Ученик Хранителя Cнов - Елизавета Лещенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, Эрни. Но я был отцом.
Последнее слово он произнес как будто через силу, по его лицу пробежала тень душевной боли. Эрни инстинктивно взял в свои ладони его руки, по-прежнему крепко сцепленные в замок.
Некоторое время Том молчал, глядя в окно. Между его светлых бровей проступила морщинка.
Потом он заговорил, не сводя глаз с извилистой улицы приморского города.
— Ты, наверное, видел ту фотографию в рамке… у нас в доме нет других фотографий.
— Да… там девушка, очень похожая на тебя.
— Её зовут Дана.
В голове у Эрни пронеслось карканье знакомого сиплого голоса: «Дана-порядок-Мистерпо!» Нетрудно было догадаться, кем приходилась Дане красивая женщина, обнимавшая ее на фото.
— Она живёт там? В этой стране с пальмами?
— Да. В стране с пальмами, морем, оранжевыми цветами, розовыми деревьями и темноволосыми бойкими людьми. Это Испания, Эрни.
— Они живут на этой улице?
— Нет. Но на этой улице немало милых магазинчиков, и они часто проходят здесь.
Эрни никогда не думал, что увидит Тома таким грустным. Он мог представить его уставшим, притворно-строгим или раздражённым, но не глубоко печальным и подавленным.
— Но… вы же видитесь?.. Хотя бы иногда?
— Иногда — да. Но чаще я просто смотрю в это большое окно.
Эрни не знал, что сказать, он просто продолжал сжимать похолодевшие пальцы Тома с шершавой кожей, обветрившейся на морозе.
— Как ты, наверное, успел заметить, я слишком люблю эксперименты. Однажды Далия сказала, что хочет «нормальной жизни» для себя и дочери. И ведь они имеют на это полное право, не так ли?
Последние слова Том произнёс совсем тихо, как будто надеясь, что это сделает грустную правду менее очевидной.
— Да, так. — Не смог не согласиться Эрни.
Ему было безумно жаль Тома, но он не знал, как подбодрить его. Он встал и налил по новой кружке чая для себя и Тома.
Глава 19. Потайная дверца и письмо для дедушки
Напившись чая, Том немного повеселел: он снова болтал ногой и барабанил по столу пальцами, продолжая рассказ.
— У Далии теперь собственная школа танцев. Ты не представляешь, как она танцует. Она даже меня научила, а раньше я двигался, как медведь.
Теперь Эрни понял, откуда у Тома такая осанка и пристрастие к каблукам.
— А Дана создаёт декорации для местного театра, у неё безупречное чувство красоты, она всегда была такая умница. Далия ужасно ей гордится.
Том ненадолго замолчал, пережёвывая очередное печенье, смоченное чаем.
— А как насчёт тебя, Эрни? Ты ещё не решил, чем хотел бы заниматься в жизни? Учитель труда считает, что в резьбе по дереву ты Огюст Роден. Так он мне и сказал.
Сердце Эрни сделало сальто. Он запустил руку под футболку и достал истончившийся, бледный и ломкий кусок пластика, всё это время служивший ему амулетом, надеждой, чем-то, связывавшим с самой сокровенной мечтой.
— Знаю, у меня здорово получается. Но это скорее хобби… Есть одна мечта… Однажды я… я услышал музыку и…
— О. Музыка — это чудесно, расскажи мне об этой музыке и своей мечте.
Эрни рассказал Тому всё. Ему казалось, что он полностью понимает его: видит его глазами, слышит его ушами, проживает его ощущения. Том действительно умел читать в сердцах людей, замечать и беречь всё чудесное, что есть в тех, кто рядом с ним, и даже в тех, кто далеко от него…
— Знаешь, у меня кое-что есть, что может тебе понравиться.
Том занырнул в нишу, звякнул какими-то ключами и исчез за шкафом. Эрни заглянул в нишу: Тома совсем не было видно.
Эрни обошёл громоздкий платяной шкаф. За шкафом в стене виднелся проём: низкий, в полный рост здесь прошел бы только годовалый ребёнок. Дверца в форме арки с древней-древней связкой ключей, торчавшей из неё, болталась туда-сюда, поскрипывая на грубых петлях. Пахло пылью и опилками.
Из проёма показалась голова Тома. Он выбирался из «потайной комнаты» на корточках. Приняв позу потягивающейся кошки, он что-то доставал оттуда. Раздался звук лопнувшей струны.
Наконец Том, и то, что он доставал, окончательно появились. Эрни широко раскрыл глаза: Том держал в руке точно такую же лютню, какую он на днях видел на картине и вырезал из дерева.
— Не имею ни малейшего понятия, как обращаться с ней, но учитель музыки наверняка подскажет что-нибудь. Это настоящая средневековая лютня. Давным-давно мне подарил её один из учеников, распродававший антиквариат, доставшийся ему по наследству. Если бы не твоя история, я даже и не вспомнил бы о ней. Тебе она интересна, или запихнуть её обратно?
— Она… она… потрясающая! Можно подержать?
Эрни осторожно провел пальцами по оставшимся в живых расстроенным струнам запылившейся лютни. Сейчас ему казалось, что в этих звуках больше магии, чем во всем, с чем ему довелось столкнуться в доме Тома.
— В понедельник покажу её учителю музыки, узнаю, где раздобыть струны и нуждается ли она в ремонте. А пока делай с ней всё, что хочешь, я буду там. — Том указывал на «хранилище».
Эрни сел в кресло, стараясь понять, как правильно держать лютню. Он пытался вспомнить, как это делал человек, изображённый на картине в кабинете музыки. Пальцы Эрни не были нежными, но прижимать струны к грифу так, чтобы звук был приятным, было трудно и больно: струны оставляли в подушечках пальцев глубокие борозды.
Однако это не остановило Эрни: он пробовал и пробовал снова и снова, пока не получился более-менее внятный мотив. И это было совсем не то, что слушать со стороны любую, сколь угодно прекрасную музыку, это было… настоящее волшебство. Волшебство, создаваемое его собственными уставшими пальцами.
Наверно, Эрни просидел бы так, прижимая и перебирая струны, весь остаток дня и полночи, но он вспомнил, что завтра Нина ждёт его, чтобы сделать рисунок для урока ИЗО, а учителю труда он обещал ещё парочку фигур из дерева к понедельнику. Хорошо бы ещё помочь Тому со снами и накормить Мистера По чем-нибудь вкусным.
Эрни взял брусок и нож, один из тех, которые одолжил ему учитель труда. Он представил себе фигурку: девушку-тинейджера с головой кошки (точнее, «лицом» и ушами) и длинными волосами. Минут через пятнадцать он почти закончил: осталось только доработать форму ног и руки, скрещенные на груди.
Давая рукам отдохнуть, он разглядывал сквозь окно улочку испанского города, залитую послеполуденным светом. По ней не спеша шла девушка. Время от времени она останавливалась.
