Пути в незнаемое. Сборник двадцатый - Юрий Алексеев

Оказалось, что мир атомов из кварков известен не так хорошо, как казалось раньше, и в нем вполне можно ожидать красивых открытий. Так что само по себе невеселое закрытие «дзиты» вселило в физиков оптимизм.

ГАМБУРГСКИЙ СЧЕТ

«Гамбургский счет — чрезвычайно важное понятие. Все борцы, когда борются, жулят и ложатся на лопатки по приказанию антрепренера. Раз в году в гамбургском трактире собираются борцы. Они борются при закрытых дверях и завешенных окнах. Долго, некрасиво и тяжело. Здесь устанавливаются истинные классы борцов, чтобы не исхалтуриться.

Гамбургский счет необходим в литературе».

Так писал Виктор Борисович Шкловский в своей книге «Гамбургский счет».

Гамбургский счет нужен и физикам. Хотя мы не успели сходить в музей, увидеть всемирно известный зоопарк, искупаться в море и приглядеться к витринам магазинов, все равно мы были очень довольны, потому что нам удалось поработать столько, на сколько хватило сил, и мы испытали, наверное, самую главную радость — радость хорошей работы.

Я. Голованов

ЗАОБЛАЧНАЯ ИНДУСТРИЯ

Помню тот октябрь. На космодроме стояла какая-то нервная, капризная погода. То набегали низкие плотные облака и ветер тонко свистел в песках, подгоняя сухие шарики перекати-поля, — скольким московским друзьям передарил я эти экзотические колючки — сувенир байконурской пустыни! То вся эта хмарь куда-то улетала, на ярко-голубом небе сияло солнце, все радостно сверкало в его лучах, и телевизионщики начинали копошиться в своем походном багаже, отыскивая нужные светофильтры. И снова эти тучи…

Тогда, в октябре 1969 года, на космодроме была большая работа. Ни до этого времени, ни по сей день не было случая, чтобы три дня подряд стартовали пилотируемые космические корабли: 11 октября «Союз-6» с Шониным и Кубасовым, 12 октября «Союз-7» с Филипченко, Волковым и Горбатко, а на следующий день — Шаталов с Елисеевым на «Союзе-8». Я помню, что все мы, журналисты, аккредитованные на космодроме, практически не спали все эти три дня, которые слились в какую-то одну изнурительную репортерскую вахту. И только потом, отоспавшись в самолете, когда было уже известно, что Москва получила и напечатала в срок мои статьи и журналистский эгоцентризм, утверждавший, что именно твой репортаж — самое важное в данный момент, несколько поунялся, вернув способность мыслить объективно, только потом подумал я о том, какая же адова работа легла на плечи стартовиков и что́ в сравнении с их многосуточной вахтой все наши писательские недосыпы!

Однако новаторство тех октябрьских стартов заключалось не только в том, что впервые в истории в космосе неподалеку друг от друга кружили сразу три пилотируемых корабля. С этих стартов начинается история космической технологии. В бытовом отсеке «Союза-6» была смонтирована установка «Вулкан» — вклад в космонавтику киевских инженеров из знаменитого Всесоюзного института электросварки им. Е. О. Патона. Валерий Кубасов, сидя вместе со своим командиром Георгием Шониным в спускаемом аппарате, задраил люк СА — БО (спускаемый аппарат — бытовой отсек), проверил его герметичность, выпустил из бытового отсека воздух, создав «Вулкану» истинно космические, недоступные на Земле условия для работы: глубочайший вакуум при невесомости. Дистанционно управляя установкой, он провел первые опыты по сварке в космическом пространстве. Не все тогда прошло удачно, но главное — было положено начало технологическим экспериментам вне Земли. В будущих полетах, и советских, и американских, и советско-американском (ЭПАС), и на станциях «Салют», и во время международных звездных экспедиций по программе «Интеркосмос», технологические эксперименты были продолжены, расширены, усложнены и стали едва ли не ведущими во многих космических программах. Все чаще говорим и пишем мы теперь о созидательной работе в космосе, о космическом строительстве, о космической индустрии. И невольно на ум приходит одна знаменательная аналогия. Американцы первыми построили и сбросили атомную бомбу. Мы первыми построили и запустили атомную электростанцию. Американцы первыми развернули работы по милитаризации космического пространства. Мы первыми начали работы по изучению возможностей мирной космической технологии. Здесь нет никаких натяжек в угоду сиюминутной политической конъюнктуре. Это записано в истории. А история плохо поддается переделкам.

…Под Карагандой на полях совхоза «Пржевальский» уже лежал снег, и когда «Союз-6» приземлился, на Жору и Валерия первым делом надели теплые летные куртки и сапоги на собачьем меху. Вокруг корабля сновали мальчишки без шапок, без пальто, с горящими глазами, совершенно оглушенные невиданным событием.

— Да что вы раздетые-то, — переживал спортивный комиссар Иван Борисенко.

— А мы прямо с урока сбежали! — кричали в восторге мальчишки.

Сели вертолеты поисковой группы, врачи с носилками побежали к кораблю.

— Спасибо, — крикнул Шонин, — вы нам не нужны…

Фотокорреспонденты требовали, чтобы космонавты непременно обнялись.

— Ну, разумеется, — с родной одесской интонацией сказал Шонин, — ведь мы с Валерой давно не виделись…

Вся эта картина стоит перед моими глазами так ясно, что просто не верится, что столько лет прошло, что Жора — уже генерал, а Валерию в родных Вязниках уже поставили памятник при жизни…

Но если отринуть все эти эмоции и взглянуть на все сухими глазами лапидарного хронографа, времени прошло совсем мало, в исторических масштабах — сущий пустяк, а с учетом к тому же масштабов космических — и вовсе величина невидимая.

Так давайте же воспарим над ранним снегом отдыхающих полей совхоза «Пржевальский» и с высот космических оглядим это историческое событие.

Из всех многочисленных бед, которыми угрожает нам, землянам, нами же созданная цивилизация, на первом месте стоит угроза так называемого экологического кризиса. Уже целые библиотеки тревожных книг об охране окружающей среды написаны в последние годы. Собираются международные форумы, вырабатываются новые, более жесткие нормы допустимых загрязнений земли, воздуха, воды. Причины для тревоги есть, и веские. Уже тогда, когда летал наш «Союз-6», в атмосферу Земли трубы различных заводов и комбинатов выбрасывали 100 миллионов тонн твердых частиц, 300 миллионов тонн оксида углерода, 150 миллионов тонн сернистого ангидрида, более 50 миллионов тонн оксидов азота. Думаю, за последние годы эти цифры вряд ли снизились.

Сегодня человечество сжигает в год около трех миллиардов тонн угля — цифра, ничего уму и сердцу не дающая, поскольку представить себе эту величину невозможно. Недавно я был в Воркуте, спускался в угольную шахту. Длина ее штреков достигает десятков километров, под землей работает несколько сотен людей. Но вместе они добывают в сутки 5600 тонн угля, то есть примерно 2 миллиона тонн в год. Цифра эта показалась мне гигантской. Но это — капля в мировой добыче. Сжигая 3 миллиарда тонн угля, человечество отправляет в атмосферу 225 тысяч тонн мышьяка, 225 тысяч тонн германия, 100 тысяч тонн бериллия, 150 тысяч тонн кобальта, 200 тысяч тонн урана. Эти выбросы в атмосферу приводят к тому, что в промышленных городах температура на 1—2 градуса днем и на 5—8 градусов ночью выше, чем в сельской местности.

Я начал свой рассказ с космического полета. Путешествуя по Центральной России, часто слышал горестные причитания старушек:

— Все эти ракеты да спутники… Из-за них зима не зима, лето не лето…

С вежливой снисходительностью человека просвещенного я начинал объяснять, что байконурские старты не могут повлиять на вологодскую оттепель. Через несколько лет выяснилось, что старушек я обманывал. Оказывается, могут и влияют. Выяснилось, что при приземлении космических кораблей и торможении спутников, «зарывающихся» в атмосферу, образуется окись азота. Количество ее ученые оценивают примерно в 10 процентов от массы космического объекта. Если учесть, что каждый год в космос стартует около ста спутников, космических кораблей, межпланетных и орбитальных станций, то с учетом их средней массы получается около 200 тонн окиси азота. Это величина, на которую уже нельзя не обращать внимания, говоря о состоянии атмосферы.

О загрязнении окружающей среды заговорили еще лет 200 назад. В Германии обвиняли кожевников, которые спускали в речки свои дубильные растворы. В Англии писали жалобы на владельцев дымных каминов. Это были милые цветочки. Ягодки, и очень ядовитые, созрели в XX веке. Об опасности заговорили в середине века, после окончания второй мировой войны, ужасы которой затмили все проблемы или не позволяли их решать, даже если они были видны. В 1948 году известный английский астрофизик Фрэд Хойл говорил, что, когда из космоса будет сфотографирована Земля, мир охватит какая-нибудь новая идея. Прошло совсем немного времени, и человек не только сфотографировал Землю, но увидел земной шар собственными глазами. Весь! Сразу! Увидел, какой он, в общем-то, маленький и ранимый. И новая идея действительно охватила мир. Возвращаясь к своему пророчеству, Хойл в конце 60-х годов писал: «Вы заметили, как все вдруг забеспокоились о том, как мы должны защищать окружающую нас природу? И произошло это как бы по мановению волшебной палочки. Естественно, мы стали спрашивать друг друга: «Откуда взялась эта идея?» Можно, конечно, ответить: от биологов, от защитников природы, от экологов. Но ведь они говорили об охране природы уже годами и ровно ничего не могли добиться. Что-то новое должно было произойти, чтобы пробудить во всем мире сознание того, как драгоценна наша планета. И тот факт, что все это случилось как раз в тот миг, когда человек впервые шагнул в космос, кажется мне не простым совпадением, а чем-то значительно большим».