Ярость Антея - Роман Глушков

Разработанный компьютером чертеж взялся претворять в жизнь старый друг Льва Карловича, германский инженер Готлиб Клейн. Он и присвоил творению своих рук романтическое название «флейта». Результат оправдал все ожидания. Нанороботы прекрасно справились с обязанностями якобы разумных частиц, позволив смоделировать «язык недр» с довольно высокой точностью. Единственное, чего они не умели, это оставлять на облучаемом объекте специфические монолитные отметины. Но для осуществления задуманного Ефремову было на первых порах достаточно и такой неполноценной модели.

Пока академик находился в Германии, аномальная атака на его геологоразведочную станцию прекратилась, продлившись беспрерывно два с половиной месяца. Как только луч исчез, ефремовцы тут же спустили в ствол шахты киберразведчика, дабы выяснить, что изменилось в ней за время, пока отметка 32,5 была им недоступна.

Как оказалось, ничего. Скопление неуловимых частиц в придонной части скважины никуда не делось и продолжало препятствовать дальнейшему бурению. Безусловно, Ефремову и его сподвижникам хотелось поскорее продолжить исследование недр и достичь новых, прежде неизведанных горизонтов. Но преграда, на которую наткнулись исследователи, представляла для них не меньший интерес хотя бы потому, что до них еще никто не сталкивался при бурении с такими явлениями. По крайней мере, академик о подобных случаях не знал.

Он не был до конца уверен, правильно ли поступает, решив послать свой сигнал колонии разумных наноорганизмов. Но уже на следующий день по прибытии Ефремова из Германии он установил флейту над скважиной и выстрелил по оккупантам ответным энергетическим потоком. Если они действительно желают выйти на контакт, значит, теперь узнают, что человечество может разговаривать с ними на их языке. Коего оно, правда, еще не расшифровало, но, изобретя средство для такого общения, получило шанс осуществить этот диалог. Лишь бы его инициаторы изъяснялись потолковее и не пошли на попятную.

Ответ из бездны не заставил себя ждать. Практически сразу, как только ефремовское «приветствие» достигло цели, газообразная субстанция пришла в движение и ринулась по скважине со стремительностью вулканического гейзера. Академик понял это, когда установленные в стенке главного ствола датчики начали один за одним выходить из строя. Вместе с нанороботами в луче флейты. Такими темпами гостья из земных глубин обещала достичь поверхности за считаные минуты. Что произойдет потом, можно было только догадываться…

Субстанция вырвалась из жерла скважины не как гейзер или клубы дыма. Лев Карлович уверял, что ничего подобного он прежде не видел. Никто из присутствующих на буровой не успел даже глазом моргнуть, как был окружен горячим и непроглядным туманом. Несмотря на то, что весь персонал надел противогазы и комбинезоны химзащиты, проку от них не оказалось. Сам Ефремов сделал в жарком облаке лишь пару вдохов, а потом лишился сознания вместе с ассистировавшими ему коллегами.

Очнулись они столь же дружно спустя примерно сутки, но не в здании буровой, а кто где. В поселке при станции проживало двадцать четыре сотрудника, и каждый из них оказался накрыт белой мглой, даже те, кто находился в момент эксперимента вне башни. Субстанция в мгновение ока растеклась по поселку, но, когда люди пришли в себя, горячая подземная гостья уже исчезла. Но не бесследно. После себя она оставила такой разгром, что при виде его Льва Карловича едва не хватил инфаркт.

И было с чего. Практически все оборудование на буровой и в поселке – от кибермодулей и дорогой компьютерной техники до кухонных комбайнов и телепанно, – было разгромлено. И что самое обидное – уничтожили станцию не какие-то наноорганизмы из недр, а сами ее обитатели. Это они учинили здесь тотальный хаос, хотя фактической вины люди за него, конечно, не несли. Они занимались вандализмом не по своей воле, а под воздействием вызванной ими на поверхность субстанции, которая целые сутки властвовала над их рассудками.

Ефремов пришел в чувство лежа на полу у себя в кабинете. Противогаза на академике не оказалось, а комбинезон был изодран в клочья. Сознание Льва Карловича после возвращения к реальности оставалось на диво ясным, голова не болела и на теле не наблюдалось ожогов. Но в мышцах ощущалась такая ломота, словно хозяин буровой успел за минувшие сутки наколоть дров на целую зиму; в качестве физзарядки он всегда заготавливал поленья для своего камина сам, не доверяя эту работу кибермодулям. Догадка оказалась недалека от истины, поскольку любимый топор Ефремова валялся сейчас у него под рукой. Им он, похоже, и обратил убранство своего кабинета в груду обломков.

До академика не сразу дошло, что же стряслось. Однако когда ему доложили о масштабе разрушений, картина напрочь стертых у него из памяти событий понемногу прояснилась. Судя по всему, каждый сотрудник буровой внес свою лепту в разгром оборудования и, что еще хуже, – бесценной базы образцов грунта, видеоархивов и научной документации. Завладевшая сознанием людей, разумная – отныне Ефремов в этом не сомневался, – субстанция жестоко наказала геологов за их дерзкий эксперимент. Причем их же собственными руками. Была разбита на мелкие осколки и флейта, а электронные и бумажные носители с ее чертежами академик сам уничтожил в беспамятстве. Благо, у Готлиба Клейна остались копии, поэтому пульсатор еще подлежал восстановлению. А вот насчет остального оборудования, увы, сказать такое было уже нельзя.

Просто поразительно, какой погром устроили за сутки двадцать четыре далеко не воинственных и отнюдь не самых крепких человека. Что ж, результат первого контакта с Mantus sapiens был более чем очевиден. Оправившись от шока после, пожалуй, сильнейшего потрясения в своей жизни, Лев Карлович суммировал факты и пришел к выводу, что разумная субстанция вовсе не вызывала его на контакт, а, скорее, предостерегала от попыток дальнейшего проникновения на свою территорию. Намекала, как намекает рычанием один хищник другому о том, что последний вторгся в чужие владения. А когда он не только не понял намека, но и зарычал в ответ, хозяин набросился на дерзкого гостя и укусил его. Не смертельно, но так, чтобы наглец раз и навсегда уяснил, кто здесь диктует правила.

Обнаруженная Ефремовым разумная мантия Земли (вопреки нападкам коллег-скептиков, академик называл свое открытие только таким громким именем), совершенно очевидно, не питала любви к человечеству. Однако Душа Антея явно не предвидела, что столкнувшиеся с ней обитатели земной поверхности умудрятся воссоздать чужеродную для них технологию. И пусть воссоздание это больше походило на передразнивание, тем не менее мы смогли напугать Mantus sapiens настолько, что она решилась выйти из недр, чтобы восстановить статус-кво. А заодно продемонстрировать другие свои качества, познать которые мы были пока не в силах.

Это и беспокоило Льва Карловича, а также всех тех, кто поверил ему на основе уцелевших после катастрофы, скудных, разрозненных доказательств; из-за нежелания академика разглашать преждевременно детали своих экспериментов, он снабжал следивших за его работой коллег далеко не полной информацией о ней. Завладев разумом двадцати четырех человек, Душа Антея не обратила их в безмозглых сомнамбул, а подвигла на четкие, целенаправленные действия. Ефремовцы же, стреляя из флейты в скважину, действовали наудачу и понятия не имели, к каким последствиям это приведет. Получалось, что за время контакта подземная субстанция узнала о нас намного больше, чем мы о ней. Или же на момент нашей первой, как предполагалось, встречи разумная мантия уже была знакома с человеком?

Поставив себя на грань разорения и растеряв две трети сподвижников, Ефремов заказал новое оборудование и, осознавая, какой опасности он подвергается, рискнул продолжить геологоразведочные работы. Однако не тут-то было. Первый же погрузившийся в скважину киберразведчик сообщил, что на пятнадцатикилометровой глубине она перекрыта базальтовой пробкой. Которая, по всем признакам, была обработана Mantus sapiens и затвердела настолько, что теперь ее не возьмет даже самая прочная буровая коронка. Пробуренные от главного ствола диагональные боковые отводы внесли уточнение, что ефремовцы имеют дело не с пробкой, а с огромным непреодолимым щитом, обойти который не получится при всем старании. Так что если базальт на отметке 15,2 не вернет себе со временем привычные свойства, о дальнейших работах на Кольской Сверхглубокой можно забыть. Как и в тысяча девятьсот девяносто втором году, когда скважина была законсервирована впервые, все опять уперлось в несовершенство техники и недостаток финансирования.

Лев Карлович пережил и этот удар. Собрав по крупицам всю уцелевшую информацию, он углубился в ее анализ посредством тщательного компьютерного моделирования. А также взялся за создание новой флейты. Положение академика осложнялось тем, что из двенадцати существующих в мире сверхглубоких скважин, чьи бурильщики вышли на отметку 25, на тот момент функционировали всего четыре. Да и те после пережитых Кризисов балансировали на грани закрытия. Но Ефремов не терял надежды, что однажды хозяева этих буровых тоже наткнутся на Mantus sapiens, после чего его наработки окажутся востребованы и найдут больше сторонников в ученом сообществе. А пока ступившему на полосу неудач академику пришлось потуже затянуть пояс и заняться теоретическими изысканиями. Мурманский геологоразведчик не намеревался признавать собственное поражение. Он планировал взять у Души Антея реванш, встретив ее во всеоружии. Если, конечно, судьба вновь изволит столкнуть когда-нибудь Льва Карловича с обитающей в недрах планеты разумной формой жизни…