Босс скучает (СИ) - Тэя Татьяна

— Эй, а как же речь? — киваю я, когда его свободная пятерня ложится мне на ягодицу.

— Речь почти готова, — этот его взгляд из-под полуприкрытых век говорит о голоде совершенно другого рода.

Вместо того чтобы перекусить нормальной едой, Герман решает прерваться на куда более приятное занятие, и не то чтобы я возражала. Между нами постоянно искрит, и мы никогда не отказываем друг другу в близости.

Уже позже, когда мы лежим в темноте, я слушаю ровное дыхание Германа и смотрю на так и не погасший монитор компьютера, понимаю, что на мой вопрос Герман так и не ответил.

Для меня до сих пор загадка, как парень без связей и из простой семьи прокладывает себе дорогу в научной сфере. Герман совсем не похож на заумного ботаника. Да, мозги у него работают, как надо, и знания на уровне. Может, всё дело в его неоспоримых талантах. Герман может найти общий язык с любым человеком, он умеет очаровывать и располагать к себе. Да я и сама довольно быстро утонула в бездне его обаяния.

Во вторник, когда я сижу в большом зале и смотрю, как он выступает с докладом на конференции, невольно думаю, а многим ли первогодкам аспирантам позволено держать речь на таком знаковом для вуза мероприятии. Кажется, Герман единственная молодая звезда в этом метеорном потоке. Внимание аудитории он держит, а на вопросы, которые следуют после речи, отвечает нешаблонно и быстро.

После выступления я решаю пробраться за сцену и в прямом смысле слова запрыгнуть на Германа, я не видела его уже четыре дня, а короткие разговоры по телефону совсем меня не удовлетворяют. Да, знаю, он был занят, подготовка и все дела, а я эгоистка. Но иногда так хочется ей побыть.

— Привет, — я выхожу из-за горы аппаратуры в тёмном углу за сценой, как раз когда Герман направляется к спуску.

Я тут знаю всё, как свои пять пальцев, в прошлом году готовили в этом зале межфакультетское мероприятия, и я принимала участие в той жуткой самодеятельности. Здесь рядом ступеньки и выход из закулисья. И ни души, потому что основная часть народа покидает сцену с другой стороны, а Герман, на мою удачу, выбрал противоположное направление.

— Привет, — он улыбается легко и свободно, и через пару шагов оказывается рядом, подхватывает и прижимает к себе. — Отличный сюрприз, а то я видел тебя в зале, а потом ты куда-то пропала.

После его короткого, но крепкого поцелуя на душе теплеет.

Мне кажется, что я себя накрутила. Ну, конечно, вот он здесь, мой хороший, усталый и довольный, что всё получилось. Он просто готовился к выступлению, а я уж себе бог весь чего насочиняла.

Обнимаю его и с силой прижимаю к себе. Лбом утыкаюсь в плечо и закрываю глаза, чувствуя, как горячие ладони скользят по спине.

— Отлично выступил. Мне понравилось. Я, правда, мало что поняла, но это и не важно. Ты говорил очень уверенно.

— Я могу повторить специально для тебя, и ты точно всё поймёшь, — посмеивается он.

— Ммм… приватная лекция, а почему бы и нет.

Мы тихонечко смеёмся и снова целуемся, кажется, даже Герман позабыл, что нам лучше не показываться на публике. Ведь мы рискуем, даже здесь за сценой.

Открывая глаза, краем улавливаю движение и слегка поворачиваю голову. Герман не видит, он обнимает меня и целует в висок, а я всё замечаю.

Фигуру, мелькнувшую внизу лестницы, но не решившуюся прервать нас.

Не придаю этому значения, но на следующий день, когда возвращаюсь из библиотеки и иду в деканат за какими-то бумажками, которые меня попросила забрать Аня, торможу и быстро возвращаюсь за угол.

Там в коридоре мой Герман говорит с какой-то женщиной. Я могу пройти мимо, в этом нет ничего предосудительного. Абсолютно ничего. Только вот почему её ладонь лежит у него на плече столь небрежно. Так, будто имеет на это право.

До самого вечера, пока на пороге дома не появляется Герман, я мечусь по квартире, как тигрица по цирковому загону. В моей голове сотни вопросов и десятки теорий. Женское чутьё подсказывает, что не всё здесь так просто. Пазл складывается, а мне совсем не нравится картина, которая предстаёт предо мной.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Герман бросает ключи на стол и набирает из фильтра стакан воды, чтобы выпить его залпом. Да, у Островского теперь есть ключи от моей квартиры, с его новым ненормальным графиком я решила, что так будет лучше. Хотя причина, на самом деле в другом. Отчего-то мне показалось, что если у него будет ключ, он с большей вероятностью после всех дел вернётся ко мне, а не поедет в свою квартиру.

— Варь, что такое? — Герман сгребает меня в охапку и целует, и я позволяю ему сделать это.

Закрываю глаза и проклинаю саму себя за малодушие. Не могу молчать, не могу делать вид, что всё хорошо. Ну, вот такое я импульсивное существо, мне нужно решить проблему сразу, как только она появляется. И задать вопрос в тот же момент, как он возник.

И прикосновения Германа я не могу отклонить, потому что безумно жажду нашей близости и тактильных ощущений.

Мы на кухне, я складывала фрукты в вазу, но так и застыла с апельсином в руке, когда Герман подвалил со спины.

— Ты чего так напряжена? — как назло шепчет он мне на ухо, обдавая жарким дыханием и прикусывая мочку. — Тебе требуется помощь, чтобы расслабиться?

По телу проходит приятная дрожь ожидания, но я думаю, что это всего лишь физиология. Реакция тела. Голова-то занята совершенно другим.

— Ты чего так поздно? — вместо ответа выдаю я, никак не поддерживая его слегка игривое настроение.

— Что? — Герман отстраняется, а потом разворачивает меня к себе, хочется заглянуть в глаза, но я отвожу взгляд. — Странный вопрос.

— Почему странный. Уже начало девятого, вечерников ты не учишь, насколько знаю, ты где был?

— Варь, — Герман отстраняется и наклоняется ко мне, чтобы наши взгляды оказались на одном уровне.

Его руки крепко держат меня за предплечья, а я по-прежнему отказываюсь глядеть на него.

— У меня у самого лекции были, я ведь тоже учусь.

— А-а-а, ну, прости, я совсем забыла, — тяну с деланным разочарованием.

— Это, что, ревность? Если так, стоило взять скалку в руки или сковороду и встречать меня в полной боевой готовности.

Он так усмехается, будто ожидает, что я засмеюсь следом, поддержу его шутку, но мне совсем не смешно.

— Хм, — по голосу слышу, что хмурится, — серьёзно, Варь?

— Серьёзно, Варь, что? — я развожу руки в стороны и отхожу, вырываясь из его хватки, а потом по-деловому и с важным видом начинаю зачем-то чистить апельсин.

Липкий сок стекает по пальцам, я тихо ругаюсь, бросаю фрукт в раковину и включаю воду, чтобы смыть сок с рук.

— Ты чего так завелась? Знаешь же, что у меня расписание, хочешь, мы его на холодильник повесим?

— Нет, — отрезаю коротко, вытираю руки полотенцем и оборачиваюсь, впервые смотря на Германа с того момента, как он зашёл.

Его чёлка зачёсана назад, открывая широкий умный лоб, через который сейчас пролегла морщинка непонимания. Летний загар с лица почти исчез, и, если честно, выглядит Герман безумно уставшим. Всё-таки у него действительно много разных дел: учёба, лекции, конференция ещё эта.

Вторая женщина… — тут же любезно подкидывает внутренний голос.

Приходится стиснуть зубы, чтобы не взболтнуть лишнего, дерзкого и резкого.

— А чего хочешь?

Чего хочу? Хороший вопрос…

Хочу перестать скрываться, хочу, чтобы ты развеял все мои сомнения, хочу, чтобы ты сказал, наконец, что любишь меня. Ведь я уже давно поняла, что чувствую к тебе, а ты?

Но, конечно, этого я не произношу. Мысли так и остаются моими потаёнными желаниями, которые озвучить у меня не хватает смелости.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Прислоняюсь поясницей к столешнице и набираю в грудь побольше воздуха.

— Кто та женщина из деканата?

Герман застывает: если он и ожидал что-то услышать, то точно не это. Может, думал, я буду канючить, что мы мало времени проводим вместе, просить его куда-нибудь сходить вместе, ещё миллион просьб, которые нормальны для заскучавшей без парня девушки.