В небе Балтики - Андрей Калиниченко

А внизу столбы воды и дыма от десятков разорвавшихся бомб окутали два корабля.

- Один горит, другой тонет, - радостным голосом доложил Степанов.

Опустив нос и высоко подняв корму, сторожевой корабль, медленно погружался в воду.

- Туда ему и дорога, - сказал Бородавка.

- Есть что писать в донесении, - подмигнул я адъютанту.

Мы уходили от цели. Слабел зенитный огонь. На душе теплело от сознания удачной работы. Теперь скорее домой.

И вдруг стрелок-радист доложил:

- Командир, в звене Пасынкова горит правый ведомый!

Я оглянулся. Языки пламени вырывались из крыла "Петлякова". Горела машина молодого летчика Казакова, недавно прибывшего из училища.

- От чего загорелся? - спросил я у Степанова.

- Истребителей противника в воздухе нет. Видимо, подбили зенитки, ответил стрелок-радист.

Как же так? Огонь был настолько слабым, что от него легко было уклониться. Но Казаков, видимо, допустил ученическую ошибку - он не маневрировал, надеялся на авось. И вот теперь расплачивается.

Два "яка" подошли вплотную к горящему "Петлякову", как бы пытаясь поддержать его на своих крыльях. Но Пе-2 продолжал снижаться, затем перешел в крутую спираль и упал в воду. Никто не выпрыгнул с парашютом. Летчик Казаков, штурман Терещенко и стрелок-радист Тыщук разбились вместе с самолетом.

Остаток пути летели молча. Вскоре показался выступ берега - это мыс Кургальский (вражья земля), то самое место, где нас часто встречали фашистские истребители.

Раков повел группу со снижением, затем перешел на бреющий полет. Теперь с берега нас не смогут заметить, а истребители тем более не успеют перехватить. Мы без бомб, и высота нам ни к чему. Идем настолько низко, что от воздушного потока за хвостами машин остаются следы возмущенной воды.

Мне по душе бреющие полеты над морем. Да и как их не любить! Одно дело - полеты на высоте. Там порой вообще теряешь связь с морем, с горизонтом, попадаешь во власть приборов и как будто висишь неподвижно в пространстве.

Иное ощущение испытываешь на бреющем. Здесь ты уже во власти стремительного движения, словно через себя пропускаешь встречный бег причудливых волн. Такой полет требует от летчика предельного внимания, быстроты ориентации и зрительного восприятия, позволяет лучше почувствовать послушность машины.

Небо впереди потемнело, стеной подступили облака с бахромой дождевых полос. Майор Раков сделал горку. Мы последовали за ним. Высота триста метров, выше - сплошная облачность. Над Ленинградом шел дождь. Подана команда "Разойдись", и самолеты один за другим стали отваливать от строя. Сквозь мокрое стекло кабины почти не видно посадочной полосы.

- Командир, стартовая радиостанция передала приказание садиться в Кронштадте, - сообщил Степанов.

Дождь усиливался, видимость ухудшалась. Уже не различаешь самолета, идущего в ста метрах впереди. Недалеко и до столкновения.

- Как, товарищ майор? Пойдем в Кронштадт? - спросил я Бородавку.

- Пойдем, - согласился штурман.

Восемь минут полета, и мы - над Кронштадтом. На кругу замечаю несколько наших "пешек". Видимость улучшилась, дождь уже прошел, и мы без труда сели на аэродроме, где базировались истребители соседней дивизии. Шесть "Петляковых" выстроились в ряд. Экипажи собрались возле самолета старшего лейтенанта Усенко.

- Ну как самочувствие? - спросил он у меня.

- Все в порядке, товарищ старший лейтенант, - бодро ответил я, скрывая свою усталость.

Длительное пребывание над морем, полет в плотном строю на бреющем, пилотирование под проливным дождем и посадка на незнакомом аэродроме - все это не прошло бесследно. Я действительно был сильно утомлен.

Майор Бородавка уже составлял список приземлившихся здесь экипажей, чтобы сообщить о них на свой аэродром. Размахивая листком бумаги, он подошел к Усенко и сказал:

- Вот кто здесь сел, читай.

- Усенко, Косенко, Калиниченко, Бедненко, Туренко, Быченко, - громко прочитал Усенко.

Оказывается, радиограммы в полете приняли только украинцы.

Все засмеялись.

- Национальная эскадрилья посетила древний Кронштадт, - весело шутил Бородавка. - А вот и хозяева, - сказал он, указывая на газик, мчавшийся через летное поле.

- Кто у вас старший, товарищи бомберы? - спросил подъехавший капитан.

Усенко подошел к капитану. Поздоровались. Узнав, кто мы, почему сели, нет ли раненых, капитан сказал:

- Сейчас за вами придет машина.

Нас отвезли в столовую и накормили. После обеда собрались в курилке. Подошел высокий и стройный лейтенант в армейской форме; Его грудь украшала медаль "За оборону Ленинграда".

- Не найдется ли закурить, братцы-морячки? - обратился лейтенант.

- Кури, браток, - несколько рук с портсигарами и кисетами одновременно протянулись к летчику. - Откуда взялась здесь пехота?

- Я, как и вы, здесь гость, - ответил лейтенант. - Перед вами сел, мотор забарахлил.

Закурили.

- Давно воюешь? - спросил Усенко.

- Пять месяцев, - ответил летчик, сделав глубокую затяжку. Штурмовиков прикрывал над полем боя, да вот не дотянул до своего аэродрома. А вы над морем работаете?

- Точно! - с гордостью заявил Константин Усенко.

- А скажи, браток, почему над морем моторы хуже работают?

- Ничуть не хуже. Так только кажется, когда нет уверенности, - возразил Усенко.

- Все наши летчики утверждают это, - настаивал лейтенант.

- Ну и что же? Они летят над морем и все время посматривают на берег, упрекнул Усенко.

- А трудно бомбить корабли? - допытывался лейтенант.

- Слетай, узнаешь, - сказал Усенко. - Посуди сам: на земле можно наметить ориентир, заранее рассчитать прицельные данные, а затем выдержать элементы полета и сбросить бомбы. А над морем? Там ориентиров нет. Цель движется, силу ветра не знаешь. И вот кажется, все учел, перешел в пике, а корабль лег в циркуляцию, и бомбы рвутся рядом с его бортом. Так-то, браток.

Подошел Бородавка.

- Пока улучшится погода, можно посмотреть кинофильм, - предложил он. Прямо здесь, в столовой. Все уже готово.

- Хорошо, - согласился Усенко. - Желающие, заходите.

Мы вошли в столовую. Окна были занавешены, на стене висело белое полотнище. Свет погас, на экране замелькали первые кадры фильма. Душно стало в тесной столовой. Фильм смотреть не хотелось. Я подошел к Усенко и шепнул на ухо:

- Пойду на стоянку, к самолетам. Усенко согласно кивнул головой. Я вышел.

Прямая улица с невысокими кирпичными зданиями, тенистыми аллеями выходила к аэродрому. Шум прибоя напоминал о близости моря.

Извивающаяся среди кустарников тропинка вывела меня к летному полю. У самолетов трудились два стрелка-радиста, оставленные здесь по распоряжению Усенко. Им помогал дежурный по стоянке техник. Они заправляли самолеты бензином, маслом, воздухом.