Контуженый - Сергей Павлович Бакшеев

Он копается в закромах и показывает телефон с наклеенным ценником. Я киваю:

– Беру.

– Чехол в подарок. Бронебойные, извини, разобрали.

– Когда подвезут? – живо интересуюсь я.

Мастер смеется во все зубы и в половину из двух глаз:

– Ну ты шутник!

До меня постепенно доходит, что я не понял шутку.

Одноглазый умелец переставляет сим-карту, вводит команды и объявляет:

– Приложения скачал. Синхронизация завершается. Сейчас посмотрим сообщения.

– Я сам! – выхватываю телефон и расплачиваюсь.

– Далеко не отходи, боец. Тут сигнал хороший, – советует мастер. – Я помогу, если что.

Я волнуюсь, сердце колотится, палец подрагивает. Я не сразу попадаю в нужный значок. На фронте все общались через Telegram. Я отрываю «телегу» и просматриваю список чатов. Дату контузии я знаю из больничной выписки. Что произошло в тот день? Кому я мог сдать нашу позицию?

Глаза цепляются за аватарки друзей и слезятся. Чех, Шмель. Вы остались только в цифровых сообщениях и моей дырявой памяти. Цепочка наших сообщений и снимков обрывается в роковую ночь, когда я выжил, а вас не стало. Это случайность или злой умысел? А если предатель я?

Читаю сообщения. От волнения ничего не понимаю. Перечитываю по слогам. В редких посланиях ничего странного или подозрительного.

Я просматриваю остальные чаты. Среди личных контактов есть информационные каналы наших военкоров и Укросми с той стороны фронта. Всегда интересно знать мнение противника об одних и тех же событиях. Я придирчиво штудирую свои сообщения в роковую дату и накануне. Изучаю фотографии, которые могли бы выдать наше местоположение. Захожу в другие приложения, читаю эсэмэски. Потом еще раз и еще, чтобы ничего не пропустить.

Моих сообщений раз-два и обчелся. Это в фантазиях я многословен, а в жизни предпочитаю слушать и думать. С думками больной голове тяжело, но простые вещи я понимаю. Никакого намека на слив информации в моих сообщениях нет. Ничего запрещенного или секретного. И с противником я не общался.

Выдыхаю. Сердце успокаивается. Я не предатель!

На радостях заказываю в уличном кафе пиво. Боже, здесь можно сидеть за столиком под открытым небом и потягивать охлажденное пиво. Рай!

Хмельная горчинка во рту отзывается горечью в душе. Вепрь не станет придумывать показания пленного. Попадание вражеского снаряда было точным и неожиданным. Случайность исключена. Кто-то слил противнику координаты грузовика с боекомплектом. Возможно, не осознанно. И поплатился. Пока неизвестно, кто это сделал, все будут обвинять меня. Мало того, что я потерял друзей, я потерял доверие «вагнеровцев». Как с этим жить?

Я выпиваю таблетку от головной боли. Клубок горьких мыслей упорядочивается.

Я проверил свой телефон. Вот бы проверить телефоны погибшего расчета. Бойцов хоронили наспех, как есть. Их телефоны должны быть в могиле! Погибшим досталось больше, чем мне. И плоти, и телефонам. Плоть не воскресить, а поврежденной электронике одноглазый мастер дал новую жизнь.

Я возвращаюсь к киоску по ремонту телефонов.

Мастер меня узнает, но не может понять моего настроения:

– Решил проблему, боец?

– Не до конца. Нужно проверить другие телефоны.

– Выкладывай. Чем смогу помогу.

– Они не со мной и это… похуже моего будут. После сильного взрыва.

– Да, задачка. Как тебя зовут?

– Был Кит, сейчас Контуженый, – честно признаюсь я.

– А я был Андроид, а сейчас…

Мастер замолкает, давая мне возможность угадать. Я произношу очевидное:

– Одноглазый.

– Не угадал. Кутузов!

На этот раз мы смеемся вместе, во все зубы и в три глаза.

Как и Кутузов-полководец, Кутузов-мастер меня обнадеживает:

– Даже если телефон разбит в хлам, я попробую подсоединиться к чипу памяти. Сложно, но можно!

Я верю, что неунывающий мастер мне точно поможет, и отбрасываю сомнения. Часть витрины в киоске занимает самый ходовой товар – фонарики и свечи. Покупаю налобный фонарь, как у шахтеров. У меня есть план – копнуть прошлое, чтобы как-то жить в будущем.

21

В прифронтовых городах, будь то Попасная или Северодонецк, с ночевкой не было проблем. Любой подвал многоэтажки в твоем распоряжении. Даже если там люди, пустят, потеснятся. Война разделяет чужих и сближает своих. А вот в административном здании или школе укрываться не советую, они часто становятся целью украинской артиллерии. Высокоточных снарядов им натовцы отвалили щедро.

Луганск по местным меркам глубоко в тылу. Двери и окна по большей части целы, замки используются по назначению. Найти место для ночевки здесь сложнее. Где-то есть гостиницы, но месяцы службы приучили иначе решать бытовые проблемы.

Я нахожу пострадавшее здание, которое начали ремонтировать. При въезде на стройплощадку в бытовке светится окошко. Видимо сторож охраняет дефицитные стройматериалы.

Не желая унижаться до просьбы, крадусь к дому, залезаю в окно первого этажа. На полу мешки строительной смеси. Поднимаюсь выше и оборудую спальное место в проеме капитальной стены. Здесь больше шансов остаться в живых при обстреле. Рюкзак под голову – и тревожное забытье с частыми пробуждениями.

Ночь. Неясный шум в голове трансформируется в голоса, угрозы, ругань.

Прислушиваюсь и понимаю, это не боевое прошлое, аукнувшееся сновидением. Вспоминаю, что я на стройке. Поднимаюсь, выглядываю в проем окна.

Трое темных личностей грузят мешки строительных смесей в тентованную «газель». Им пытается помешать сухой старик, размахивающий фонариком. Помимо фонарика его оружие словесные призывы к совести. Самый вежливый ответ грабителей: «отвали, дед!»

Я морщусь от накатываемой головной боли. Хочу достать таблетки из рюкзака, но рука натыкается на гранату, которую нашел в окопе. Ладонь сжимает ребристый метал. «Лимонка» придает сил. Секундное размышление – и вот я у окна.

Высовываюсь, чтобы меня видели, и кричу:

– Эй вы! Кончай грабеж! Не по-людски это.

Луч фонаря дергается и освещает мое лицо. Грабители замирают, но быстро приходят в себя.

– Ты кто такой, мать твою! – ругается один.

Другой угрожающе поднимает лопату:

– Вали, если хочешь жить.

Я демонстрирую «лимонку» и выдергиваю чеку. Вытянутая рука держит гранату над головами грабителей. Придаю лицу радостно-тупой вид и объявляю:

– Я Контуженый. На всю голову!

Застывшие фигуры рассматривают меня. Немая сцена прерывается моей репликой:

– Быстро мешки обратно, а то рука затекает!

Для убедительности отбрасываю чеку. Назад пути нет, граната обязательно взорвется.

Грабители торопливо сваливают под стену мешки из «газели».

– Исчезли! – командую я.

Машина с грабителями уезжает со стройки. Я спускаюсь к сторожу. Гранату сжимаю уже обеими руками. Мышцы каменеют.

На лице сторожа гримаса ужаса или дикая радость – сразу не разберешься. Да и некогда.

Я прошу:

– Ты отойди, дед. Я гранату под мешок суну.

Сторож секунду что-то соображает и показывает:

– Шо добро портить. Там колодец. Все равно будут ремонтировать.

Рука затекла, ждать