Допустимая погрешность - Чингиз Абдуллаев

— Нет. Только поведение Юлии. Она как-то странно на всех смотрела. С какой-то торжествующей радостью.

— Ратушинский считает, что убийство — дело ее рук. Вернее, считал так до того момента, когда мы выяснили, чей коньяк выпил погибший. Борис Алексеевич сказал мне, что несколько дней назад Юлию пригласили на какую-то телепередачу, где, как она считает, ее выставили в невыгодном свете. Учитывая ее амбициозность, можно предположить, что удар по ее самолюбию оказался болезненным.

— И поэтому она убила режиссера… — в голосе Вейдеманиса прозвучала ирония. — Ты считаешь эту версию возможной?

— Нет, естественно. Но могли быть и другие причины. Сам же говоришь о выражении ее лица. Кстати, почему, когда мы вышли на кухню, ты не взял свой бокал с собой?

— Надеюсь, я не в числе подозреваемых? — улыбнулся Эдгар. 

— А насчет бокала… В отличие от вас, господин аналитик, я люблю хороший французский коньяк, поэтому выпил его и поставил на стол уже пустой бокал. Согласись, что незачем класть яд в бокал, где ничего нет.

— Вечно вы, прибалты, отличались от всех советских людей. В то время как все прогрессивное человечество любило «Агдам» и другие напитки такого рода, вы ценили французский коньяк. Правильно сделали, что вас отделили от СНГ. Вы всегда были чужеродным телом в нашем большом государстве.

Эдгар молчал. Он знал привычку Дронго мгновенно переходить от серьезных тем к шуткам. И наоборот. Поэтому он не стал комментировать сказанное другом.

— Ты шел следом за Молоковым, — напомнил Дронго. 

— Как по-твоему, он действительно случайно задел бокал или уронил намеренно?

— Случайно, — сразу ответил Вейдеманис. 

— Но он почему-то остановился рядом именно с теми двумя бокалами, а не обошел стол с другой стороны.

— В квартире Ратушинского кроме него было шесть человек. Среди них мог быть и укравший документы. Сегодня они собрались в том же составе. Если не считать кухарки, которая не выходила из кухни, и нас двоих. Получается, что круг подозреваемых один и тот же.

— Молокова можно исключить, — напомнил Эдгар.

— Не обязательно, — возразил Дронго. 

— Он может быть причастен к краже документов.

— Ведь он — единственный журналист в этой компании. И кто-то, увидев, что мы вплотную занимаемся расследованием, решил его убрать. Тогда получается, что вор и убийца — разные люди.

— А «закон Окаямы»? — напомнил Вейдеманис.

 — Тебе не кажется, что такой вариант был бы слишком идеальным?

— Кажется, — кивнул Дронго.  И убийца должен быть исключительно ловким человеком. В таком случае он был организатором похищенная документов, после чего решил избавиться от свидетеля. Среди находящихся в доме людей я не встретил человека с такими выдающимися организаторскими способностями… Если это не сам Ратушинский,  добавил Дронго после некоторого раздумия.

-Но Денисенко выпил из бокала жены, — напомнил Вейдеманис. 

— Может быть, случайно. Или она сама поменяла бокалы? Или произошла ошибка? Может быть, хотели убить женщину, а получилось иначе?

— Кому мешала Инна Денисенко? И почему ее нужно было убить? Слишком много вопросов, Эдгар. Я очень сожалею, что не успел поговорить с супругами Денисенко до его гибели. Теперь жена замкнется в своем горе и ее трудно будет разговорить.

— Господин Дронго, вас приглашает следователь, — сказал вышедший из дома милиционер.

Дронго вошел в гостиную. Тело погибшего Денисенко уже перенесли на диван. В комнате работали эксперты. У стола сидели следователь и Ратушинский. Увидев вошедшего Дронго, следователь обратился к нему:

— Мне сказали, что вы — независимый детектив, работающий в частном агентстве. Это верно?

— Я не детектив. И не работаю ни в каком агентстве. Я всего лишь эксперт-аналитик, которого иногда приглашают для решения юридических вопросов, — пояснил Дронго.

Его не обидело, что замороченный следователь из Подмосковья никогда не слышал его имени.

— Наверное, меня неправильно информировали, — сказал следователь, взглянув на Ратушинского.

Затем снова обратился к Дронго:

— Вы были свидетелем случившегося?

— Да. Я стоял рядом.

— Вы видели, как умер господин Денисенко?

— Видел, — ответил Дронго.  Сделав несколько глотков, он начал судорожно хватать ртом воздух, затем как бы пытался кашлять. И начал сползать на пол, успев при этом поставить свой бокал на стол, но опрокинул его, и жидкость разлилась по столу. Когда он упал, я подошел к нему первым, но когда попытался прощупать пульс, его уже не было. Денисенко был мертв.

— Типичное отравление — пробормотал следователь и вновь взглянул на Бориса Алексеевича.

Тот побагровел, нервно поправил очки, но промолчал.

— Это был яд, — уверенно произнес один из экспертов, мужчина лет тридцати пяти, шатен с растрепанными волосами. Он все время пытался их пригладить. Похоже, эксперт спал в дежурной части, когда его разбудили, чтобы срочно выехать на место происшествия. Поэтому у него было помятое лицо в «шрамах» от подушки.

— Точно установили? — грустно спросил следователь.

Если бы Денисенко внезапно умер от инфаркта, все было бы просто. Можно было бы составить протокол, получить на следующий день акт с результатами вскрытия тела и закрыть дело. Но теперь нужно было возбуждать уголовное дело по факту убийства. И самому тянуть его. К тому же, следователь понимал, что дело это неблагодарное, так как хорошо знал, кто живет в этом поселке и какими возможностями располагают эти люди для оказания давления на прокуратуру.

— Точно, — подтвердил эксперт. 

— В коньяке убитого мы обнаружили яд. Не знаю, какой именно, но мы это быстро выясним в нашей лаборатории.

— А второй бокал? — быстро спросил следователь. — Тот, который разбился?

— Он чист, — ответил эксперт. 

— Пролился хороший французский коньяк. Но яда в нем не было, это точно. Хотя все равно образцы жидкости мы направим на экспертизу. И бутылку тоже возьмем, — кивком показал он на большую пузатую бутылку.

— Значит, потерпевший выпил коньяк из этого бокала и сразу умер, — продолжал следователь, обращаясь к Ратушинскому и Дронго. —

Вы можете объяснить, почему оказались здесь в такой момент?

— Меня пригласил на ужин хозяин дома, — ответил Дронго.  Меня и моего напарника.

Он видел, как нервничает Борис Алексеевич, решил, что не следует распространяться об истинных причинах своего визита. 

— На ужин, — задумчиво повторил следователь. 

— Его вы тоже пригласили на ужин? — спросил он, указывая на умершего.