Золото - Питер Гринуэй

Ювелир с Бокельштрассе переплавлял золотой лом в особых формах с клеймом в виде грифона и аббревиатурой DRLO, смысл которой был ему неведом, поскольку эти формы перешли к нему по наследству от польского графа, не говорившего по-немецки. Этот слиток, вне всякого сомнения, был на заднем сиденье черного «мерса», который лейтенант Густав Харпш разбил неподалеку от Больцано, где не умеют готовить настоящие спагетти.

В автомобильной аварии тело Харпша разделилось на три части: нога, рука и все остальное. Руку отхватило чуть выше кисти. Часы разбились, и металлические внутренности превратились в невероятный клубок, похожий на такой заиндевевший зимний лес в миниатюре. Он бы наверняка привел в восторг братьев Мюнстель. Великолепные армейские часы, изготовленные в Германии, остановились в 1.05 пополуночи 8 мая 1945 года. Официально это считается точным временем окончания Второй мировой войны в Европе.

40. Энтузиазм Гроса

Возмущенный до глубины души рисунками и картинами Георга Гроса, юный студент обрил голову, украл немецкое военное обмундирование и чеканным гусиным шагом безмозглого пехотинца вошел в храм городка Столп, что в Померании, во время воскресной мессы. Грозя карами небесными, он потребовал от прихожан сдать все их ценности на его обучение в художественной школе, с тем чтобы он мог бросить вызов антипатриотичной мазне Гроса с ее плоскогрудыми шлюхами и пышногрудыми дельцами с волосатыми гениталиями, просвечивающими сквозь прозрачные брюки. Пятисот марок, которые он выручил за украшения напуганных прихожан, ему хватило на три недели обучения в Королевской саксонской академии искусств в Дрездене, где Грос учился с 1909 по 1911 год.

Вскоре студента арестовали и составили опись награбленного. Однако вещи не были возвращены их законным владельцам, поскольку в городе распространилась повальная эпидемия застенчивости, причем охватила она как власти предержащие, так и прихожан. Дело в том, что отъем ценностей у евреев широко практиковался в городке Столп, но когда нееврея подвергли такой же унизительной процедуре, это вызвало у добропорядочных католиков чувство неловкости.

Реквизированные вещи включали в себя три пары золотых часов, двадцать золотых колец, несколько четок с золотыми вкраплениями, золотой цанговый карандаш, Библию в деревянном окладе с золотыми застежками, золотое ожерелье, три золотых распятия и золотой пружинный держатель для банкнот. Все эти вещи положили в банковскую ячейку и заперли в банковском подвале, где когда-то хранили французские сыры. Студент получил предупреждение и вышел на свободу. Порицание вызвали его методы, но не его патриотизм. Спустя три года он начал изучать медицину и после войны работал врачом-акушером в Берлине.

В апреле сорок второго столпский банк угодил под бомбежку. Подвалы очистили, ценности же без всякой описи свалили в холщовые мешки и отправили в Мюнхен, а оттуда в Баден-Баден, где золото, отделенное от всего остального, благополучно переплавили в слиток ВВ8910р. Этот и еще девяносто один слиток попали в руки лейтенанта Харпша и вскоре угодили в автомобильную аварию неподалеку от Больцано, города, где вам лучше забыть про настоящие спагетти.

41. Зубная щетка

После того как Томас Хомильберг немного подраил булыжную мостовую зубной щеткой на улице возле ратуши города Лодзи, щеголь капрал велел ему почистить этой щеткой зубы. Что он и сделал. Мелкий песок ободрал ему десны. На вкус это было нечто среднее между машинным маслом и сырыми яйцами. После этого капрал приказал ему снова драить мостовую. Что он и сделал. Пена никак не хотела взбиваться. В лучшем случае на булыжниках пузырилась слюна, но через несколько секунд эти пузырьки исчезали. Капрал снова велел ему почистить зубы. Он почистил. На этот раз он почувствовал вкус кислого молока с кровью. Десны кровоточили. События для Томаса перешли в категорию абстракции, лишившись своей эмоциональности. Наш герой – писатель. Или, правильнее сказать, был писателем. Всего каких-то три часа назад. Сейчас же он был просто человеком, драющим булыжную мостовую зубной щеткой. Он привык смотреть на вещи со стороны, оценивая их с точки зрения литературного интереса. Такое отношение было следствием аутотренинга. Не то чтобы он знал, как научиться писательским навыкам. Просто он исповедовал эмоциональную отстраненность, отделение себя от событий, которые он наблюдал со стороны, а после записывал свои наблюдения. В эти минуты он думал о том, что описать нынешнюю ситуацию ему не составило бы большого труда.

Томасу снова приказали отдраить мостовую. Что он и сделал – с едва заметной улыбкой. В ответ он получил винтовочным прикладом по голове. Томас завалился набок, и зубная щетка под ним сломалась пополам. Теперь он уже не мог драить ею мостовую. Как, впрочем, и чистить зубы. Не проблема. Щеголь капрал велел ему драить булыжник костяшками пальцев. До сих пор Томас старательно прятал пальцы в рукаве плаща. Стоило ему высунуть их наружу, как капрал увидел обручальное кольцо, и тут же на правую руку обрушился тяжелый приклад. Томас отлично понимал значение рабочей руки для писателя. Он также понимал важность воображения для писателя. Будь он хорошим писателем, то есть человеком с развитым воображением, он бы придумал, куда понадежнее засунуть кольцо: в карман, в нижнее белье, в ботинок, – куда угодно, только не оставить на пальце. В голове пронеслись другие возможности: под крайнюю плоть, под веко, в пупок, за щеку, в ушную раковину, в нос, в задний проход. Томас мысленно перебирал тайные местечки человеческого тела. Наверно, у женщины в этом смысле больше выбора. Кровь бросилась Томасу в лицо. Он вдруг подумал о жене, которая лихорадочно ищет местечко на собственном теле, чтобы спрятать свое обручальное кольцо. От всего этого у него сдали нервы, он едва не потерял самообладание и чуть не сорвался.

Капрал приказал ему раздеться, и Томас быстро вернулся в свое привычное состояние невозмутимости. В собственных же интересах. На глазах у полусотни человек, направлявшихся на городской рынок, Томас разделся догола. Стало ясно, что прятать кольцо в нижнем белье или в ботинке не имело смысла. И задний проход его бы не спас. Щеголь капрал… да забудь ты про его щегольской вид, главное, он одет, а ты раздет… заставил Томаса опуститься на четвереньки на том самом пятачке, который он недавно драил зубной щеткой, и раздвинуть ягодицы. Этот приказ смутил Томаса. Доселе ему не приходилось демонстрировать свой задний проход. Даже собственной жене в порядке эксгибиционизма во время любовных прелюдий. Он выполнил приказ, хотя правая рука у него была вся в крови, а левая в грязи. Толпа зевак зароптала. Капрал, разрядив в воздух винтовку, вспугнул голубей и рассеял толпу. В считанные секунды улица опустела. Капрал и Томас остались одни перед зданием ратуши Лодзи. Томас улыбнулся. Похоже, его голый зад вызвал у толпы симпатию. Капрал не знал, что ему делать в отсутствие зрителей с этим голым крепышом евреем. Он попинал ногой его одежду, потоптался на его нижнем белье. А Томас продолжал улыбаться. Материал сам приплыл к нему в руки. Сам бы он до такого не додумался. Смешались воедино обида, страх, садизм, истерика, унижение… и все это перед зданием ратуши, в прекрасный солнечный день. В польском городе Лодзи. Вот белая лошадка везет цистерну с пивом. Вот едет мальчишка на красном велосипеде. Беременная женщина толкает коляску. Редкие белые облачка в голубом небе. Вот встрепенулись голуби на мостовой и всей массой шарахнулись вправо, а один отстал, и перья заиграли на солнце. Детали помогают сделать картину убедительнее. Томас засмеялся при мысли о невероятности происходящего. Он смеялся все громче и громче, и тогда капрал выстрелил ему в голову.

Золотое кольцо капрал забрал на память. Позже, в казарме, армейские дружки застигли его врасплох, когда он разглядывал колечко, и подняли на смех. Уж не собрался ли он жениться? Втайне от всех? Ну, не дурак! Они затолкали колечко ему в рот. Потом спустили с него безукоризненно отутюженные брюки и засунули колечко ему в зад. После всех этих армейских шуток капрал с омерзением выбросил свою добычу. Мог ли он надеть на палец кольцо польского еврея, после того как оно побывало в прямой кишке!..

Кольцо подобрал уличный бродяга и обменял на миску щей. Сначала коробочка с кольцом провалялась на железнодорожной станции, затем на почте и, наконец, добралась до баден-баденского отделения Дойче-банка, где его вместе с сотней других безделиц, принадлежавших польским евреям, переплавили в анонимный золотой слиток, который лейтенант Харпш повез в Больцано.

42. Канцелярские скрепки

У сыновей банкира Отто Майера было свое представление о том, как сделать, чтобы семейное золото не обесценилось и чтобы его не конфисковали нацисты. Их отец, участвуя в финансовых авантюрах в период затянувшейся депрессии, оказывался то в плюсе, то в большом минусе, к тому же его трижды ограбили. В отличие от него, сыновья считали, что бумажные деньги – это бессмысленное капиталовложение.