Колдовской сапфир - Антонина Дельвиг

– Агриппина! Филипп!

Принц появился сразу же, а Пина, оказывается, бегала куда-то к ручью постирать синий плащик брата и чуть запоздала. Сеня по просьбе ящерицы положила, расправив, маленький кусочек материи на верхушку валуна, а когда после завтрака сняла его, плащ совершенно уже успел высохнуть; солнце, поднимаясь, припекало все сильнее. Сеня разровняла золу от вчерашнего костра, забросала ее песком и сухой травой – нельзя оставлять следов! – и отправилась в путь.

За пару часов ходьбы девочка одолела вполне приличное расстояние; гора Толстая успела повернуться другой стороной. Вчера далекая вершина маячила впереди, сегодня, чтобы ее увидеть, нужно было уже оглянуться.

Все больше попадалось по пути деревьев; здесь они спускались с горы и некоторые, самые отважные, осмелились вырасти вдали от Толстой, в самой что ни на есть степи. Травы здесь стали гуще, и Сеня старательно обходила заросли, опасаясь оставить за собой примятый след. Если не пройдет дождь, стебли могут не подняться даже и за два дня.

Но вот повеяло прохладой, девочка убыстрила шаги – впереди между деревьев показалась речушка; не такая, как в долине Саттар, поменьше, но настоящая горная – мелкая, быстрая и шумливая. Правда, скоро, выбежав в степь, речка само собой остепенится и понесет свои воды медленно и с достоинством, как и полагается нормальной равнинной реке. Пока же она еще резвилась во всю мочь.

Сеня выбралась на открытое место и огляделась, Она была сейчас в самом низу долины. Слева от нее лежала гора Толстая, ее округлые пологие бока, казалось, в самом деле были мягкими в отличие от крутых скалистых уступов неприветливого кряжа по правую руку. Его плоский гребень утыкался вдали в громадную неприступную гору. Вершину громадины, покрытую вечными снегами, в хорошую погоду видно было из долины Саттар, и жители окрестили гору Одинокой за холодную ее недоступность.

Идти по мелкой гальке, устилавшей берега речки, оказалось удобно, но подъем был значительный – не зря вода стремилась вниз с такой быстротой. Как и вчера, девочка собирала по пути травы, которые с ее плеча высматривала ящерица. Порой она даже поднималась на склоны Толстой и, осмотрев тамошнюю растительность, снова спускалась к реке. Сегодня Сеня почти вовсе не ощущала усталости и, проникшись уважением к знахарским познаниям подруги, попросила ту поделиться с ней хоть малой толикой лечебных секретов. Для начала Агриппина показала травы, отвар которых девочка пила вчера вечером; потом меж камней у самой воды – пучки островерхой лихорадной травы – от простуды; в лесу в сырой ложбинке отыскала белый мох, вытягивающий яд из змеиного укуса, и, наконец, поведя лапкой, указала на росшие повсюду розетки толстых войлочных листьев убериболя – его прикладывают на лоб от мигрени, к больным суставам и под повязку при тяжелых ранах.

Между тем солнце уже было в самом зените. Сеня поднялась от реки повыше в тенистый лес; здесь друзья решили провести самое жаркое время. Отыскав местечко попрохладней, девочка расстелила на земле свой плащ и, усевшись, занялась травами. Она развязывала пучки, а Пина осматривала и пересчитывала собранные растения, Чего тут только не было: ветки кустарников, не раскрывшиеся еще бутоны каких-то цветов, колосья злаков, орехи и даже лишайники. Сеня отрывала от каждого по небольшому кусочку и складывала отдельно. Потом она навязала множество крошечных пучочков и, нанизав их на веревку, привесила к рюкзаку, чтобы те сохли на ходу. Оказалось, что собрана уже значительная часть трав, а остальные ящерица рассчитывала отыскать выше в горах за день-два.

Пучки трав колыхались в такт легким шагам девочки. Минула уже середина дня, а склоны Одинокой, кажется, ничуть не приблизились; но в то же время стоило лишь оглянуться, как становилось ясно, сколько уже пройдено. Равнина скрылась; долина плавной дугой огибала Толстую, и теперь куда ни глянь повсюду высились горы. А Одинокая и к вечеру не стала ближе. Ну и Бог с ней! Решили остановиться пораньше – девочка одолела сегодня расстояние, значительное даже и для взрослого мужчины. На этот раз Сеню не нужно было уговаривать разжечь костер. Они остановились на краю леса чуть выше реки; скоро затрещал огонь, с жадностью поедая звонкий от солнца сушняк, а девочка побежала с котелком к воде. После ужина она сидела на камне, попивая из кружки ароматный настой трав, и смотрела на бурливую речку, заросли цветущего кустарника по тому берегу и птиц, собиравших над ним обильную предзакатную добычу. Солнце, медленно скатываясь за Одинокую, окрасило ее снежную вершину в нежно-розовый цвет, а внизу она уже куталась в длинные тени: там рождалась ночь… От костра донеслось негромкое пение – ящерицы тоненько в два голоса выводили затейливую мелодию. Это была песня без слов…

XII. Шестой день путешествия

Сразу после восхода девочка снова тронулась в путь. Подъем стал круче, вода в реке зашумела еще громче и еще быстрее понеслась вниз. Теперь речушка совсем измельчала, в самом глубоком месте едва доходя до колена. Перейти ее теперь можно было где угодно, не замочив ног, по торчащим из воды камням. После полудня снова отдыхали в тени, и Сеня, так же как и вчера, вязала пучки трав.

На этот раз, к радости принца и девочки, Пина объявила, что собраны уже все травы, кроме одного редкого цветка – огневика. Разыскать его довольно трудно: он растет высоко в горах и прячет свои нежные лепестки всего через час после восхода, причем склоняет крохотную головку к самой земле, скрываясь в густых зарослях. Но на рассвете он горит в серебре трав яркими алыми звездами, а зубчатые его лепестки и в самом деле походят на язычки пламени – отсюда и название. Агриппина рассчитывала найти огневик завтра, встав до свету; за день девочка успеет подняться до тех мест, где встречается диковинный этот цветок.

Когда Сеня вышла к озерку, до захода оставалось, наверное, еще часа два. Озерцо это образовалось из-за большой скалы, оторвавшейся некогда от каменистого кряжа и свалившейся в речку, перегородив и подпрудив ее. Оно было маленьким, каким-то уютным, и его зеркальная поверхность манила свежей прохладой. Сеня, уставшая от жары, решила выкупаться. Повесив рюкзак со свисающими связками трав на сук раскидистого дерева, росшего у самого берега, девочка разделась и сложила одежду на его толстые, выступающие из земли корни. Ящерицы забрались на большой камень – поглядеть; золотые их короны ярко вспыхивали на солнце. Вода оказалась ледяная. Речка питалась в основном талой водой, стекавшей с ледника Одинокой. Сеня кинулась в озерцо – лучший способ войти в холодную воду. Сделав всего с десяток гребков, повернула к берегу: от обжигающего холода начинало сводить мышцы. Пробкой вылетев на берег, девочка заскакала, согреваясь, по гальке. Смеясь крикнула ящерицам:

– Искупаться не хотите? Вода – парное молоко!

Ответа не последовало. Сеня взглянула на камень, где только что сидели принц с принцессой, – он был пуст. Ничуть еще не беспокоясь, девочка пошла к дереву, осматриваясь на ходу. Никого!…

Неприятный холодок подкатил к сердцу, и оно вдруг быстро заколотилось, предчувствуя беду. Сеня окинула взглядом небо, отыскивая в безоблачной синеве белую птицу, – Пина наверняка ошибалась в расчетах, и преследователи уже настигли их! Но небеса оставались чистыми; не оказалось чайки и над лесом – сидит злодейка где-то, наблюдает…

Девочка торопливо натянула одежду на мокрое тело и, зачем-то пригибаясь, побежала прочь от озерка. Цепляясь за траву, полезла вверх по откосу, забралась в густые заросли кустов и притаилась. Отсюда хорошо просматривался весь берег, и, если чайка поблизости, она обязательно себя как-нибудь обнаружит. Сердце колотилось в груди тяжелым молотом, оно требовало немедленного действия, гнало свою маленькую хозяйку вперед – бежать и спасать! Но бежать – увы – некуда; можно только лежать и ждать… Время тянулось отчаянно медленно. Сеня провела в зарослях уже целую вечность, но берег по-прежнему оставался пуст… Только маленькие пичуги величиной с воробья проносились мимо в погоне за бабочкой или мошкой, да гомонили в зарослях другие какие-то невидимые птички; они пока не затянули вечерние, обстоятельные свои песни – до захода еще оставался, наверное, час-полтора. Но вот попробовала голос певунья покрупней, сидевшая, судя по звуку, на том самом дереве, под которым так и остался лежать Сенин рюкзачок. Но и она решила, видно, что еще рановато и, резко оборвав начатую трель, слетела с дерева, приземлившись на откосе чуть пониже кустов, в которых притаилась девочка. Едва только ноги птицы коснулись земли, она молниеносным движением головы выхватила из травы какое-то большое насекомое; оно отчаянно затрепыхалось, крепко зажатое массивным желтым клювом охотницы, но скоро бессильно замерло, и птица, поднявшись в воздух, унесла его с собой на дерево.