Падшие в небеса.1937 - Ярослав Питерский

Старлей внимательно окинул взглядом комнату. Бардак, наведенный его напарником, удовлетворил. Он застегнул шинель и, повернувшись к Клюфту, ехидно улыбнулся:

– Последний раз спрашиваю, гражданин Клюфт, нет у вас желания что-нибудь нам выдать? Пока не поздно?

Но тут на напарника обиделся лейтенант, учинивший обыск. Высокий энкавэдэшник зашипел, как змея:

– Я что, плохо искал, по-твоему? Ты же знаешь, я ничего не упущу! А вот вскрывать полы у нас просто времени нет. Пусть придут из следственного управления и вскрывают! А нам нужно арестованного доставить! Опечатаем комнату и все! Что ты, в самом деле?! Пошли, давай!

Старлей похлопал товарища по плечу:

– Да ладно тебе, Рожков, ладно. Я так. Положено. Сам знаешь, по инструкции!

– Да какая там инструкция? – обидел лейтенант. – Вон посмотри на его рожу? – офицер кивнул на Павла. – Такой, разве что-то добровольно выдаст? Я бы вообще таких вон без суда и следствия выводил во двор и расстреливал! Только время на них тратить! Время и деньги. В тюрьме баландой кормить! – лейтенант разошелся не на шутку.

Он двинулся к двери и толкнул Василия Петровича. Старик скукожился и зажмурил глаза. Мария Петровна в испуге втянула голову в плечи. Энкавэдэшник протянул бумаги и крикнул:

– А ну, понятые, подписывайте протокол и живо! Вот тут!

Супруги Скворцовы бочком попятились к столу. На нем лежал белый лист протокола. Старлей ткнул в бумагу пальцем и положил рядом перо. Достал из кармана железный цилиндрик. Деловито открутил крышку. Металлической капсулой оказалась переносная чернильница. Энкавэдэшник обмакнул перо и сказал:

– Вот тут подписи ставить! И чтобы никаких клякс! А то сами с нами поедете! В одну камеру!

От этой угрозы Марии Ивановне стало совсем плохо. Старушка с трудом расписалась в протоколе, ее всю трясло. Василий Петрович, поддерживая жену под локоть, вывел женщину из комнаты.

Энкавэдэшник убрал протокол в кожаную офицерскую планшетку. Зло посмотрел на Павла. Тот стоял в нерешительности, сжимая в руках скатерть, связанную узлом.

– Рожков, выводи! Ехать нужно!

Лейтенант грубо толкнул Павла в спину. Клюфт чуть не упал, споткнувшись о порог.

– Иди вперед! Иди! – рявкнул лейтенант.

Старлей закрыл дверь. В коридоре было холодно. Павел на секунду остановился и, обернувшись, посмотрел через плечо на вход в свое жилище. Энкавэдэшник усердно клеил на дверь и косяк бумагу с печатью.

– Вы бы хоть комнату на ключ закрыли. Есть же ключ, он там, у входа, возле вешалки на гвозде весит! – попытался уговорить лейтенанта Павел.

Но конвоир его не послушал, лишь вновь толкнул.

– Иди, давай! Нечего твои хоромы закрывать! Сюда еще с обыском приедут. А пока вон опечатаем и все! Никто не зайдет! Да и что там у тебя брать? Иди, давай! – тяжелая рука вновь подтолкнула под лопатку.

Павел семенил по коридору. Поднялся по маленькой деревянной лестнице. Четыре ступеньки, всего четыре ступеньки! Сколько раз он ходил по этой лестнице! Каждая дощечка ему знакома! Эти четыре ступеньки – по ним ступали ноги отца и матери. Они видели многое… И вот теперь их топчут ноги конвоиров. Людей, которые пришли забрать его свободу. Попросту выгнать его не только из его жилья, из его комнаты, но и из его жизни. Прежней жизни. Павел на секунду замешкался. Он уперся в косяк двери плечом. Лейтенант вновь толкнул его. Но Клюфт не двинулся с места.

– Ты что там? А ну пошел!

– Слушай! Будь человеком! Не толкай! – взмолился Павел. – Ты что такой нервный?

– А ну пошел! – еще более сильный удар пришелся меж лопаток.

Павел скривился от боли и вылетел на улицу, словно пробка от бутылки с шампанским. Под ногами заскрипел снег. В одну секунду холод остудил лицо. Клюфт глубоко вздохнул. Шаг, еще один, и опять злой окрик:

– Стоять! Теперь стоять! – завопил лейтенант.

Павел обернулся. Энкавэдэшник, озираясь, смотрел по сторонам. Было видно, что он чего-то боится.

– Что ты испугался-то? А?

Лейтенант зло посмотрел на Павла и буркнул:

– А кто тебя знает? Может, у тебя помощники тут?! Вон прошлый раз забирать стали одного мужика, так братья налетели! Еле отбились! Сволочи! Всех вас надо к стенке! Вон отвел бы к тому сараю и шлепнул! – лейтенант кивнул головой в сторону покосившегося от времени дровяника.

Старая постройка уныло темнела в углу двора. И тут Павел увидел силуэт человека! Высокий, с непокрытой головой незнакомец стоял в проеме между сараем и забором и смотрел на них с конвоиром. Длинный плащ развевался на ветру. Это был он! Богослов! Павел узнал Иоиля. Но, как, ни странно, лейтенант не насторожился. Он лишь толкнул Павла в плечо, заставляя идти к углу дома. Клюфт повиновался. Павел на ходу обернулся и посмотрел еще раз в сторону дровяника. Но богослова уже не было.

«Нет, я определенно схожу с ума. Мне уже мерещится приведение. Мне уже мерещится черт знает что! Нет! Этого человека нет! Почему я его вижу? Но папироса в пепельнице? Откуда взялся тот окурок?» – мысли терзали Павла.

За углом возле обочины стояла черная «Эмка». Машина попыхивала выхлопными газами из глушителя. Водитель, чтобы не замерзнуть, не глушил двигатель.

Павел в нерешительности подошел к автомобилю. Лейтенант опустил на его плечо руку:

– Стой! Ждать!

Послышался скрип сапог. Павел обернулся и увидел – к ним спешит старлей. Он курил на ходу. Его вид был озабоченным. Клюфт тяжело вздохнул и покосился на свой дом. Где-то на втором этаже в окне мелькнули лица. Из глубины комнаты из темноты на них смотрели соседи. Любопытство, перемешанное со страхом. Кто знает, что будет следующей ночью? Скрип тормозов. Черная машина. За кем приедут эти люди?

Клюфт вдруг поймал себя на мысли: он желает, чтобы за этими людьми обязательно приехали, вот так же, под утро! Обязательно! И забрали их тепленькими! Не одному же Павлу мучаться! Странное чувство желания горя другим! Раньше такого с Клюфтом не было. Но сейчас! Ему очень захотелось, чтобы тех людей за окнами на втором этаже тоже арестовали ночью! Тоже пришли и схватили! За то, что они вот так молча, смотрят, как уводят невиновного человека! Стоят и ничего не делают! Смотрят и потворствуют этим наглым людям в форме! Павлу очень хотелось, чтобы горе пришло в дом соседей! Он тяжело вздохнул.

Еще мгновение – и силуэты исчезли за стеклом. Старлей заметил, что Клюфт рассматривает окна. Офицер остановился:

– Что ты там высматриваешь? Сообщников? А? Куда смотришь? – угрожающе спросил он у Павла.

– Ни куда. Просто на дом… – хмыкнул Павел.

– На дом, говоришь? Знаю, на какой дом! Может, у тебя там сообщники? А? А ну говори! – Старлей схватил Павла за шиворот и начал его трясти.

– А ну отпусти меня! – Павел выронил из рук сверток и оттолкнул плечом старлея.

Тот, словно ожидая такого поворота событий, ударил наотмашь Павла по уху. Второй удар сапогом пришелся по почкам. Третий сбил Павла с ног. Клюфт закрывал голову руками как мог. Но мешали наручники. На тело обрушился град ударов. Пинал и старлей, и его помощник. Они били равномерно, со знанием дела. Четкие удары, словно марш по плацу. Раз-два. Раз-два! Бац! Бац!

Из уст конвоиров неслась брань. Но она была негромкой. Энкавэдэшники боялись шуметь. Не разбудить жителей! Не разбудить зевак! Лишние свидетели не нужны!

Павел лишь слышал, как их тяжелое дыхание перемешивалось с шипеньем:

– Шшш… сука… шшш… сука… мразь…

– Шшш… Я тебе покажу, как родину не любить… сука… шшш… пион…

– Шшш… Сука… троцкистская… шшш…

Глава седьмая

Павел потерял сознание. Очнулся лишь в автомобиле. Он сидел на заднем сиденье. На коленях лежал сверток. Клюфт попытался поднять руки, чтобы стереть с губ кровь. Но не смог пошевелиться. Рядом развалился лейтенант. Он посмотрел на Павла и зло сказал старлею, который ехал на переднем сиденье:

– Он пришел в себя. Очухался.

– Это хорошо. Уже к тюрьме подъезжаем. Не нести же его до камеры на руках. Пусть сам топает. И осторожно там, не запачкайся. Кровь потом не отстираешь. А я с тобой чумазым ездить не буду.

– Да не запачкаюсь, вот только сапоги придется чистить. Я об его рожу весь крем стер!

В разговор вмешался водитель:

– Ага! Сапоги вон запачкали! А сиденья? А обшивку? Вы же мне весь салон завозили! Я на вас вон рапорт напишу! Всю машину загадили! Не могли его в тюрьме отдубасить? Нет, надо было по земле валять!

– Да замолчи ты, Савченко! Не можем мы в тюрьме бить! Не можем! А тут вот, пожалуйста! Да и кто докажет, что это мы его били? А? А сиденья свои вымоешь!

– Ага, вымоешь! – не унимался водитель. – А завтра мне товарища Свиридова везти утром. Что он скажет? А?

– Ага! Свиридов! Так пусть нам отдельную машину выделяют! Пусть! Как мы можем вот так работать? Днем она возит Свиридова, а ночью вот по арестам пускают! Пусть выберут уж! Мы-то причем? Да и следователи жалуются, если мы неподготовленных к допросу привозим! Говорят, возиться долго приходится! А нас премии лишат! Так что и скажи вот так Свиридову!