Когда человека не было - Димитр Ангелов

В одну из последующих ночей снова налетела сильная буря. Она зашумела и страшно завыла у входа в пещеру. Сбившиеся вместе чунги ощущали ее холодное дыхание и, вслушиваясь в ее резкий свист, мигали в темноте бессонными глазами. Им казалось, что вокруг мечутся, злобно воя, тысячи и тысячи ла-и.

И вдруг, неожиданно для всех, среди них самих послышался звук, напоминающий завывание бури: «У-у-у-у!» Чунги вздрогнули от неожиданности, приподнялись и зарычали. Только чунг и пома остались спокойными, так как знали, что это подражает звуку разыгравшейся бури их детеныш.

Глава 24

НОВЫЙ ЧУНГ

По росту и силе юный чунг еще не мог равняться со взрослыми, а потому во всех случаях, когда малый опыт или могучий инстинкт говорили ему об опасности, он искал защиты у взрослых. Он первым убегал от опасности, или прятался за спину матери, или прыгал ей на грудь, пряча там курносое красноватое лицо, вцепляясь ей в шерсть и подражая голосу того животного, которого испугался.

С помощью своего материнского чувства пома научилась узнавать животное по этим звукам; если оно было действительно опасным, она отбрасывала детеныша за себя, чтобы встретить опасность со свободными лапами, а если оно не было опасным, она успокоительно ворчала. Таким образом, детеныш тоже учился безошибочно понимать звуки, издаваемые помой и другими чунгами; и его потребность понимать и быть понятым постепенно удовлетворялась.

Никогда в тысячелетнем вечнозеленом лесу, где каждое дерево приносило по множеству плодов, условия жизни ни у кого не вызывали острой потребности выразить свои переживания и понимать переживания других. Пома и все прочие чунги рождались и жили среди ветвей, каждый жил почти отдельно от других, окруженный крупными сочными плодами и почти не подвергаясь нападению свирепых, сильных хищников. Поэтому пома и все прочие чунги не могли унаследовать больше того, что им давали среда и условия жизни.

Но теперь юному чунгу приходилось узнавать много нового, ранее просто ненужного для взрослых чунгов. Это обогащало и развивало опыт, унаследованный им от помы и чунга; и чем больше он подрастал, тем ловчее и целесообразнее приспосабливался к новой среде и новым условиям жизни.

Правда, он не мог лазать по деревьям так легко, как взрослые чунги. Да в этом ему и не было надобности, так как деревья не могли защищать от холода и сырости, ночевать на них было неудобно, а пищи на них было недостаточно. Но зато он умел хватать и ощупывать передними лапами гораздо лучше старших: лапы у него приобрели гораздо большую гибкость и ловкость, чем у помы. Так, в то время как чунг и пома хватали камни, попросту прижимая их согнутыми пальцами к ладони, он охватывал камень всеми пальцами, включая подвижный большой, и потому держал его гораздо крепче и надежнее.

Задние лапы у него стали более толстыми и мускулистыми. Пальцы на них все более грубели и теряли подвижность, так как он почти ничего не хватал ими, а только ступал на них при ходьбе. Ладони задних лап становились все более плоскими и негнущимися и постепенно превращались в ступни. Это позволяло ему держать туловище прямее и устойчивее, и мало-помалу он отвык помогать себе при ходьбе передними лапами, тем более что эти лапы всегда должны были оставаться свободными, чтобы обороняться при нападении и чтобы хватать предметы. В сравнении с его походкой походка помы и всех прочих чунгов, хотя они уже привыкли держаться довольно прямо, оставалась лишь смешным ковылянием.

Чем больше подрастал юный чунг, тем больше земля беднела пищей. Холод все усиливался, а стаи ла-и постоянно умножались. Чунги жили под гнетом тройного ужаса: холода, голода и опасности быть съеденными.

Однажды утром с неба снова посыпались мягкие белые пушинки. На этот раз они падали так густо, что затянули сеткой все вокруг и вскоре покрыли всю землю. Чунги ожидали, что не сегодня-завтра белый покров на земле опять исчезнет. Но он не исчез ни на другой, ни на третий, ни на последующие дни. Не прекратилось и падение белых пушинок с неба. Все вокруг было покрыто и засыпано ими.

Напрасно обращали чунги взгляды к небу. Напрасно ожидали появления белого светила. Напрасно оглядывали голые ветви деревьев: не увидят ли там лист или плод. Небо было суровое и серое, холодное и хмурое. Белое светило не показывалось. Ветки деревьев стояли мертвые, голые, сухие. И белые пушинки засыпали траву и невысокие кусты, и чунги больше не видели, где искать коренья и луковицы.

Для защиты от мо-ка и ла-и у них были камни, а к силе камней они присоединили свое количество. Для защиты от холода у них был волосяной покров, были глубокие скалистые впадины, куда можно было забиться. Когда бывало очень холодно, они сбивались плотно вместе и таким образом грелись. Но для защиты от голода у них не было другого оружия, кроме непрестанного и нелегкого выкапывания из земли корневищ и луковиц, кроме обгрызания коры с побегов невысоких кустов. А сейчас даже кусты стали исчезать под белым покровом, который становился все толще и толще, так как белые пушинки не переставали слетать с неба. Чунги уже ходили по этому белому покрову, и их ступни целиком тонули в нем.

Поэтому, несмотря на страх перед мо-ка и ла-и, несмотря на холод и влажность белого покрова, чунги начали спускаться на равнину, все больше отдаляясь от скалистых пещер и впадин и все позже возвращаясь к ним. С утра до вечера они были заняты тем, что копали, вытаскивали и обгрызали, жевали и глотали, но все не могли ощутить сытости в желудках. Энергия, полученная от пищи, целиком уходила в усилия найти пищу.

Глава 25

СИЛА ГОЛОДА

Однажды вечером группа чунга и помы, не притупив острого чувства голода, возвращалась в свою пещеру, суровая, молчаливая и недовольная. Юный чунг, ставший уже почти таким же большим и сильным, как взрослые, и начавший выказывать в своих действиях большую сообразительность, первым вошел в пещеру и на мгновение загородил ее вход своей широкой спиной. Но в тот же миг из глубины пещеры выскочил острозубый, острокогтистый кат-ри, кинулся на юного чунга, и впился острыми когтями ему в грудь.

Гонимые усиливающимся холодом и свирепостью, кровожадные ла-и и другие хищники начали искать в пещерах в скалистых впадинах более теплого и безопасного убежища на ночь. По этой же причине забрался в пещеру чунгов и кат-ри. Оставшийся от чунгов запах не тревожил его, так как не был запахом ни и-вода, ни мо-ка.

Но, учуяв приближение чунгов, кат-ри быстро вскочил и заметался по пещере в поисках другого выхода, а потом бросился вон.

Как раз в это мгновение перед ним вырос юный чунг, и кат-ри кинулся на него.

Давно привыкший с помощью чунга и помы бороться и побеждать, давно научившийся пользоваться камнем для защиты и нападения, юный чунг встретил врага быстрым ударом камнем по черепу. Разбитая голова кат-ри повисла, но острые когти оставались вонзенными в грудь юного чунга. Разъяренный сильной болью, тот отшвырнул от себя камень, обхватил кат-ри передними лапами и впился ему зубами в мохнатое горло. Широкие челюсти сжались со страшной силой, зубы прорезали кожу зверя…

Из прокушенной кожи брызнула теплая кровь, попала ему в рот, и он проглотил эту кровь. По языку и небу у него разлилось ощущение сладости и теплоты.

О, как приятно, как тепло, как сладко! Это новое ощущение можно было сравнить только с тем, какое он испытывал, когда сосал материнское молоко.

Чунги столпились вокруг него, взъерошившись и протягивая лапы к кат-ри. Им казалось, что юный чунг сцепился с хищником в кровавой схватке, и они подскочили с явной целью вмешаться в борьбу. Но они с изумлением увидели, что кат-ри безжизненно висит в передних лапах юного чунга, а тот впился зубами ему в шею и довольно урчит. Потом увидели, что юный чунг откусил кусок мяса, но не выплюнул, а начал жевать, ворча от удовольствия.

Чунги были так голодны, что самое зрелище жевания словно опьянило их. Их тоже охватило непреодолимое желание жевать. И они наперебой протянули к кат-ри передние лапы и впились в него зубами, кто как мог, кто где мог.

Вскоре кат-ри был съеден. От него остались только кости и куски мохнатой шкуры, разбросанные по пещере во все стороны. Голод, так долго и неотступно мучивший чунгов, притупился и исчез. В горле у них стоял сладковатый вкус. Пальцы слиплись от засохшей крови. Сытость заставила их тоже заурчать от удовольствия.

Однако вскоре они почувствовали, что животы у них вздулись и отяжелели. Начались сильные боли, вызванные непривычной мясной пищей, к которой они прибегли впервые в своей жизни. Вместо довольного урчания в пещере послышались тяжелые стоны.

Правда, за время своих скитаний они узнали вкус только что вылупившихся кри-ри. Но эти птенцы были совсем маленькими, хрупкими и представляли слишком малое количество пищи для объемистых желудков чунгов. А на этот раз они попросту объелись.