Там, где цветет полынь - Ольга Птицева

начала выводить Улю из равновесия. Она потопталась у порога, вслушиваясь, не откроется ли входная дверь, не проскользнет ли внутрь захламленного коридора Рэм. Не открылась. Не проскользнул.

Уля решительно вышла в прихожую, на ходу просовывая руки в куртку. Куда идти, она не решила. На улице тоскливо накрапывал дождь. Мокрые стволы деревьев темнели на фоне серого неба. Уля растерянно огляделась.

Первый же прохожий пристально посмотрел ей в лицо, цепко и напряженно. Нужно было самой отвести взгляд, уткнуться в заляпанные грязью ботинки и пройти мимо. Но Уля этого не сделала. Что-то успело измениться в ней, пока она сидела на скамейке рядом с Рэмом – слепая, не слышащая ничего, кроме шепота. Полынь все еще пугала ее, пугала до смерти, но мысль о бесполезности борьбы прочно осела в сознании. И Уля решительно ответила на взгляд. Полынь не пришла. Воздух пах сыростью и осенней улицей. Никакой потусторонней горечи. Ничего такого.

Но вместо облегчения Уля почувствовала досаду. Как ей играть по правилам Гуса, если полынь решила спрятаться? Что делать, если она не покажется? Как тогда отыскать три вещицы, что сойдут за подарочки для Гуса?

Ноги сами привели Улю к станции, повторяя изученный до последней выбоины маршрут. Не думая, зачем это делает, Уля купила билет до конечной, прошла на перрон, села в электричку и прижалась лбом к запотевшему стеклу. Люди проходили мимо, усаживались на твердые сиденья, перебрасывались фразами, читали книги, дремали, уронив голову на грудь. И в каждом Ульяна пыталась различить полынь. Но той не было. Уля ловила чужие взгляды, старалась почуять горький запах, поддаться ему, как учил Рэм. Не выходило. Мир стал совершенно обычным.

Еще вчера Ульяна могла только мечтать о таком. Она ввязалась в игру, чтобы реальность перестала походить на бред. Кто же знал, что желание сбудется так быстро и так некстати?

Когда электричка, шипя и покачиваясь, добралась до вокзала, Уля уже стояла в тамбуре. Тревога перерастала в предчувствие большой беды. Мимо шли люди. Каждый нес в себе страх смерти, теперь Уля знала это наверняка. Знала, но не чуяла.

Подхваченная толпой, она спустилась вниз по скользким ступеням перехода, встретилась глазами с равнодушной теткой, та куталась в фирменный бушлат и проверяла билеты на выходе. Тетка скользнула по Уле взглядом и пропустила. Терминал опять не работал, пассажиры переругивались. Все они чего-то боялись, не могли не бояться. Но полынью не пах никто.

Ульяна не знала, куда едет. Просто брела, позволяя ногам нести ее по переходам, вбегать в отправляющийся поезд, стоять в углу, с трудом удерживаясь от падения, шагать по эскалаторам. А сама все это время жадно ловила чужие взгляды. Карие глаза менялись серо-голубыми. Темные с восточным разрезом – двумя блестящими изумрудами в золотую крапинку. Окрашенные в странные цвета линзами – водянистыми старушечьими глазами. Дети, мрачные мужики, пьяные подростки, парочки, целующиеся у поручней. Ни один из них не откликнулся на полынный зов.

Поднимаясь по эскалатору, Уля всматривалась в каждого, кто ехал навстречу. Втягивала воздух, пробовала его на вкус. Все запахи метро смешались в один – не полынный. Совсем. Совершенно. Горькая трава, изводившая Ульяну целых три года, поняла, что та сама ищет с ней встречи, и затаилась.

Думая так, Уля вышла из дверей метро и наконец огляделась. Ветер протащил по асфальту кусок смятой газеты. Люди выскакивали наружу и устремлялись в разные стороны: кто к маршруткам, кто – через аллеи – к домам. Ульяна знала номера рейсов этих автобусов. Да и домов, кучкой высившихся над облетевшим сквером, тоже. Это был ее район. Улица, на которой стоял ее дом. Дорога, где погиб Никитка.

Ульяна постояла немножко и пошла к киоску, от которого головокружительно пахло свежезаваренным кофе. В одном кармане приятно звенела мелочь, в другом плотным валиком лежали купюры Гуса. Экономить смысла не было. Особенно если полынь не появится больше.

– Капучино, пожалуйста. Большой, – проговорила Уля в окошко, как делала сотни раз.

Бариста улыбался ей, подхватывая из высокой стопки картонный стаканчик. Машина заурчала, вспенивая молоко. Уля с наслаждением наблюдала за точными движениями. Как просто оказалось вернуться, будто она в самом деле собиралась идти по аллее туда, где ждут мама и брат. Но дома ее никто не ждал. Этого не исправить стаканчиком кофе.

Мелодичный голос баристы заставил Улю взять себя в руки.

– Вы орешки забыли.

– Да, спасибо, – рассеянно ответила она, забирая коробочку фундука в шоколаде.

Какое несчетное количество раз они с Вилкой выбирались из метро, брали кофе и шли в сторону дома? Врученных в подарок орешков хватало как раз до подъезда. Но парочку Уля оставляла Никитке. Дома сладкое было под строгим контролем. Мама не хотела, чтобы у сына испортились зубы.

– Потом всю жизнь будет с ними мучиться, если не уследить, – говорила она, любовно поправляя Никитке челку.

– Так у него же молочные, ма, – вступалась Уля, но мама и слушать не хотела.

– Сейчас привыкнет, как правильно, – не испортит коренные.

Если бы она знала, что не будет этих коренных зубов, разрешала бы сыну хватать пригоршнями сладости? Не одергивала бы его, заигравшегося перед сном? Слишком громко хохочущего на улице, отказывающегося есть вареную рыбу? Обнимала бы его чаще? А может, решила бы и вовсе не рожать?

Когда до дома оставалось всего полквартала, Уля замедлила шаг. Все кругом было знакомым, но чуть иным. Заборчики у тротуаров покрасили в другой цвет, на первом этаже дома открылся новый супермаркет, а парочку гаражей-ракушек смели – на их месте выросла стройка, огороженная сеткой. Засмотревшись на неоновую вывеску салона красоты «Изгибы», где ей однажды неудачно отрезали челку, Уля не сразу поняла, что раздавшийся за спиной вежливый голос обращается к ней.

– Разрешите?

Дорожку заливал дождь, и Уля, медленно идущая по кромке огромной лужи, заслоняла собой весь проход. Она посторонилась. Девушка в кожаной куртке и ковбойских сапогах, почти целиком закутанная в клетчатый шарф, больше похожий на плед, ловко проскользнула мимо. Локоны скрывали спину. За руку она держала парня в строгом пальто.

К горлу подкатил новый ком. По тому, как девушка откидывала волосы назад, как прищелкивала пальцами в воздухе, как смешно чуть подпрыгивала, ускоряя шаг, Уля сразу поняла, кто перед ней. И когда парень, не успевая за стремительной спутницей, засмеялся и окликнул ее, имя, прозвучавшее в осеннем воздухе, не выбило дух, а лишь заставило сердце болезненно сжаться.

– Вилка, блин! Ты чего как угорелая! Погоди, а…

И новым своим, особым чутьем Уля сразу поняла: в глазах Вилки увидится смерть. Рано или поздно. Так или иначе. Но увидится. Имя