Рассвет - Стефани Майер

— Конечно! А то не дай бог на меня танк попрет.

Эдвард рассмеялся.

— Сколько еще мы можем тут побыть?

— Времени достаточно. Несколько недель у нас точно есть. А потом, перед отправкой в Нью-Гэмпшир, предлагаю навестить Чарли. Рождество можно встретить с Рене…

Он рисовал полное радужных перспектив будущее, где никому не придется причинять боль. Почти никому — поправила себя я, услышав, как затрясся запертый на ключ ящичек с мыслями о Джейкобе.

Так ничего не выйдет. Стоило почувствовать прелесть человеческого бытия во всей полноте, как далеко идущие планы тут же поплыли. Где восемнадцать, там и девятнадцать, где девятнадцать, там и двадцать… Какая разница? За год я и не изменюсь совсем. Но быть человеком рядом с Эдвардом… С каждым днем выбор все сложнее.

— Несколько недель, — согласилась я. И тут же добавила, чувствуя, как неумолимо бежит время: — Помнишь, что я говорила насчет практики? Может…

Эдвард рассмеялся.

— Не упускай эту мысль. Я слышу лодку. Похоже, уборщики прибыли.

Не упускать мысль? То есть мешать ее осуществлению он больше не будет? Я улыбнулась.

— Сейчас объясню Густаво, что стряслось в белой спальне, и можем двигаться. На южной стороне в джунглях есть одна полянка…

— Не хочу двигаться. Я сегодня не в настроении мотаться по острову. Хочу остаться тут и посмотреть фильм.

Эдвард сжал губы, чтобы не рассмеяться над моим капризным тоном.

— Хорошо, как скажешь. Выбирай фильм, а я пока дверь открою.

— Что-то я не слышала стука.

Эдвард склонил голову, прислушиваясь. Через секунду в дверь робко постучали. Эдвард с довольной улыбкой отправился открывать.

На полках под большой телевизионной панелью выстроились ряды фильмов. Не знаешь, с какого бока начать… Их тут больше, чем в прокате.

Из коридора донесся приглушенный бархатистый баритон Эдварда, что-то объясняющий, насколько я догадывалась, на португальском. Ему отвечали на том же языке резковатым хриплым голосом.

Эдвард провел уборщиков в комнату, по пути махнув рукой в сторону кухни. На его фоне оба местных жителя казались чересчур темнокожими и низкорослыми. Плотный мужчина и миниатюрная женщина, лица у обоих сухие, морщинистые. Эдвард с гордой улыбкой жестом представил меня, и в потоке незнакомых слов я расслышала собственное имя. При мысли о том, что сейчас эти люди войдут в засыпанную перьями комнату, щеки тут же порозовели. Мужчина приветствовал меня почтительной улыбкой.

Его крошечная спутница с кофейного цвета кожей, наоборот, улыбаться не спешила. В ее взгляде отражались изумление, беспокойство и всепоглощающий ужас. Не успела я хоть что-то сказать или сделать, как Эдвард махнул им рукой, и они отправились созерцать разгром в курятнике.

Вернулся он один. Стремительно подлетел ко мне и обнял.

— Что с ней? — тревожно прошептала я, вспомнив этот панический взгляд.

Эдвард бесстрастно пожал плечами.

— У Каури индейские корни, ее воспитывали тикуна. А они куда более суеверны — иными словами, более внимательны, чем основная масса наших современников. Так что она догадывается, кто я такой. — В голосе его не было беспокойства. — У них здесь свои легенды. Лобисомем, демон-кровопийца, охотящийся исключительно на красавиц. — Эдвард изобразил плотоядную улыбку.

Только на красавиц? Это, кажется, комплимент!

— Но у нее такой перепуганный вид…

— Да. Ей страшно — за тебя.

— За меня?

— Ее пугает, что я привез тебя сюда совсем одну. — Зловеще усмехнувшись, он перевел взгляд на уставленные фильмами полки. — Ладно, давай ты уже выберешь фильм, и мы усядемся его смотреть. Вполне человеческое занятие.

— Точно! Она сразу убедится, что ты человек. — Я рассмеялась и повисла у него на шее, приподнявшись на цыпочки. Эдвард сперва наклонился, подставляя губы, а потом обхватил меня за талию и приподнял, чтобы не нагибаться.

— Фильмы-фигильмы… — пробормотала я, перебирая пальцами бронзовые кудри. Его губы в это время путешествовали по моей шее.

За спиной кто-то ахнул от ужаса, и Эдвард тут же опустил меня на пол. В дверях стояла оцепеневшая Каури — в волосах перья, в руках набитый пакет для мусора, на лице смертельный страх. Она смотрела на меня, а я покраснела и смущенно опустила взгляд.

Уборщица тут же опомнилась и пробормотала извинение — слова незнакомые, по интонации все понятно. Эдвард ответил миролюбиво и с улыбкой. Она отвела темные глаза и пошла работать дальше.

— Она правда подумала то, что, как мне показалось, она подумала?

Ну и завернула… Эдвард рассмеялся.

— Да.

— Вот, держи. — Я наугад сняла диск с полки. — Включим и притворимся, что смотрим.

В коробке оказался старый мюзикл с улыбающимися девушками в пышных платьях на обложке.

— Как раз для медового месяца, — одобрил Эдвард.

Глядя на экран, где актеры вытанцовывали под задорную вступительную песню, я забралась на диван и свернулась клубком в объятиях Эдварда.

— Теперь можно будет снова перебраться в белую спальню? — мимоходом поинтересовалась я.

— Не знаю… Учитывая, что кровать в другой спальне я тоже угробил, может, в разрушениях пока ограничимся одной комнатой? Если повезет, Эсми когда-нибудь нас еще сюда пригласит…

Я просияла.

— Громим дальше?

Эдварда моя радость насмешила.

— Уж лучше запланированно, чем ты застанешь меня врасплох посреди ночи.

— Да, долго ждать не придется, — небрежно согласилась я. Кровь при этом бешено застучала в висках.

— С сердцем перебои?

— Нет. Здорова как бык. Ну что, пойдем испытаем боевой полигон?

— Наверное, лучше дождаться, пока мы останемся одни. Это ты не замечаешь, как я мебель крушу, а уборщики испугаются.

Надо же! Вылетело из головы, что в доме посторонние.

— Точно. Вот черт…

Густаво и Каури неслышно перемещались из комнаты в комнату, а я нетерпеливо считала минуты и пыталась проникнуться сказочной идиллией на экране. Постепенно меня начало клонить в сон — хотя, если верить Эдварду, я и так проспала полдня.

Проснулась я от резкого голоса. Эдвард сел, не выпуская меня из объятий, и ответил беглой португальской скороговоркой. Густаво, кивнув, направился к выходу.

— Они закончили, — сообщил Эдвард.

— Значит, теперь мы одни?

— Может, сперва перекусим?

Я прикусила губу, разрываясь между двумя желаниями. Есть хочется страшно.

Эдвард взял меня за руку и с улыбкой повел на кухню. Ну и что, что он не читает мои мысли? Зато мое лицо для него как открытая книга.