Обнаженная дважды - Элизабет Питерс

— Если ты скажешь «желание смерти», я запущу им в тебя.

Она, возможно, и вправду ударит его, подумал О’Брайен.

— Я собирался употребить «склонная к несчастным случаям». Я, как и ты, читал работы по психологии.

— Я тебе верю.

— Теория, или что Катлин Дарси имела, так это… — О’Брайен остановился как раз вовремя.

— И то, и другое. Ни то и ни другое, — размышляла Жаклин, подпирая руками подбородок. — Это не просто несчастные случаи, Патрик, это накопление странных фактов. Если она позаботилась о продолжении, установив порядок конкурса, то почему сама не поразмышляла и не написала его? Несомненно, это ослабляет версию самоубийства. Если она встретила некоего странника, неизвестного убийцу, по чистой случайности, то как ты объяснишь ее предчувствие приближающейся смерти? Она написала свое завещание всего за несколько недель перед тем, как пропала. Я не верю в предчувствия.

— Они недопустимы в суде. Но…

— Отрывок из поэмы Дунбара, найденный среди бумаг в ее сумочке, — это другой ключ к разгадке, — продолжала Жаклин. — Бумаги были самыми разнообразными, этакая смесь, которая имеет обыкновение накапливаться в женской сумке.

— Тебе лучше знать, — проворчал О’Брайен.

Жаклин грубо намекнули на беспорядок в ее сумке. Она продолжала, не отвечая на шпильку Патрика:

— Счета, купоны, рецепты, чеки… а эта цитата была среди них единственной художественной записью. Несла она в себе какое-либо специальное значение? Некоторые предполагают, что эта записка самоубийцы. «Тимор мортис котурбат ме…»

— «Страх смерти не отпускает меня». — О’Брайен не мог устоять, чтобы не высказать свою осведомленность. — Вполне резонный выбор цитаты для самоубийцы…

— Ба, — грубо возражала Жаклин. — Это был логический рефрен поэмы Дунбара; он ссылался на смерть писателей — его коллег и современников. Но существует большое количество цитат, более подходящих для такого случая, а Катлин была писателем, она могла бы подобрать свои собственные подходящие к случаю слова. Почему тридцатилетняя здоровая женщина могла бояться смерти — если только не знала, что кто-то пытается убить ее? — И почему так долго не была обнаружена машина? Кто-то, должно быть, приложил усилия, чтобы спрятать проход и следы в лесу. Разве самоубийца подумал бы об этом? Но преступнику могло сыграть на руку, если тело будет обнаружено не сразу. Чем больше пройдет времени, тем труднее точно установить время смерти.

О’Брайен вспомнил и о других преимуществах для убийцы в этом случае, но не упомянул о них. «Проклятье, — подумал он раздраженно. — Она достает меня. Я должен попытаться отговорить ее от…»

С удивлением и некоторым возмущением он услышал свой голос:

— Есть ли у тебя что-нибудь конкретное помимо этих непонятных случаев и твоего собственного, не поддающегося контролю, воображения, что могло бы указывать… гм…

— На убийство, — подсказала Жаклин. — Ты, как и другие, не должен считать, что это слово так трудно произносить. Патрик, ты не обманешь меня; ты не помнил бы дело с такой ясностью, если бы был полностью удовлетворен результатами его расследования.

О’Брайен неловко вывернулся:

— Никто не был полностью удовлетворен ими. Но это всего лишь один из многих случаев, которые могут быть так никогда и не раскрыты. Что случилось с парнем, вернувшимся домой, чтобы взять зонтик, и исчезнувшим с лица земли? Порубила ли Лиззи Борден знаменитым топориком своих родителей, или это сделал кто-то еще? Что на самом деле случилось с принцами в башне…

— О, я знаю, что случилось с ними, — кротко сказала Жаклин. — Но это было давным-давно. Убийца Катлин Дарси еще живой и брыкается. Хотела бы я посмотреть, как он или она видят надвигающееся на них возмездие. А ты бы не хотел?

— Когда вы перестали бить свою жену? — пробормотал О’Брайен.

— Прошу прощения?

— Еще один вопрос без ответа. А теперь посмотри сюда, Джейк…

Продолжительный звонок по интеркому у входной двери прервал движущийся локомотив его мыслей. Жаклин извинилась и пошла ответить на зуммер. Он услышал, как она говорит кому-то подниматься прямо сейчас.

— Ты кого-то ожидала? — спросил он, радуясь возможности избежать нежелательной дискуссии.

— Она пришла немного раньше, — ответила Жаклин. — Нет, не уходи, Патрик. Я думаю… Да, я думаю, что хорошо было бы тебе с ней встретиться.

Улыбка, озарившая ее лицо, возбудила в душе О’Брайена самые страшные предчувствия. Он знал эту улыбку. Не успел он запротестовать, как зазвенел дверной колокольчик и Жаклин пошла встретить гостью.

У О’Брайена сложилось мнение, что она не стоила того, чтобы ее ожидали. Бледная, некрасивая — нет, скорее, невзрачная. Она подала Жаклин свое пальто. Платье на ней было не по росту велико и скрывало все тело почти до лодыжек, свисая складками. Женщина не станет носить такое уродство, если только ей нечего прятать, подумал О’Брайен критически. В данном случае наблюдалось скорее отсутствие линий вообще, чем их избыток; ничто не нарушало плавного течения ткани как спереди, так и сзади, как справа, так и слева.

Жаклин представила их друг другу. Она заливалась:

— Патрик, Сара — мой новый агент. Я так рада этому. Сара, держу пари, что вы не сможете догадаться, чем он занимается.

Саре, очевидно, было наплевать, что Патрик делает. Глядя на то, как Жаклин суетится вокруг нее, можно было подумать, что она была королевой.

— Садитесь в кресло, оно самое удобное. Курите; я знаю, что вы курите, однажды я видела, как вы докуривали сигарету в холле… Вот удобная пепельница и чашечка хорошего кофе или вы предпочитаете лимонад? У меня есть целый кувшин готового лимонада…

Теперь О’Брайена нельзя было и клещами вытянуть из дома Жаклин. Он был захвачен дьявольским очарованием. Он знал все о Саре Сондерс, он слышал, как Жаклин откровенно проклинала ее несколько раз. Чего добивается Жаклин?

Патрик вскоре понял. Жаклин не теряла времени. Они обменялись несколькими незначительными фразами, прежде чем она снова стала извиваться вокруг Сары, настойчиво предлагая ей сливки и сахар. Каким-то образом Жаклин умудрилась выбить тлеющую сигарету из руки Сары. Та приземлилась на юбку, огромную по своей площади. Сара прыжком вскочила на ноги, сигарета упала на пол, О’Брайен дотянулся до нее, и Жаклин холодно, с расчетом вылила содержимое кувшина означенного лимонада прямо на Сару.

У О’Брайена отвисла челюсть. Жидкость намочила платье Сары спереди. Оно прилипло к телу, обрисовав изящные запястья и плавную линию бедер, лаская две конические выпуклости, дразняще выпирающие через…

— Я та-а-ак извиняюсь, — запричитала Жаклин. — Но лучше промокнуть, чем поджариться, разве не так?

Немного лимонада брызнуло в лицо Сары. Она машинально вытерла его рукавом, и вместе с ним сошел грим, придающий лицу болезненную бледность. Ей не нужна была губная помада, губы были розовые, полные, волнующе изогнуты.

О’Брайен закрыл рот. Сара приняла позу, которая предваряла бранные слова и непристойности. Прежде чем она обрела дар речи, Жаклин твердо взяла ее за руку.

— Вы не можете сидеть здесь в мокром платье, дорогая. Пойдемте в спальню, я вам подберу что-нибудь, чтобы вы переоделись.

Когда они вернулись обратно, трансформация была полной. Как Жаклин убедила Сару распустить волосы, О’Брайен не знал да и не хотел знать. Они падали волнистой пеной до плеч, обрамляя лицо, с которого были удалены все следы маскирующего грима. И что это было за лицо! Здорового розового цвета, светящееся сейчас сильными эмоциями; глаза, опушенные темными ресницами, плавная линия чувственного рта. Платье, которое она надела, было одной из наиболее экстравагантных покупок Жаклин, сшитое из огромного куска шелка «марабу» и плотно перехваченное в талии поясом. Облегающий шелк подчеркивал фигуру, полную ее исконного обещания.

Жаклин нежно усадила видение в любимое кресло и отступила назад, чтобы полюбоваться эффектом.

— Разве сейчас не лучше? — спросила она.

— Ты чертовски права, — одобрительно подтвердил О’Брайен.

Сара Сондерс пристально посмотрела на него. Ее щеки потемнели и стали темно-розовыми.

— Вы… вы… — Она перевела взгляд на Жаклин. — Вы… это намеренно!

— Да, намеренно, — просияла Жаклин, как если бы ей сделали комплимент. — Я заметила это в первый день нашего с вами знакомства, когда Брюнгильда сбила со стола вазу и вас залило водой… Вы недостаточно быстро выбежали за дверь, моя дорогая. Естественно, я захотела узнать, почему женщина прячет такую хорошую фигуру и прикрывает лицо косметикой. И мне не потребовалось много времени, чтобы понять почему. Бутон. Я не виню вас за то, что вы хотите увернуться от его приставаний, но почему вы пошли на работу в первое попавшееся место? Вы должны были знать его репутацию.