Вечерняя звезда - Ларри Макмертри

— Давай лучше пойдем, — сказала Рози. — Гвен не любит, когда опаздывают.

— Извини, я, наверное, задумалась, — спохватилась Пэтси, распахивая дверцу. — Мысли об этом мальчике меня просто выбивают из колеи.

— Мы же не можем похитить его из тюрьмы, — заметила Рози. — Придется с этим смириться.

Она пулей выскочила из машины и сделала стойку на руках прямо на стоянке. Одним из недавних открытий Рози с тех пор, как она начала ездить с Пэтси в разные физкультурные секции, было то, что у нее открылся талант гимнастки. Она была маленького роста, гибкая, незадавленная и обладала почти абсолютным чувством равновесия.

Рози прожила большую часть своей жизни, будучи матерью, женой и служанкой. Она никогда и не предполагала, что у нее могли быть какие-то таланты, но, вот, оказывается, был у нее талант — ее способность делать стойку на руках и другие гимнастические фигуры. Она стала звездой всех спортивных секций, в которые записывалась. Везде без исключения, когда тренеру нужно было показать какое-нибудь сложное упражнение, он выбирал Рози. Мало того, в двух спортклубах несколько тренеров предлагали Рози самой работать тренером. Кроме того что Рози и в самом деле хорошо выполняла все движения, им, конечно, была нужна раскованная семидесятилетняя женщина, которая убедила бы других, менее раскованных семидесятилетних, что делать наклоны, упражнения на растяжение или повороты было нормально, а без нее они могли бы счесть такие попытки не подходящим для дам занятием.

По пути в зал Рози еще несколько раз сделала стойку на руках на автостоянке, чем изумила нескольких разносчиков продуктов и ранних покупателей. Видя их удивление, Пэтси захихикала. Двое полицейских, которые сплетничали и пили кофе возле своей патрульной машины, начали с подозрением рассматривать Рози.

— Ну, перестань, — сказала Пэтси. — Никому не доводилось видеть так уж много дам, которые становятся на руки на автостоянках. Они могут подумать, что тебя только что выпустили из психушки.

Рози выпрямилась и уставилась пылающим гневом глазами на полицейских, стоявших метрах в тридцати от нее на мостовой. Они отплатили ей не менее враждебными взглядами. Им хотелось выпить кофе с удовольствием, чтобы никакое нарушение общественного порядка не помешало им, а стойка на руках у автостоянки в исполнении пожилой леди в трико было, безусловно, чем-то необычным и даже, по их мнению, довольно подозрительным занятием. Они решили на всякий случай присмотреть за ней.

— А я помню время, когда наша страна не была полицейским государством вроде Румынии, — громко провозгласила Рози, отряхивая пыль с ладоней.

— Да я не думаю, что и сейчас она очень уж похожа на Румынию, — сказала Пэтси. — Они же тебя не били и не пытались арестовать.

Рози была неумолима. Мысль о том, что полицейские с подозрением смотрят на нее всего-навсего из-за того, что она несколько раз просто встала на руки, вызвала у нее желание присоединиться к какой-нибудь демонстрации, как только такая появилась бы. Может быть, даже Питер Дженнингс оказался бы неподалеку, готовя репортаж об этом для Эй-Би-Си. Может быть, он даже задал бы ей пару вопросов, пока на нее надевали бы наручники и запихивали бы в машину. Ей доводилось видеть, как женщин, ненамного моложе ее, заковывали в наручники и запихивали в машины. Она была уверена, что это случится и с ней, как только она начнет жизнь демонстрантки. Она заторопилась в спортзал, испытывая желание размяться. Нужно быть в первоклассной форме, если хочешь начать карьеру демонстрантки, выступающей за права мужчин или женщин, а может быть, вообще американцев, черных, беременных женщин или еще за что-нибудь. Ведь она была малюсенькая, а все полицейские такие здоровенные. И если она не будет в хорошей форме, не освоит как следует приемы освобождения от захватов, какой-нибудь урод-полицейский может просто схватить ее, запихнуть под мышку, словно мешок с мукой, и унести куда-нибудь подальше.

— Не собираюсь быть мешком с мукой, — сказала Рози, поворачиваясь к Пэтси, которая подвязывала волосы. Всю свою жизнь Пэтси носила длинные волосы, с короткой стрижкой ее никто еще не видел. Но длинные волосы так мешали во время занятий спортом, поэтому обычно, идя в зал, она стягивала их в узел.

— Что-что? — не расслышала Пэтси.

Рози поняла, что воображение завело ее слишком далеко.

— Ой нет, ничего, просто мне не нравятся полицейские, — спохватилась она и сделала кувырок назад, пролетев через ползала.

13

Мелани закончила мыть голову и наслаждалась своей первой бутылочкой пепси в это утро. И тут она услышала звук машины за окном. Она выглянула и увидела, что это Брюс, который направил свой «феррари» к дому. Он плавно подъехал впритык к ее машине, почти коснувшись бампером своего «феррари» ее машины. Это зрелище почему-то вселило в Мелани какую-то надежду. Это напомнило ей о том, что они с Брюсом проделывали, когда у них еще были свидания — они прижимались бамперами своих машин так близко, что казалось, это был поцелуй машин. Брюс называл это «целующиеся машины». Тот факт, что и сейчас он «поцеловал» бампер ее «тойоты» бампером «феррари», машины Беверли, возродил ее надежды. Она даже расстроилась, что только что вымыла голову — ей казалось, что с мокрыми волосами она выглядит более толстой, чем на самом деле. Поэтому она схватила большое полотенце и замотала им свою голову. Было еще одиннадцать, и обычно Брюс даже не выбирался из постели в такую рань. Происходило что-то очень странное. И почему он приехал в «феррари»? Родители Беверли более чем ясно сообщили ему, что не просят его ездить в этом «феррари».

Брюс не стал немедленно выбираться из машины и лететь вверх по ступенькам. У Брюса скорее была склонность к медлительности и к некоторой нерешительности. Он не выпрыгивал из машины и не начинал немедленно рассказывать о том, что там было у него на уме. В половине случаев он и сам не знал, что у него на уме или о чем он думает. Еще он был склонен к заиканию, хотя когда разговаривал, то не заикался. Заикался он, скорей, тогда, когда что-нибудь делал. Его переезд к Беверли, как раз после того, как ей подарили «феррари», был самый решительный поступок за всю жизнь Брюса. Он знал, что должен быть за рулем этого «феррари».

Но обычно, когда доходило до поступков, он словно бы начинал заикаться. Тедди считал, что нерешительность Брюса — это результат его опасений, не считает ли его отец никчемным. Отец Брюса был известным нефтепромышленником, который сам проложил себе дорогу в жизни. Он просто не понимал, как это Брюсу так мало хотелось в жизни. Ему хотелось, чтобы Брюс бросил свою школу и поступил в колледж или пошел работать и своими руками сделал карьеру. Плюс к тому родители Брюса развелись и его мать немедленно вышла за кубинского миллиардера, который не сказать чтобы уж слишком деликатничал с нею. А уж с приемным сыном и вовсе. Положение Брюса было не из лучших, и он преодолевал эту беду главным образом с помощью наркотиков, избегая встречаться с людьми.

А может быть, он не выходил из машины потому, что у него не кончилась кассета и он хотел дослушать какую-нибудь песню до конца. Или даже хотел дослушать до конца всю кассету — в сущности, он мог сидеть в машине полдня и слушать свои кассеты, а потом завести мотор и уехать, если бы ему взбрело такое на ум, и поискать чего-нибудь в другом месте. А может быть, он настолько был под кайфом, что и сам не понял, что поцеловал именно ее машину. Если речь шла о Брюсе, ничего нельзя было угадать. Спустя несколько минут Мелани стало трудно сдерживаться и продолжать ожидать, когда же сбудутся ее надежды. Брюс был настолько непредсказуем, что любить его было совершенно безнадежным занятием. Она понимала, что ему нравилось знать, что она верна ему, но бывали минуты, когда у нее не было уверенности в том, что что-то происходящее с ним было наградой за ее верность.

На душе у нее полегчало, когда он, наконец, вышел из машины и начал подниматься по ступенькам, однако он не казался очень уж радостным. Мелани почувствовала, что и она начинает нервничать. Так отвратительно, что приходилось нервничать всякий раз, когда единственный человек, которого ей хотелось видеть, приезжал к ней. Ей, правда, нравилось, что он высокого роста и у него пышные волосы. Единственное, например, что мешало ей принимать всерьез Коко, было то, что тот был коротышкой, да еще со стрижкой новобранца. Хотя Коко был великолепен как друг, он всегда выглядел так, словно никогда не выйдет из бойскаутского возраста, а это не способствовало тому, чтобы она могла считать их отношения приглашением к чему-то сексуальному. Все было совершенно по-другому, если речь шла о них с Брюсом. Мелани подумала: а не сделать ли вид, что она не заметила, как Брюс заставил бамперы «поцеловаться». Кто знает, а вдруг он сделал это по привычке? Тем более он мог бы и разораться, если бы она придала слишком большое значение этому. Ожидая стука в дверь, она решила, что лучше будет вести себя с ним спокойно. Но она так разнервничалась, размышляя об этом столь раннем визите, что распахнула дверь, не дав ему даже добраться до верхних ступенек лестницы.