Король и Королева Мечей - Том Арден

Бедняга Раджал! Он снова и снова был готов повторять: «Я буду любить его, как брата».

Но как тяжело этого добиться!

А теперь, когда Нова пропал, Раджал страшно тосковал по нему.

Но, безусловно, нам следует вернуться к человеку в черном плаще.

Войдя в храм, убийца быстро преодолевает похожий на пещеру неф. У него мало времени, но все же он задерживается и привычно бросает взгляд на священный алтарь. В свете полной луны, призрачном и холодном, сияет огромный Круг Агониса. Человек в плаще спокойно смотрит на золотой, украшенный драгоценными камнями круг, но не совершает положенного поклона, а поднимает глаза и смотрит вверх. Там расположено витражное окно. При свете луны трудно по достоинству оценить его истинную красоту и все же можно вообразить, как прекрасно оно при свете дня. Витраж, творение лучших мастеров Эджландии, изображает фигуры женщины и мужчины, обнаженных и держащихся за руки.

Бог Агонис.

Леди Имагента.

За алтарем возвышается каменная, изукрашенная резьбой кафедра, на которой лежит тяжеленный фолиант. Это священная книга «Эль-Орокон». Только на ее страницах запечатлен подобный союз Агониса и Имагенты. Они никогда не были вместе, их соединение лишь предсказано. Тогда, когда бог Агонис разыщет свою утраченную возлюбленную, мир возродится. В это верят те, кто поклоняется Агонису.

По крайней мере, те, кто поклоняется ему с чистым сердцем.

Другие говорят о пяти кристаллах.

Губы убийцы кривятся в усмешке. Однако это не усмешка снисходительного победителя.

— Имагента, — печально произносит он. — О Имагента...

Только теперь он совершает поклон, смиренно склоняет голову перед женщиной-святыней.

За его спиной в темноту уходят бесчисленные ряды скамей, высокие колонны, древние барельефы и гробницы. Этот храм самый большой и прекрасный в мире — по меньше мере в том мире, который знаком эджландцам. Здесь находятся гробницы сотни королев и королей. Здесь некогда сочетались браком сотни королей и королев. Здесь многие поколения эджландцев во времена печали и во времена радости возносили к своему божеству общие молитвы. Если бы можно было представить народ страны в виде выпаренного из воды вещества, то это вещество, самая его суть, сосредоточено здесь, запечатлено в древних стропилах и каменных плитах. Если бы здесь, словно в сокровищнице, могла храниться надежда и вера, то этот храм и есть такая сокровищница.

Кто бы посмел посягнуть на святость этого храма?

Убийца выходит из забытья. Ему надо спешить! Пройдя в глубь алтаря, он входит в нишу и открывает потайную панель. По винтовой лестнице он спускается в глубочайшее подземелье под храмом. Сырые, страшные стены освещает пламя факелов.

Глубоко под храмом расположена подземная церковь. Она совсем другая, такой не встретишь наверху. Здесь есть, правда, и скамьи, и алтарь, и даже своя община. Но кому... или чему... здесь поклоняются?

Покрытые клобуками головы поворачиваются на звук шагов. Сверкнув глазами, убийца довольным взглядом обводит собравшихся.

Десять... пятнадцать... двадцать... двадцать четыре.

Он последний. Все остальные члены Братства на месте.

Убийца проворно набрасывает на голову клобук и занимает свое место на дальней скамье.

Как его имя?

Это тот самый человек, что именует себя лордом Эмпстером. Лордом Натаниэлем Эмпстером.

В ту ночь Кате приснился волнующий сон.

Вообще тревожные сны ей снились часто. Во снах она видела себя в самых странных местах и вела себя пугающе. Много раз ей снилось, как она бежит по лесу — босая, одетая в безобразные лохмотья. Сучья и ветки царапали ее плечи и бедра, но она не ощущала боли, а только неизбывную радость. Порой ей снилась усыпанная лепестками цветов поляна, где к ней, будто давние друзья, подлетали птицы, подходили медведи и лисы. Во сне Кате казалось, что она умеет с ними разговаривать, а они — с ней.

Как-то раз ей приснился загадочный полосатый зверь, чья шкура вспыхивала желтым огнем, когда он шел по подлеску. А потом этот зверь — страшный тигр! — ткнулся мордой в ее руки, и она обнимала его, и гладила, и целовала! Потом... потом несколько ночей подряд снился странный юноша, который лежал рядом с нею. Он был обнажен, и его кожа и волосы были такими светлыми, какими не были ни у кого из знакомых Каты. Во сне она ласкала этого юношу с удивительной страстью — со страстью, от которой она сама вся дрожала и рыдала.

Такие сны для невинной девушки постыдны, но, проснувшись, Ката очень быстро избавлялась от стыда и мечтала только о том, чтобы снова предаться страстным фантазиям.

И все же порой ей снились сны, которые ее по-настоящему пугали. Однажды... нет, не однажды, а несколько раз Кате снился старик, прятавший лицо под низко надвинутым капюшоном. Она бежала навстречу ему по лесу, и сердце ее радостно билось, но когда он отбрасывал капюшон, радость девушки сменялась страхом, потому что на месте глаз у старика зияли черные провалы.

Но сегодня ночью Кате приснился совсем другой сон.

Сегодня ей приснилась Пелли Пеллигрю.

Во сне Ката ехала в закрытой карете. Колеса вертелись быстро, с оглушительным плеском преодолевали лужи, карета мчалась по улицам. Неестественно громко звучал и топот конских копыт.

Стефель щелкнул бичом.

Быстрее!

И тут Ката поняла. Они гнались за «стрелой»!

Громыхнул гром. Карета промчалась под аркой городских ворот и выехала на раскисшую от дождя равнину. В сумерках трава казалась изумрудно-зеленой. Ката, вдохнув, как бы приняла внутрь себя весь мир — высокие холмы и быстрый бег протекавшей в низине реки. Она увидела позади стены Варби, а впереди — раскачивающиеся под ветром ивы. Карета приближалась к крутому повороту Петли Воспера. Лицо тетки Умбекки было обезображено страхом. Она отчаянно колотила по потолку кареты, пытаясь достучаться до Стефеля.

Скорее, скорее...

Ката была в восторге. Она высунулась из окошка чуть ли не по пояс, а тетка, которой, по идее, следовало бы втащить ее обратно, сжалась в комок, став похожей на жирную черную курицу, смешно попрыгивающую на сиденье.

Потом она пискнула:

— Детка, ты их видишь?

Сначала Ката видела тех, за кем они гнались: вроде бы впереди мелькал белый кружевной зонтик Пелли. А потом вдруг «стрела» совершенно исчезла из виду.

А они не могли больше гнаться на такой скорости. Густая грязь засасывала колеса. Дорога стала такой же, как небо, — черной, зловещей. Испуганно ржали лошади. Карета резко содрогнулась.

— Стефель! — взвизгнула Умбекка. — Стефель!!!