Там, где цветет полынь - Ольга Птицева

Холодный линолеум встретил ее сыростью. Она поспешила засунуть ноги в ботинки и направилась к выходу, оставляя за собой грязные следы.

Соседская дверь открылась на второй удар. Рэм распахнул ее и застыл на пороге. Без рубашки, в одних заношенных спортивных штанах с вытянутыми коленками, он стоял босиком и смотрел на Улю с неожиданным интересом. Та смешалась.

Смуглая кожа обтягивала его выступающие ребра, впалый живот напрягался в такт дыханию, а широкие брюки на острых костяшках бедер удерживал только крепкий узел ремешка. Рэм чуть наклонил голову и молчал, ожидая чего-то. Уле понадобилась пара мгновений, чтобы понять, как глупо она замерла, разглядывая его.

– Привет, – пробормотала она, протягивая телефон.

Рэм не шелохнулся. В нем что-то неуловимо изменилось: мертвецкая бледность отступила, смуглые щеки подернулись румянцем, а потухшие глаза, так загнанно глядевшие из угла белоснежной комнаты, блестели заинтересованно.

– Что это?

– Телефон. Возьми, там сообщение, я не понимаю… – Уля беспомощно разжала ладонь. Трубка осталась лежать в ней, Рэм лишь перевел взгляд с Улиного лица на руку – ту, что была наспех перевязана бинтом. – Что вообще вчера случилось? Как я оказалась дома? И татуировка… Зачем она?

– Вчера началась твоя игра, – процедил Рэм. – Мы с Толей привели тебя обратно. Боюсь, у соседок осталось много вопросов. А сообщение… Видимо, там задание.

– Задание? Там ерунда полная. – Уля перешла на громкий шепот. – Стишок какой-то, я ни черта не поняла.

– Не черти, – поморщился Рэм. – Это описание подарочков.

Строчки вспыхнули в памяти.

– Смертью, брошенной напоказ… – Уля подняла глаза на Рэма. – Это раз.

– Все так.

– Нет, подожди. Я должна принести ему три подарочка. При чем здесь считалочка?

Рэм не ответил. Но по его виду – хмурому и взлохмаченному – было видно, что Уле он не сочувствует. Она подписала договор, не прочитав строчки мелким шрифтом. И теперь уже ничего не изменить. Жалкая роспись чернилами на бумаге – ничто по сравнению с въевшейся в кожу краской, которая зудела и пульсировала на запястье напоминанием о данном согласии. Рэм потянулся, разминая плечи.

– Думала, просто три вещицы, да? Для Гуса это слишком скучно. Ему нужно лишь то, чего он по-настоящему желает. Что-то связанное с гибелью, брошенной напоказ, например.

– И что это значит? – чуть слышно выдавила Уля.

– Без понятия. – Рэм пожал плечами; на одном виднелся глубокий шрам, похожий на старый ожог. – Это твоя игра, не моя…

Он замолчал, и, пока это молчание длилось, в холодной комнате все капала и капала вода. Кап. Уля судорожно вдохнула. Кап. Шумно выдохнула. Кап. Рэм скривил губы. Кап. И наконец сказал:

– Старик послал меня помочь тебе научиться. Разобраться, как находить искомое. До начала месяца дней шесть, этого должно хватить… Наверное.

– Ты поможешь мне? – прошептала Уля. – С этим всем? С игрой?

Потеплевший было взгляд Рэма мигом стал ледяным.

– Мне нет дела до твоей игры. Запомни это хорошенько. Никто не станет вмешиваться в дела Гуса. Но пока он поручает мне возиться с тобой, я буду. Поняла?

Уля кивнула. На тотальном безрыбье среди желающих протянуть ей руку помощи, по своей ли воле или нет, даже мрачный Рэм, вечно готовый оттолкнуть ее еще дальше, чем она сама от него держалась, выглядел достойной компанией.

– Хорошо. – Рэм порылся в кармане, достал телефон. – Сейчас полвосьмого утра… Я зайду за тобой к десяти, будь готова.

Он бросил на Улю последний взгляд, задержался на завернутом в бинт запястье.

– Подержи под холодной водой, так опухает меньше… – И закрыл дверь.

Нужно было возвращаться к себе, но, пока Уля топталась у дверей Рэма, в коридоре возникла Наталья – она в полудреме брела на кухню, напевая под нос что-то невнятное.

– Доброе утро, – пробормотала Уля, прижимаясь к стене, чтобы протиснуться мимо.

Наталья вздрогнула, посмотрела на грязные следы, оставленные на вымытом Оксаной полу, шмыгнула носом и поспешно скрылась за дверью. В руках она сжимала плетеную авоську с парой крепких капустных кочанов. Час отвратительно пахнущего варева почти настал.

Уля вошла в комнату и прикрыла за собой дверь. Спать не хотелось. Рука зудела, от запястья к плечу бежали колючие мурашки. Не снимая ботинок, Уля прошла к умывальнику. Крохотный и ржавый, он был хлипко приделан к стене, Уля и не пользовалась им, уверенная, что тот отвалится от стены при первом же прикосновении. Кран продолжал монотонно капать. Китайская пытка какая-то, где холодные капли падали вниз, прямо на макушку связанного человека, сводя несчастного с ума. А теперь потекший кран лишал остатков рассудка Улю.

Вода хлынула мутным потоком, стоило повернуть винт в сторону. Слив давно забился, и раковина быстро наполнилась до краев. Уля осторожно размотала бинт и опустила пылающее запястье в воду.

Сквозь ржавую взвесь кожа выглядела смуглее, а вязь из тонких веточек и листьев, напротив, чуть померкла, и так, без красноты опухшей кожи, татуировка стала красивой.

«Интересно, – подумала Уля, – что бы сказала Вилка?»

Думать о Вилке было опасно, эти мысли обнажали то, что следовало спрятать и прогнать прочь. Они были первым шагом к мыслям о маме, доме, а значит, и Никитке. Обо всем утраченном и сломанном. О том, что можно было бы попробовать вернуть, не будь полыни. Той самой, чья веточка плотно сковывала запястье.

– Смертью, брошенной напоказ, – пробормотала Уля, наблюдая, как расходится кругами вода в старом умывальнике. – Я найду такую смерть. Я любую найду, только бы это закончилось.

В десять раздался стук, и Уля тут же открыла дверь. Но Рэм уже скрылся в полутьме коридора. Он больше не сутулился, не вжимал голову в плечи, и куртка перестала казаться взятой напрокат. Ульяна проводила его взглядом, натянула парку, завязала покрепче шарф и поспешила следом, вниз по лестнице, пропахшей котами, прочь от двора в сторону оживленной улицы.

– Куда мы идем? – сбивчиво спросила она, нагоняя Рэма.

– Просто идем, не отставай.

– Не люблю этот район… Тут слишком много…

– Людей? – Рэм повернулся к ней. – Ты боишься их?

– Не их. – Уля растерянно улыбнулась. – Я боюсь, что это снова случится…

– Плохо. Ты не должна бояться того, что выбрало тебя. Иначе в чем смысл?

– Хотела бы я знать, есть ли он вообще.

Рэм хмыкнул и пошел дальше, уверенно лавируя между прохожими. Дойдя до перекрестка, он свернул в сквер.

– Садись. – Рэм кивнул в сторону лавочки.

Уля послушно присела на самый краешек.

– Дай мне свой шарф. – Он требовательно взмахнул рукой, и, пока Уля не развязала крепкие узлы, продолжал нависать над ней с протянутой ладонью.

Мимо прошмыгнула стайка подростков – яркие рюкзаки на фоне серости сквера казались пятнами разлитой краски. Вот один, светловолосый, в мешковатой куртке цвета