Зоосити - Лорен Бьюкес

И я думаю: нет, лучше ты не шевелись.

Потом звонит телефон — в два часа ночи. Правда, я не сплю. Мне не дают заснуть разные мысли.

— Она хочет ему навредить, — гнусаво произносит голос на том конце линии без всяких «здрасте» и «извините». Я узнаю его только из-за гнусавости.

— Арно?

— Она хочет все испортить! Сонг и ее приятель должны были приехать в студию… А она взяла и пропала! Такая эгоистка. Хочет все испортить! — Арно давится слезами, и я понимаю, что была не права насчет его влюбленности. Он влюблен не в Сонгвезу, а в С’бу.

Глава 14

Все утро я обзваниваю подруг Сонгвезы по списку, который для меня составили миссис Лутули и Дес. Как выяснилось, Десу известно гораздо больше, чем матери. Почти все разговоры заканчиваются ничем, хотя слова «Я журналист» похожи на волшебную палочку. Девчонки сразу раскрываются, как створки раковин. Подросткам так хочется хоть ненадолго приобщиться к славе! Подружки подробно рассказывают о первой любви Сонг, о том, как в седьмом классе она подделала оценки по математике, ее засекли и всему классу пришлось переписывать контрольную, о том, как она любит музыку, какая она талантливая, сколько болтает в классе и по мобильнику — без конца чатится в приложении «Миксит». Девочка по имени Прийя сообщила, что иногда на Сонг «накатывает тоска, настоящий депресняк, но не такой, при котором хочется наложить на себя руки».

Разговоры пока лишь очерчивают контур пропавшей девочки. Я еще не вижу ее — как будто она полароидный снимок, который еще не до конца проявился. Мне кажется, в списке миссис Лутули не хватает многих имен. Скорее всего, опекунша даже не знает тех, о ком Сонгвеза предпочитает не говорить. Например, о своем парне.

Я просматриваю записку, которую дал мне Дес. Дом моды и рекламное агентство — тупик, там отношения чисто деловые; они слегка встревожились, узнав, по какому поводу я звоню. Любопытным стал разговор с Хизер Яло; она оказалась менеджером таких мегазвезд, как Ли и Нолутандо Мейе. Когда я представляюсь, она говорит:

— Пока еще не время давать интервью СМИ!

Не дослушав меня, Хизер Яло бросает трубку. Интересно, знает ли Оди Хьюрон о коварных планах Деса?

Сегодня вечером Джо обещал познакомить меня с «нужными людьми». Кроме того, я успела пообщаться с Вуйо.

Калло-99. Мне нужна услуга.

Вуйо. Уже слышал, твой мквереквере хочет свалить. Могу помочь. Пиши письмо. Я нарисую официальную шапку.

Я так старательно давлю в себе нехорошие порывы, что не спрашиваю Вуйо, откуда ему все известно. Когда речь заходит о защите интересов Синдиката, они способны узнать все, что угодно. Вполне возможно, на меня кто-то стучит… Я даже догадываюсь, кто: Д’Найс Лангуза.

Калло-99. О чем ты?

Вуйо. Напишем, что, к сожалению, Красный Крест в ДРК получил неверные сведения. Жена и дети Бенуа Бокангаса погибли.

Калло-99. Ну и гад же ты!

Вуйо. Могу даже переслать фото трупов. Только пришли их снимки, а я обработаю фотошопом.

Калло-99. Пошел на хер, Вуйо. И речи быть не может!

Вуйо. Какая обидчивая!

Калло-99. Ты меня не слушаешь. Мне нужны три вещи: выяснить, звонили ли с определенного мобильного телефона за последние четыре дня. Нужно зайти на один аккаунт в «Миксите». И еще выяснить, выписан ли страховой полис на определенного человека.

Вуйо. Б/п не работаю.

Калло-99. Пять тысяч рандов. Запиши на мой счет.

Вуйо. 12. С процентами. Гони подробности.

Калло-99. Только из любопытства. Синдикат и порошок провозит?

Вуйо. Ты что, на копов работаешь?

Калло-99. Нет.

Вуйо. Ты не установила брандмауэр.

Калло-99. Ты и без него многовато знаешь о моих делах. Колись, Вуйо! Чем вы занимаетесь, кроме писем? Торгуете колесами? Живым товаром?

Вуйо. У Синдиката широкий спектр интересов.

Калло-99. Мне нужно найти одну девушку. Возможно, ее похитили — посадили на иглу или заставляют заниматься проституцией.

Вуйо. Если и похитили, то не мы. Не наш профиль.

Калло-99. У нас с тобой разные профили. Сейчас назову имя…

Вуйо. Это дорогая услуга, девочка. Пойдет за отдельную плату.

Калло-99. Ничего. Я знаю человечка, которому это по карману.

Оказывается, нырнуть в Прошлую Жизнь так же легко, как надеть другое платье. Мода отражает перемены настроения. Сегодня я персиковый шнапс. Нервничаю, как малолетка, которая в первый раз проходит в ночной клуб по поддельному удостоверению личности. Я сказала «надеть другое платье»? Я перемерила девять платьев. Больше у меня нет.

Ленивец ворчливо пыхтит и растягивается на полу на кучке листьев кассавы, которые я купила на рынке внизу, чтобы умаслить его. Заодно прихватила ведерко мокриц для Мангуста. Если бы можно было оставить Ленивца дома, я бы оставила. Но последствия такой разлуки губительны. Ломка после крэка — пустяки по сравнению с разлукой с животным.

Итак, я два раза примерила все девять своих платьев. Примерка сопровождалась ловлей мокриц — они расползлись во все стороны, когда Ленивец в припадке раздражения перевернул ведерко. В конце концов, я понимаю, что мой гардероб безнадежно устарел. Одалживаю у проститутки с третьего этажа узкие джинсы и стильную черную маечку на бретелях. Одалживать приходится за плату. Соседка уверяет, что одежда у нее чистая. Требует тридцать баксов. Сомневаюсь, чтобы она стирала одежду в прачечной. Нюхаю джинсы, майку… вроде ничем не воняет. Какого черта, думаю я.

Я ловлю такси и еду в Окленд-парк. Туда же одновременно со мной направляется целая армия: уборщики ночной смены, медсестры, судомойки. Племя невидимок — они всегда за сценой. Вылезаю у «Медиа-Парка» и пешком иду на Седьмую улицу с многочисленными ресторанами, барами и интернет-кафе. Лоточник, стоящий у магазинчика мозамбикских деликатесов, пытается всучить мне фонарик в виде звезды, сделанный из проволоки и бумаги. Я отказываюсь, и он предлагает мне травку.

Раньше я часто здесь бывала. Как-то меня засекли с косячком, по приметной форме установили, в какой школе я учусь… Тогда меня отстранили от занятий на две недели. На Седьмой я впервые нюхала кокс — в туалете на девятом этаже. Здесь же впервые занималась сексом — в переулке за Восьмой. Правда, потом хозяин ближайшего дома вызвал вооруженную охрану. Сейчас будет не так страшно… не должно. И все-таки мне становится легче, когда я замечаю Джо. Он стоит напротив, у входа в бар «Бико», и возится со своим мобильником.

— Привет!

Он виновато вскидывает голову и засовывает телефон в карман куртки.

— Привет, детка. Молодец, что пришла! Все уже там, вперед!

Бар явно знавал лучшие дни. Вход охраняет низкорослый, жилистый вышибала в футболке с надписью «Отъе…!».

— Она со мной, — говорит Джо. Хотя вышибала совсем не радуется при виде Ленивца, он едва заметно кивает нам, давая понять, что ему все равно.

Бар «Бико» имеет такое же отношение к Стиву Бико,[18] как дрянная футболка с портретом Че Гевары — к самому Че Геваре. Его образом бесстыдно спекулируют. Так, на рекламе парикмахерской, нарисованной от руки, я вижу несколько портретов Бико в профиль. Он с разными прическами и в разных головных уборах; в берете, в кепке, в шахтерской каске, расписанной вручную. Стив Бико смотрит на прохожих с многочисленных плакатов. На его лице застыло задумчивое выражение. Он стоит на фоне карты Африки, и вокруг его головы нимб из солнечных лучей. Стив с львиной гривой — на сувенирах, футбольных мячах, майках. Везде его слова: «Самое сильное оружие угнетателей — разум угнетенных». Мой ученый папа наверняка возмутился бы. Героическую борьбу низводят до уровня фарса, модного бренда. Внутренности у меня сжимаются от недоброго предчувствия, как бывает, когда ты только собираешься прокатиться на американских горках. Американские горки я никогда не любила.

— О, здесь и футболки продаются! — замечаю я. — А детские размеры у них есть? Как думаешь, они их сначала вымачивают в кислоте?

— Очень смешно, Зинзи! — отвечает Джо, ведя меня в бар. — Не волнуйся, они тоже нервничают перед встречей с тобой.

Джо подводит меня к столику, за которым сидят разодетые в пух и прах люди — холеные, аккуратно подстриженные. Замечаю девицу с пирсингом во всех мыслимых и немыслимых местах, татуированную женщину с ярко-красными волосами и глазами, как у Бетти Пейдж;[19] и двоих мужчин. Один, помоложе, в кричащей рубашке с орнаментом «турецкие огурцы». Волосы у него набриолинены и стоят дыбом. Второму уже за сорок; на нем «жилет фотографа» с множеством карманов. Судя по выражению лица, он прожженный циник. Посреди стола стоит дорогая камера; все смотрят на экран.