В Иродовой Бездне. Книга 4 - Юрий Грачёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никогда назад я не вернуся,
хотя труден путь мой и далек,
никаких преград я не страшуся
впереди лишь был бы Огонек…»
В этот вечер не только Лева, но и многие старички и старушки забыли, что не мало лет утекло. Произошло то, о чем написано:
«Обновляется подобно орлу юность твоя». Среди молодежи все были молоды, каждый хотел петь, говорить и благодарить Бога.
Было за полночь, но никто не хотел расходиться, никто не чувствовал усталости.
Но вот новая радость добавилась к их радости. Новые души пожелали молиться, покаяться, отдаться Христу. Пели самый любимый гимн Левы:
«Радостную песню воспойте в небесах:
найдена пропавшая овца».
Каждый спешил сказать новообращенным добрые пожелания, каждый желал друг другу только добра. Казалось, частичка неба спустилась на землю…
На следующий день Лева был уже дома. Начал оформлять документы на получение паспорта, а потом и прописку в городе. Все устраивалось без задержки. Господом был явно открыт зеленый семафор — устрояший все есть Всевышний.
Ни один час, ни один вечер не пропадали у Левы даром. Встречи, посещения, общение… Везде он старался быть чутким, отзывчивым. Любовь к Богу и к ближним переполняла его сердце.
Хотелось всех приветствовать. Как только кончилось собрание, он спешил к выходной двери, чтобы успеть поздороваться с каждой старушкой, с каждым старичком, каждому, по возможности, сказать доброе слово. Он старался угадать по глазам, нет ли у кого горя, болезни, чтобы побеседовать и утешить.
Доминикия Григорьевна была несказанно рада слышать голос Левы. Она щупала его лицо, как это всегда делают слепые, не видящие, и сказала:
— Я благодарю Бога, что Он сохранил тебя таким же. Трудись, я буду твоей верной молитвенницей, и каждый день буду приносить тебя к Престолу милости.
Лева был очень благодарен ей, так как он знал, как велика вера в этой больной, слепой старушке.
— Теперь я буду молиться, — сказала старушка, — чтобы твоя Маруся скорей демобилизовалась. Бог даст вам дитя, и вы будете вместе трудиться для Господа и растить его.
Побывал Лева и в медицинском институте. Там, узнав, что он полностью окончил и сдал экзамены за первый семестр, предложили представить соответствующие документы для того, чтобы он мог быть зачислен студентом со второго семестра. Лева метеором съездил в Уфу, взял соответствующую выписку из канцелярии Уфимского мединститута. Но когда он там попытался найти в личном деле свои характеристики и другие документы — их не оказалось. Куда они могли исчезнуть? Он пошел в НКВД, но и там их не было; пошел в суд, где его судили, в надежде, что может быть, их приобщили к судебному делу. Секретарь суда встретила его приветливо:
— Мы все очень жалели вас, когда вас судили, — сказала она, — все это было так нелепо… А судья ваш, знаете, потом застрелился.
Документов и характеристик в деле также не оказалось. Видимо, нашлись такие люди, которые старались не только убрать Леву, но и уничтожить всякий след о нем. Но Господь вывел его из бездны земли, и Господь ведет дальше.
Краткой, но весьма радостной была встреча с уфимскими друзьями. Особенно порадовали его те, которые уверовали при открытии молитвенного дома, готовились к крещению.
Все, все устраивалось. Все было радостно. Но глубокая печаль все время терзала душу Леву: одна из его родных сестер погибла — погибла в неверии.
Однажды вечером, когда в их доме снова собралась молодежь и среди них Толя Зенков, они беседовали, и Лева сказал, что ему тяжело, что его родная сестра погибла. Решили молиться о ней. Из соседней комнаты позвали ее. Она была мрачной и раздраженной. Была все время не в ладах с матерью…
— Мы будем молиться за тебя, чтобы Бог тебя спас, — сказал Лева.
— Не нужно, — горько усмехнулась она. — Это ни к чему, я не верю ни во что…
Они все вместе с матерью опустились на колени и в слезах стали молиться о ее погибающей душе. Она стояла. Молился и Лева.
— Перестань, Лева, — сказала она. — Я знаю, что ты желаешь мне добра, но я не верю.
Что было делать? Лева не мог перестать молиться, он плакал, вместе с ним плакали и другие и молились, молились.
И она опустилась на колени и закричала:
— Бог, если Ты есть, спаси меня! Я так измучилась, прости меня!
Она была спасена.
Глава 31. Как идти?
«Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее».
Марк. 8, 35.
Кончился 1945 год. Близился канун следующего года. Лева был зачислен студентом, жена писала бодрые письма. Подавали надежду, что и она в скором времени будет демобилизована. В доме были все живы и здоровы. Отец из ссылки писал радостные, подкрепляющие письма, дядя Петя сообщал о новых и новых пробуждениях среди жителей Ферганы, отовсюду приходили приятные сообщения, что дело Божие восстанавливается. Огни новых и новых общин ярко горят, освещая путь к правде и истине.
Не покладая сил трудился Лева в эти дни, свободные еще от занятий в институте. Посещал, встречался с братьями, с молодежью, участвовал в каждом собрании. По субботам после собрания вместе с десятками братьев и сестер из молодежи выезжал в Чапаевск. Там они проводили ночные собрания, на каждом из которых каялись грешники. А утром возвращались в Куйбышев, чтобы участвовать в утреннем собрании. Поистине это была жизнь огня и движения: вперед и только вперед.
Из Тяглого Озера приехала молодая девушка, которая учительствовала в селе Пестравке. Она рассказала, что, отдав свое сердце Христу, встретила притеснения:
— Меня не сняли с работы, но предупредили, чтобы я никому не говорила… И я молчу. Но вот что произошло недавно. Поселилась я на квартире у одних завзятых безбожников-атеистов. Они узнали, что я верующая, и крепко-накрепко предупредили, чтобы я ничего не говорила о Боге их дочери.
Однажды девочка заметила, что я читаю Евангелие, и спросила меня: «Что читаешь?» Я ответила, что это тебе не нужно знать. Прошло несколько дней, прихожу я вечером домой, смотрю: она сидит и читает мое Евангелие, — достала его из-под моей подушки. Я ей говорю: «Что ты делаешь? Это тебе нельзя!» А она как посмотрит на меня, как заплачет… И говорит: «Неужели ты хочешь, чтобы я погибла?» Опустились туг мы обе с ней на колени и молились, и я не могла не сказать ей, чтобы молилась сама она Христу о прощении грехов… Она молилась и вот теперь. — радуется…
— Да, дивная пора пришла! — сказал Лева. — Не будем прятать Евангелие от народа, будем молить Господина жатвы, чтобы Он выслал делателей на жатву свою, чтобы послал в народ жажду и голод слышания Слова Божия.
Проходили благословенные собрания, огонь пробуждения разгорался.
Однажды, когда кончилось утреннее собрание, пресвитер Василий Алексеевич попросил Леву остаться. Лева всегда оказывал ему любовь и уважение, слушал его дружеские замечания, и они были в самых близких и хороших отношениях.
— Мне надо поговорить с вами наедине, — сказал пресвитер. — Так работать, как вы, не годится, понимаете?
Он наклонился к Леве и тихо сказал:
— Из-за вас мне уши дерут, дерут… вы понимаете?
Лева не стал расспрашивать пресвитера, кто и как драл его за уши, — он все это отлично знал и понимал.
— Так вот, — продолжал пресвитер, — вам нужно быть потише. Ну, одним словом, не лезть на рожон, вы и так много пострадали, живите потише, ходите на собрание. От молодежи подальше. Ездить я вам тоже не советую. Вот приедет ваша жена, будете учиться, живите, как все верующие, и все будет хорошо.
Лева молчал. Ему было очень больно слышать эти слова.
— Дорогой брат, — продолжал пресвитер. — Если вы не будете вести себя тихо, то будет плохо. Во-первых, самого себя погубите, потеряете паспорт, который вам дали, — все потеряете. А потом подведете все дело Божие: из-за вас тут и молитвенный дом закроют. Подумайте об этом хорошенько…
Лева молчал. Он встал и наконец сказал;
— Будем молиться об этом, дорогой брат. Я против вас ничего не имею, люблю и уважаю вас. Но — пусть Сам Господь руководит мною…
Много размышлял Лева, размышлял и на коленях. И был в костях его огонь, и он не мог удерживаться. Он абсолютно не видел никакой опасности воли, которая бушевала кругом, он лишь видел Христа, его Голгофскую жертвенную любовь, и эта любовь звала его к подвигу, звала на ту дорогу, по которой шел и Христос, и иного пути для него не было.
«Буду учиться, хорошо учиться, — думал Лева, — заниматься научной работой и в то же время буду всегда держать в руках святое Евангелие и везде, где только можно, и жизнью, и делом, и словом буду Его свидетелем.
Погибнуть, спасая хотя бы одну душу, лучше, нежели жить впустую, не исполняя заветов Христа. Свои каникулы, все возможности отдам для Него, ведь столько еще кругом не знают спасения, столько людей гибнут…