельзя при любых обстоятельствах – это был вопрос жизни или смерти половины цивилизованного мира.

Поэтому на Даунинг-стрит, дом № 10, где на служебной квартире живет премьер-министр Великобритании, еще в пятнадцатом году был предусмотрительно разработан план «встречного пожара». В нем были прописаны две задачи сугубо технологического свойства. Первая – «отчуждение русского императора от реальной власти», то есть самое обычное свержение. Вторая – формирование в России правительства «войны до победного конца». Новое правительство подтвердит верность русских союзническому долгу и готовность и дальше заваливать немцев и австрийцев миллионами русских трупов, до тех пор пока не Германия и ее союзники, погребенные под ними, не задохнутся. Так что визит и советы Бьюкенена были предупреждением от партнеров, сидящих с Николаем в одной лодке в открытом океане и терпящих голод: сообщаем честно, что завтра придется тебя съесть. Так сложилось. Намеченная к съедению жертва все слышит, звуки речи воспринимает, но понять что-либо пока не в состоянии.

– «Вернуть доверие русского народа!» – повторил Николай. – А вам не кажется, милорд, что сначала русский народ должен заслужить мое доверие?

Бьюкенен ответил ему улыбкой авгура:

– Вы, безусловно, правы: желательно и то, и другое вместе. Но делать придется то, что еще возможно сделать. И не завтра, а уже сегодня. Потому что завтра будет поздно. И нехорошо, – заявил англичанин. И добавил по-русски: – Da-da, nje karasho!

Это были немногие русские слова, которые лорд Бьюкенен знал и выговаривал с безупречным произношением. Он был из числа тех редких иностранцев, которые были удостоены звания почетного гражданина Петербурга. Но не считал необходимым знать язык туземцев. Зачем? Обходятся же в разных концах планеты полноценные подданные Соединенного Королевства без знания хинди или бенгали, пушту или африкаанса. Вон даже австралийские аборигены так же, как в свое время американские индейцы, заговорили на языке хозяина, а не наоборот. Русские не могут быть исключением. Скоро и они сменят хозяина, и законы для них будут писать в столице самой могучей империи планеты – в Лондоне.

Николай ничего не предпринял по тем императивным советам Бьюкенена. И теперь сидел под арестом в собственном дворце. А Бьюкенен был награжден одним из высших орденов Британии – орденом Бани.

Теперь обязанности его усложнились. Он контролировал почти каждый шаг демократического Временного правительства, состоящего полностью из приверженцев войны до победного конца. Посол, как и его коллеги в форин-офисе, да и сам Ллойд Джордж, ставший премьером, ни на минуту не сомневался, что это правительство России дойдет до конца – до своего собственного уж точно.

Ждать недолго. Поэтому надо спешить, чтобы заставить русских гарантированно и в полном объеме обеспечить театр военных действий поставками пушечного мяса.

– Франция Романова не примет, – угрюмо продолжал размышлять вслух Терещенко. – Не поможет и тень его отца – Александра Третьего, к которому французы, как ни странно, испытывали не только уважение, но и восторг. А вот любовь к Николаю у Франции просыпалась только тогда, когда он посылал русские полки на Западный фронт – на гарантированный убой. И ничего, что Россия, ее армия, испытывает острую нехватку личного состава. Есть вещи поважнее – нашему союзнику, вернее, союзнице, страшно! Немец ее испугал, воевать она с ним боится… Ехать царю в Германию или Австрию? Тоже исключено. Это плен, самый настоящий, военный. По-другому положение бывшего русского императора и его семьи определить будет невозможно. Да и вряд ли Романовы сами согласятся сделать столь замечательный подарок тем, в том числе и моему предшественнику на посту министра иностранных дел гражданину Милюкову, кто объявил царя и царицу изменниками, а персонально Александру Федоровну – личной шпионкой кайзера. Вы, конечно, знаете, что наши идиоты из Государственной Думы даже комиссию создали для поиска и извлечения из земли шпионского телефонного кабеля, проложенного от Царского Села – из кабинета царя в Александровском дворце до Берлина – прямо в кабинет кайзера Вильгельма! Ну, хорошо, это депутаты – им по должности положено быть слабоумными. Но – газеты!.. Но – образованная публика!.. Либералы наши, кадеты и октябристы – европейцы, можно сказать! Поневоле решишь, что они избраны в Думу представителями всех душевнобольных России. Требуют срочно выкопать кабель, предъявить как вещественное доказательство народу, а царя с царицей – в Шлиссельбург, в крепость! Поняли, наконец, наши народные защитники, почему Россия почти перестала производить патроны и снарядные гильзы: не стало меди, вся медь империи ушла на шпионский кабель!.. – Терещенко хотел плюнуть себе под ноги, но передумал. – Так что получается, что никто нигде несчастных Романовых не ждет! А ведь Англия была бы лучшим вариантом… Тем более, говорят, что и материально, с точки зрения состояния, у Николая Александровича есть там на что опереться… – он тяжело вздохнул.