Ядовитое жало - Николай Далекий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Серовол уже слушал рассеянно, он просматривал привезенные Чернецким документы, и Юра понял, что капитан верит Оресту, но для большего успокоения совести будет уточнять некоторые детали.
— Почему же ты не рассказал кому‑нибудь о своих планах? — вяло, видимо, думая о чем‑то другом, спросил Серовол.
— Товарищ капитан, а кто бы мне разрешил отправиться в родное село? Сказали бы — это опасная затея, хочешь мстить, воюй хорошенько, бей гитлеровцев.
— Неизвестно, может быть, и разрешили бы… — нравоучительно произнес капитан. — А так серьезное нарушение дисциплины, неизвестно, как Бородач на это посмотрит.
Чернецкий развел руками.
— Что сделаешь… Я должен был знать точно. Я должен был своими руками… А теперь судите как хотите.Капитан передал документы Юре, чтобы тот спрятал их в сумку.
— Почему ты таскал с собой этого Шульца? Орест смутился.
— Сказать правду боялся, что вы мне не поверите. Документы что, документы можно достать, историю можно любую выдумать, а тут живой свидетель.
— Какой он живой? Он мертвый.
— Но все‑таки фотографию в документе вы можете сверить с его личностью в натуре.
Серовол улыбнулся. Первый раз за весь этот допрос.
— Так, Орест, — сказал он весело. — Теперь последний вопрос: все, что рассказал, правда? Или что‑нибудь утаил, переиначил? Говори признавайся. Минуту на размышления.
— Все правда…
— А может быть, что‑нибудь забыл? Смотри, Орест, через минуту скажешь — будет поздно.
Под небритыми щеками Ореста взбугрились желваки, взгляд темных глаз стал сердитым.
— Раз уж правду до конца, должен сказать и это… Но только вам, товарищ капитан, по строгому секрету, потому что это касается только меня и никого другого.
— Можешь говорить при нем. Юра секреты лучше меня сохраняет… Что утаил?
— Дело в том, что Галя, — смущенно начал Орест, — Галя не сестра мне, а невеста. Не хотел я, чтоб хлопцы знали. Вы не беспокойтесь, товарищ капитан, мы жениться будем после войны. Но вы дайте слово, что никому не скажете.
— Дадим, но нам надо сперва побеседовать с Галей.
Беседовать с девушкой Серовол поручил своему помощнику. Через десять минут Коломиец доложил капитану, что рассказы Ореста и Гали во всех деталях совпали. Единственное расхождение ― Галя клянется, что она родная сестра Ореста.
— Я ее просил так говорить… — смущенно признался Чернецкий.
— Ладно, Орест, — сказал капитан. — Благословляю. Так и будет: до конца войны вы с Галей — брат и сестра.
Серовол улыбнулся, рассеянно поглядел на своего помощника. Он уже думал о другом, его все сильней и сильней охватывало тревожное чувство. Версия Высоцкого была очень удобной и успокоительной для начальника разведки, и он невольно начал было привыкать к ней. В самом деле, все очень складно получалось: был в отряде шпион Чернецкий, проштрафился этот самый Чернецкий перед своим шефом и из страха, что шеф его уничтожит, покинул отряд, бежал куда глаза глядят, не успев использовать те снотворные таблетки, какие он выменял за сапоги у фельдшера! Но Чернецкий вернулся из самовольной отлучки, загадочная история с таблетками прояснилась полностью, версия начальника штаба лопнула как мыльный пузырь. Значит, все надо начинать сначала, а чертов агент разгуливает где‑то рядом, словно надел шапку–невидимку. Впрочем, «сиамские близнецы» неспроста появились в отряде. Один из них послан на связь…
14. «Прочесть после смерти»
«Товарищи, эти строки прошу прочесть после моей смерти…»
Москалеву показалось, что кто‑то подходит к нему сзади, и, испугавшись, он быстро оглянулся. Нет, никого близко не было. Место он выбрал укромное. Тут у небольшой лесной полянки его никто не мог потревожить. Он сидел на пеньке, над головой лопотала листвой осинка.
Поправив на колене листок бумаги, Валерий продолжал прерванное занятие, тщательно выводил огрызком чернильного карандаша каждую буковку: «Я не хочу, чтобы моя злая тайна ушла со мной в могилу. А могила ждет меня. Такие, как я, не должны ходить по земле. Смерти не боюсь, я сам ищу ее. Боюсь только позора. Поэтому хочу, чтобы вы после моей гибели знали всю…»
Москалев не дописал фразы, так как в этот момент кто‑то подкрался сзади, закрыл мягкими ладонями его глаза, и девичий голос проворковал над ухом:
— Угадай!
У Валерия перехватило дыхание: Оля! Нашла‑таки… Охваченный страхом, он торопливо схватил пальцами лист, скомкал его и лишь тогда разнял руки девушки.
Он не мог унять нервную дрожь и сказал как бы в оправдание:
— Испугала…
— А что ты писал? Письмо? Кому? — девушка заметила состояние Валерия, но не поняла причины его волнения. Ей хотелось растормошить его, развеселить.
— Кому надо, Оля… — сухо сказал Москалев и поднялся с пенька.
— Родным? Девушке? —Оля притронулась к его локтю.
— Отстань! — отстранился от нее партизан. Грубость Валерия неприятно поразила Ольгу, она удивленно посмотрела на юношу и обиженно поджала губы.
— Извини… — буркнул Москалев.
— Валерий, может быть, вы все‑таки объясните, что с вами происходит? —переходя на официальный тон, спросила Ольга. — У меня такое впечатление, что вы избегаете встречи со мной.
— Не выдумывай. Просто так получается.
— Нет, не просто, — покачала головой Ольга. — Я заметила, вы стараетесь не попадаться мне на глаза. Странно. Разве я проявила какую‑нибудь нетактичность, была навязчива или обидела вас чем‑либо? Скажите, Валерий. Вы поймите мое положение: я всем рассказываю, как вы меня спасли, а мой спаситель видеть меня не хочет.
Валерий угрюмо молчал.
Девушка долго испытывающе глядела на него. Наконец произнесла негромко.
— Я не хочу лезть к вам в душу, Валерий, но мне кажется, что вас что‑то мучает. Я угадала? Может быть, я могу чем‑либо помочь? Доверьтесь мне, Валерий. Серьезно! Я так хотела бы вам помочь, сделать что‑нибудь хорошее, приятное для вас. Но только не подумайте, что я навязываюсь. Ведь могут быть и простые человеческие взаимоотношения.
— Ты, Оля, хороший, счастливый человек… — сказал Москалев, отворачиваясь.
— А вы разве плохой? Вы прекрасный, мужественный человек, Валерий. Я ведь помню, как вы вели себя, когда нас преследовали враги. Я помню каждое ваше слово, жест. Нет, для меня вы настоящий человек, герой.
— Спасибо, Оля. — Валерий схватил руку девушки и крепко сжал ее. Он был взволнован. — Вот ты и помогла мне. Теперь я знаю…
— Что вы знаете?
— Знаю, что мне делать. — Партизан смотрел на девушку смеющимися глазами, в которых блестели слезы.
— Вы говорите загадками. Вы любите говорить загадками, Валерий.
Неожиданно для Ольги Валерий поцеловал ее в щеку и, ничего не сказав, быстро зашагал в сторону хутора.Ольга несколько раз окликнула его, но он не остановился и даже не оглянулся.Юра Коломиец «оформлял» второго Когута.
Еще в лесу, предвидя, что у него будет много работы, капитан Серовол доверил это дело своему помощнику. Он шепнул Юре на ухо: «Когута–первого я уже перекрестил на Кузьму Горбаня, придумал ему легенду. Он в третьей роте. Оформи в том же духе второго. Скажи ― «капитан так приказал». Это был весь инструктаж ― Серовол уже убедился, что Юра с такими поручениями справляется хорошо.
Когут–второй сидел на скамье, ждал, что скажет «писарь». Хлопец поспал в клуне на сене часа три, отдохнул и уже не выглядел таким измученным и несчастным, как при первой встрече. Только глаза его по–прежнему были печальными. После сна его тянуло на зевоту, и, зевая, он каждый раз прикрывал рот ладонью левой руки.
«И у того глаза были печальными, ― вспомнил Юра. ― Печальными и злыми. Но ведь это дело характера. Андрей Когут может быть суровым человеком, может быть и мягким, душевным. Кто же из этих двух настоящий, с настоящим горем, а кто тот, для которого чужое горе только личина?»
Юра перебрал в памяти рассказы одного и другого Когута, сопоставил их и снова убедился, что рассказы эти полностью совпадают. Только в одном месте имелось нечто, похожее на расхождение. Когут–первый говорил о гибели своих родных, как об уже установленном, не подлежащем сомнению факте, а этот, второй, что сидел сейчас перед Юрой, не утверждал, а предполагал: «Я думаю, они все погибли», ― сказал он. Но, может быть, слово «думаю» возникло случайно, и Когут–первый мог выразиться точно так же?
Нужно проверить.
— Андрей, ты сказал, что все твои родные погибли.
— Погибли.
— А если не только тебе, а и кому‑нибудь из них удалось спастись? Ведь бывают всякие случаи, бывают прямо‑таки чудеса.
Когут вздрогнул, пристально посмотрел на «писаря» и тут же отрицательно покачал головой.
— Трудно… — сказал он с тяжелым вздохом. —Нет, нет, на это надеяться нельзя. То было бы действительно чудом. Я думаю, они погибли все…