Обкуренные черти - Патрик Фосс

Второе, на что обратила внимание Джессика, была невыносимая жара. По ее лицу струился пот. Ее шикарные юбка и блузка от Донны Каран совершенно вымокли и прилипли к телу. Было трудно дышать. Джессике казалось, будто она сидит в сауне, так сильно воздух обжигал ноздри. Взглянув на ряд закрытых окон, вытянувшихся под крышей лодочного сарая, она усилием воли встала.

Окна находились слишком высоко, чтобы можно было их открыть обычным путем, и поэтому с каждого свисала длинная металлическая цепь. Цепи эти были такими ржавыми и грязными на вид, что Джессике не хотелось к ним прикасаться. Скорчив гримасу, она ухватилась за одну из них и потянула. Безрезультатно. Она потянула сильнее.

Попробовала двумя руками.

Когда же она дернула цепь со всей силой, с какой только могла, и ничего опять не случилось, если не считать того, что руки были теперь в грязи и ржавчине, она снова запаниковала. Схватила другую цепь, потом следующую, сделала резкий рывок и упала на пол: цепь оборвалась и ударила девушку по лицу.

— Твою мать! — закричала Джессика в истерике.

Казалось, что температура в здании поднялась до двухсот градусов, и Джессика испугалась, что задохнется, если не найдет способ открыть окно. Увидела ломик, подняла его двумя руками, бросилась к стене, подпрыгнула и дико размахнулась. Когда окно разлетелось вдребезги, она прикрыла глаза. Осколки стекла посыпались на нее, застревая в волосах. Ломик громко звякнул о пол, и Джессика сделала шаг назад, втягивая в себя свежий воздух, повторяя: «Господи Иисусе, благодарю тебя, Боже, благодарю тебя, благодарю», и шептала это, пока не почувствовала, что сердце стучит уже не как бешеное, а вполне нормально.

Так, уже лучше. Джессика повернулась к разбитому окну и закрыла глаза, подставляя лицо солнечному свету. Издалека доносились грохот грузовиков, низкое жужжание электростанции, ставшее теперь громче, и даже человеческие голоса, возможно, с лодки или с того берега реки.

Голоса..

А если кто-нибудь слышал, как она разбила окно?

Девушка снова разволновалась и принялась кусать ногти. Да, там, снаружи, были люди. На лодке? По ту сторону реки? Джессика пыталась вспомнить, был ли поблизости мост. Может, пара приятелей пришли порыбачить? Увидят разбитое окно, позвонят в полицию…

Боже, полиция явится сюда. Полицейские будут колотить в дверь, а не получив ответа, взломают ее. Вскроют замок, увидят на полу Дзэния, связанного и с кляпом во рту, увидят ее… А она даже не может выбраться отсюда. Она заперта внутри.

— Боже, боже, боже! — закричала Джессика.

Побежала к двери и просунула ломик между внешней задвижкой и стеной. Гигантский мертвый засов. На какое-то время он задержит полицейских… Нет, не поможет: один полицейский подставит другому спину, и тот влезет в окно.

Она глубоко вздохнула.

Потом еще раз.

Но может быть, никто ничего не услышал?

Лодочный сарай находится рядом с электростанцией. Кто может ошиваться около электростанции? А с другой стороны вода, причем на вид совершенно отвратительная. Она сама и руку в нее не сунула бы, не то что решила бы в ней рыбку половить. Никого там нет. Все на работе, или спят, или занимаются нормальными субботними делами. Никто ничего не слышал.

А вдруг все-таки?..

Даже если кто и слышал, он не будет звонить в полицию. Это же Япония! Здесь каждый занимается своим делом. Ну, разбито окно, но ведь это не твое окно, что о нем думать. Так принято в Японии: надевать на глаза шоры и не обращать никакого внимания на то, что тебя не касается. Кажется, она что-то читала об этом? Сто тридцать миллионов человек в стране размером с Калифорнию, причем для жизни пригодна территория всего-то размером с Коннектикут. Здесь ты просто вынужден закрываться от мира, а не то сойдешь с ума.

Джессика испытала некоторое облегчение.

Она просто устала, вот в чем дело. Провела на ногах всю ночь, потом дела пошли наперекосяк — если можно так выразиться, — и вот уже она распсиховалась. Пора успокоиться. И подумать, что с ними будет.

Подумать о том, что делать. Может, станет легче?

Джессика посмотрела на часы. Почти полдень. Когда Крис обещал вернуться? Она не помнила. Дзэния скоро опять проснется, если еще не проснулся. Боже, она не хотела с ним возиться. Если он начнет двигаться, ей будет страшно. Но так или иначе, нельзя спускать с него глаз…

Усилием воли Джессика повернула голову и посмотрела на пленника.

Дзэния все еще лежал на боку, подвернув ноги. В тени его тело казалось расплывчатой, неопределенной массой. Он не двигался. Приглядевшись к нему, она вдруг подумала, что за все время он так и не переменил позу. Он не шевелился по крайней мере с того момента, как ушли Крис и Таро. Похоже — ха-ха! — похоже, он мертв.

Ха-ха.

Кинувшись к старику, Джессика перевернула его на спину. Она увидела, как по его лицу струится пот. Мертвые не потеют. В самом деле? Боже, как она может быть уверена в этом? Может, и потеют. Может, из них вытекает какая-то жидкость. Откуда ей знать? Она же не врач. Она наклонилась к его носу, прислушалась. И сначала ничего не услышала, кроме утреннего шоу, доносившегося из наушников, из-под полотенца, которым была перевязана голова Дзэния. Щебечущий диджей вставлял английские выражения типа «Послушаем же клевую музыку!» или «Мы так счастливы!» в мощный поток японской скороговорки. На девушку опять накатила могучая волна паники. И тут она услышала дыхание старика. Легкие, быстрые толчки. Задрожав, она встала.

— О боже! — произнесла она, и хриплый, грубый звук собственного голоса отозвался еще одним ударом в сердце.

Она не знала, сможет ли все это выдержать.

Открыв сумку, она нашла там наполовину опустошенную бутылку минералки и допила воду. Она не стала ловить последние капли, и они сбежали по подбородку на шею. Как приятно было ощутить кожей прохладу! Она посмотрела на душ, прикрепленный к стене, и подумала, что сейчас, пока она одна, самое время освежиться. К тому же у нее есть платье от Москино, в которое можно переодеться.

Ей только не хотелось идти босиком по этому полу, и поэтому она решила не снимать туфли на каблуках. Джессика расстегнула молнию на юбке. Стоило немалого труда выбраться из нее, потому что влажная ткань так и липла к телу. С блузкой и лифчиком было еще хуже. Стянув наконец трусики, она вдруг засомневалась, смутилась, оглянулась на распростертого на полу Дзэния и инстинктивно прикрылась руками.

Но ведь его глаза были закрыты бинтами и полиэтиленовой пленкой.

К тому же разве ему не приходилось прежде видеть ее наготу?

Вода в душе была холодной, коричневой и пахла морем, но все равно было приятно. Джессика подумала, что, стоя на каблуках, она может упасть, и поэтому села на корточки, прямо под струю, чтобы она обтекала ее. Она закрыла глаза и откинула назад волосы. Ей не хотелось двигаться, не хотелось думать. Ей хотелось стоять здесь, под потоком воды, до тех пор, пока вода совсем не смоет ее.

Потом ей вдруг опять пришло в голову, что Дзэния умер.

Она не открывала глаз. Почему это Дзэния должен умереть? Она ведь проверяла его пять минут назад. Тогда с ним все было в порядке. Прямо паранойя какая-то.

Нет, она не будет подходить к нему еще раз.

Она открыла глаза и, прищурившись, взглянула на старика. Он лежал в той же позе, в которой она оставила его, то есть на спине. Она стала следить, движется ли его грудь вверх-вниз, и не смогла этого определить.

Он не дышал.

— Нет, он дышит! — прошептала она. И снова закрыла глаза. Просто смешно. Она велела себе не поддаваться глупому порыву и не приближаться к заложнику.

Потом открыла глаза и снова посмотрела на него.

— Черт! — выругалась Джессика, встала и выключила воду. Злясь на саму себя, потащилась в мокрых туфлях туда, где лежал Дзэния. Став на колени на циновку около него, наклонилась и приложила ухо к его лицу. Вода с ее мокрых волос капнула ему на лоб, и он застонал. В изумлении Джессика подскочила, ее левый каблук сломался, и она упала прямо на грязный бетонный пол.

— Блин! — воскликнула она, больше от страха, чем от боли.

Потерла ушибленный зад и увидела, что ее рука стала черной. Разозлившись, толкнула пленника грязной рукой.

— Я только что приняла душ, слышишь, придурок! — крикнула она. И ступни, и ноги тоже стали совсем черными. Она скинула вторую туфлю. Час от часу не легче! Встала. — Ах ты кусок дерьма! — заорала она. — Я опять вся грязная! — Джессика закатила глаза. — Боже, да я ведь с тобой разговариваю.

Но ей было приятно слушать чей-то голос. Даже свой собственный. Она ткнула пальцем в Дзэния.

— Ты не помрешь из-за меня, понял? У тебя всего лишь вот такая малюсенькая ссадина, — она сблизила указательный и большой палец так, что между ними оставалось не больше дюйма, — вот такая, от моего каблука. Мои туфли стоили в Токио пятьдесят тысяч иен, и сломала я каблук из-за тебя! Ты не помрешь! Никто еще не помер от такой царапины. Ты это знаешь. И я это знаю, так что перестань надо мной издеваться, а то я с ума сойду.