Полное собрание сочинений. Том 11. Друзья из берлоги - Василий Песков

Приметы Лейпцига на виду. Тут бывают всемирные ярмарки. Тут давно и умело печатают книги, производят машины, электронную технику, тончайшие измерительные приборы и много всего другого. Турист, попадающий в Лейпциг, непременно увидит самый большой в Европе вокзал, собор с органом, у которого сиживал Бах, домик Шиллера и огромный дворец, где судили Димитрова. Все это можно увидеть за день. Но есть одна примечательность, мимо которой в Лейпциге все проходят. Фасады домов тут подернуты копотью. Но это не след старины и не пожары тому виною, хотя Лейпциг изрядно поклеван бомбами и, конечно, горел. Копоть оседает тут ежедневно из труб, из обычных труб над домами. Город не избалован газом и водяным отоплением. Множество старых домов согреваются тут печами. И, как я обнаружил, печи есть не только в квартирах, но и нередко в каждой из комнат. В результате над черепичными крышами вперемешку с антеннами телевизоров – целое войско труб. А топят углем. Оттого и копоть. И запах. И надобность в давней, когда-то распространенной повсюду профессии.

Можно было подумать: снимают приключенческий фильм. Двое людей в цилиндрах и в черной одежде с ловкостью акробатов перемещались на крыше пятиэтажного дома.

– Не упадут?..

Не упали. Держась за крестик антенны, совершают какое-то таинство у трубы. Увидев зевак снизу, помахали руками – и к новой трубе…

Снимок сделан уже внизу, когда мы знакомились и когда толпа любопытных разглядывала любимцев. Их все тут знали. С улыбкой к ним подходили притронуться к черной одежде – на счастье. А один гражданин Лейпцига лет четырех от роду категорически заявил державшей за руку матери: «Хочу в трубочисты!»

Двое испачканных сажей людей вполне серьезно понимали свою обязанность «приносить счастье». Балагурили. Ставили на ладошках у малышей метки из сажи, подмигивали парням и девушкам, с пониманием относились к просьбам сняться рядышком с трубочистом.

Рассмотрите их хорошенько. Сцена из оперетты? Они и сами сказали бы: очень похоже! Один из героев (Рудольф Кюнь) в меру серьезен, из другого – брызжет веселье. Один – обермастер. (У трубочистов это все равно, что генерал у военных или гроссмейстер у шахматистов.) Другой (Хайнц Башке) – трубочист рядовой. По возрасту Башке давно уже надо быть мастером. Но, полагаю, из пристрастия особым образом согреваться после хождения по крышам, а также по нежеланию делать большую карьеру в рядовых трубочистах он, как видно, всегда и останется. И эта перспектива, я догадался, вполне устраивает веселого, доброго человека.

Инструмент трубочиста несложен, но колоритен: цепь, на цепи тяжелый металлический шар, а выше – стальная круглая щетка. Все вместе на длинном шнуре опускается вниз по трубе. Есть еще необходимые для работы щеточки и скребки. Но главное, без чего трубочист на работу не выезжает, это, конечно, цилиндр.

О цилиндре особо. А сейчас с веселым Башке нам придется расстаться. Как раз в момент, когда я делал вот этот снимок, из окошка четвертого этажа кто-то его окликнул. И он со всеми раскланялся.

Обермастер тоже тронул рукою цилиндр. И мы отправились к нему ужинать.

Большая квартира с изразцовыми печками и образцовым порядком. Здороваюсь с женой трубочиста, наблюдаю: куда же тут может ступить весь черный хозяин дома? Однако все предусмотрено: на кресло в прихожей фрау Кюнь привычно бросает кусок прозрачного пластика. Муж сел, откинул в сторону руку и покрутил двумя пальцами: сигарету!

Пока трубочист с наслаждением дымил, фрау Кюнь повела гостя показать чистоту и порядок, в каких полагается жить трубочисту.

Во время этой экскурсии я узнал: Рудольфу Кюню шестьдесят лет. На днях отмечали его юбилей. Друзья-трубочисты, а также владельцы труб и печей чествовали мастера примерно так же, как чествуют оперного певца. Одна из комнат заставлена всякого рода подарками, адресами в малиновых переплетах и корзинами неувядших цветов.

– Вы принимайтесь за чай, а я пойду переоденусь, – сказал трубочист…

Явился он минут через двадцать уже не трубочистом, а обыкновенным человеком – рубашка, галстук, нарядный костюм! Я даже слегка испугался: не исчезло ли вместе с перчатками и цилиндром все интересное в человеке?.. Нет, по-прежнему предо мной сидел обермастер и веселый находчивый человек. «Без трубочиста цивилизация задохнется», – сказал он значительно. И я вздохнул с облегчением: цилиндра не было, все остальное осталось.

В серьезной части беседы я узнал: Лейпциг у трубочистов поделен на сорок округов. В каждом округе семь тысяч труб. И чтобы в каждой из них была надлежащая тяга и не горела бы сажа, шестьдесят шесть мужчин каждое утро надевают цилиндры и начинают хождение по крышам.

– А сколько всего трубочистов в стране? – осведомился я, полагая, что этот вопрос останется без ответа.

– 1805 трубочистов, – сказал обермастер…

В одном из маленьких городков ГДР я сделал занятную запись: «Улица колбасников, улица кузнецов, улица мессершмидтов (точильщиков), улицы извозчиков, медников, шорников, трубочистов». Это средневековый след цехового товарищества. Сегодня, пожалуй, лишь трубочисты сохранили свой цех. Есть у них герб (Кюнь показал мне его на тарелках, на кружках, скатертях, на печных изразцах и медных значках). Остался у них покровитель – святой Флориан («Без него никак невозможно: хождение по крыше – дело опасное»). И самое главное, сохранилось у трубочистов товарищество: помогать, выручать, поддерживать честь трубочиста (девиз на гербе: «Один за всех, все за одного»).

Но, конечно, трубочист трубочисту рознь. Одно дело новичок, которому надо два года учиться (раньше учились, как теперь в институтах, – четыре года), другое дело опытный мастер, видавший всякие трубы: церковные и фабричные, трубы в домах и замках. И уж, конечно, особое дело – трубочист-обермастер.

– Сколько же их в ГДР?

Мой собеседник стал загибать пальцы…

– Ну а если выделить самого главного?

Тут получилась заминка. Собеседник помялся, попросил у жены сигарету, и я понял, какой везучий я человек: «Мекка» древнейшего мастерства находилась тут, в этой комнате.

– Многое в жизни меняется, печи – не очень, – сказал трубочист, подавая с полок толстенные книги и наслаждаясь произведенным эффектом: все книги были о тайнах очистки труб. Одна («Настольная книга трубочиста») была подарена мальчику-трубочисту Рудольфу Кюню мастером, у которого он учился.

– В прежние времена мальчики лазили в трубы. Подымались, упираясь в стены трубы коленями и локтями. Мастеру мальчик сигналил свистом: все, мол, в порядке, я наверху…

Пока мы с мастером говорим, за столом рядом с нами мало-помалу собралось полдюжины ребятишек: девочки и мальчишки. Истребляют пончики и не сводят глаз с обермастера.

– Своих у нас нет. Поэтому двери всегда открыты. Со всей улицы собираются. Трое этих вот пятилетних мужчин уже твердо решили стать трубочистами. Девочки мечтают стать хотя бы женами трубочистов… А ведь станут, знаю, учителями, химиками, инженерами. Нашу работу любят лишь в детстве. Но что бы там ни было – спутники, телевизоры, – трубы при этом должны быть чистыми! По этой причине мы и в чести! И если я с крыши вижу, кто-то рукой помахал, – машу в ответ. Иногда кажется, мы, чумазые, и вправду делаем человека чуть-чуть счастливее.

Наконец, о цилиндре. Откуда пошло и почему исключительно трубочисты сохранили его в обиходе? Рудольф Кюнь объяснил это так.

Когда-то трубы чистили все кто попало. В богатых домах этим заняты были слуги. И, конечно, работа эта была не самой любимой. Потом в Европе появились профессиональные трубочисты – бедные люди, выходцы из Италии. Спрос на их дело был очень велик. Найти трубочиста считалось удачей. («Возможно, тогда и родилась примета: увидеть трубочиста – к счастью».) В качестве привилегии во всех городах трубочистам жаловали гражданство, разрешали носить цилиндр и саблю. И эти бедные люди так были счастливы, что даже и на работу ходили в цилиндре.

Повсюду выйдя из моды, у трубочистов цилиндр остался естественным образом. Он стал как бы главным цеховым знаком. («Наш брат без цилиндра – просто какой-то грязнуля. В цилиндре другое дело. Сразу видно: идет трубочист!»)

Я спросил: где же теперь добывают цилиндры?

– О, это проблема, – сказал обермастер. – На Рождество обычно приносят нам их в подарок старушки. Это все прошлый век…

– У вас, наверное, образовался запас?

– Да, есть штук пятнадцать.

О тайном желании гостя догадаться было нетрудно. И трубочист догадался. Он вышел из комнаты и вернулся через минуту с предметом, похожим на черный блин. Легкий удар о руку – и блин с металлическим звоном тайных пружин превратился в роскошный цилиндр, какому позавидовал бы даже Евгений Онегин…

Этот цилиндр сейчас у меня дома, на полке – память о Лейпциге и о моих веселых друзьях-трубочистах.