Суер - Юрий Коваль

- Странно даже, что у такой могучей мамаши столь худосочное дитя, заметил Суер.

- Вы имеете в виду шесть грудей? - засмеялся мальчик. - Ну и что? Ведь в них содержится только смысл, а вовсе не здоровье.

- Какой же смысл?

- Ну, в данном случае:

РАЗУМ,

ДОБРОДЕТЕЛЬ,

ВЕЗЕНИЕ,

ПРЕДВИДЕНИЕ,

ОСТОРОЖНОСТЬ и, к сожалению,

ТРУСОСТЬ.

Увы, последняя, шестая, грудь немного меня разочаровала, да еще эти цветущие младенцы здорово напугали своими игрушками и криком, а так, в остальном, я в порядке.

- Странно, - сказал капитан. - Какие необычные качества. А где же ВЕРА, НАДЕЖДА, ЛЮБОВЬ?

- У меня их нету, - просто ответил юнга. - К тому же вовсе не у всех они встречаются. Большинство вскормлено двугрудыми мамашами, так что в каждом человеке есть всего два качества, у всех разные, но всего - два. Не буду называть имен, но и здесь, у вас на борту, я наблюдаю людей, в которых соединяются порой самые разные и странные качества:

в одном - ЖАДНОСТЬ И ЛЮБОПЫТСТВО,

в другом - БЕДНОСТЬ И ПОРОК,

в третьем - ГЛУПОСТЬ И ВОЗВЫШЕННОСТЬ ДУШИ,

в четвертом - ЛЮБОВЬ И МЕЛОЧНОСТЬ,

в пятом - ПРОЦВЕТАНИЕ И КРЮК.

- Гм, гм, гм, - прервал капитан. - Крюк?

- Именно крюк.

- Но крюк - это не качество, это предмет.

- Предмет? Какой предмет?

- Вы что, никогда не видели крюк?

- Не видел, только чувствовал в других.

- Боцман, покажите юнге крюк.

- Извините, сэр, - подскочил Чугайло, - какой крюк?

- Все равно... какой-нибудь крюк, да и подцепите на него что-нибудь.

- Чем подцепить, сэр?

- Черт вас побери, чем угодно, лебедкой, краном, провались пропадом!

Боцман заскакал по палубе, двигая подзатыльниками направо и налево:

- Живо! - орал он. - Тащите сюда крюк! Шевелись, скотина!

Матросы забегали по судну в поисках крюка. Найти им, кажется, никакого крюка не удавалось.

- Извините, сэр! - задыхаясь, крикнул боцман. - Крюка нету!

- Как это нету?

- Нигде нету, сэр!

Тут боцман подскочил к матросу Вампирову и врезал ему по зубам:

- Где крюк, сука?

- Да не брал я, не брал!

- А кто брал? Говори!

- Не скажу, - процедил Вампиров.

Боцман уж и скакал, и орал, и дрался, сулился рублем - матрос молчал.

- Пытать его! - орал боцман. - Тащите скуловорот!

- Пусть кэп прикажет, - сказал наконец матрос. - Тогда скажу.

- Говорите, матрос, - приказал Суер-Выер. - Кто взял крюк?

- Извините, сэр, но это вы взяли.

- Я? - изумился капитан. - Когда?

- Две вахты назад, сэр. Я как раз драил рынду, когда вы выскочили из каюты с криком: "Я вижу истину!" Схватили крюк, привязали его на веревку и стали шарить в волнах океана и сильно ругались.

- Не может быть, - сказал Суер. - Я ругался?

- Сильно ругались, сэр! "Никак не подцепляется, зараза!" - вот вы что говорили. А я еще вас спросил, что вы подцепляете, а вы и сказали: "Да истину эту, ети ее мать!" Так и сказали, сэр!

Сэр Суер-Выер мрачно прошелся по палубе.

- Все по вахтам! - приказал он.

Грознее тучи ходил капитан, и я не знаю, чем бы кончилось дело с этим крюком, если б впередсмотрящий Ящиков не крикнул вдруг:

- Земля!

Глава LVII. Название и форма

Две крутобедрых скалы выросли вдруг перед нами из кромешных пучин.

Валунный перешеек объединял их в одно целое, но волны, набегая, то и дело разъединяли их. То соединят, то разъединят, то соединят, то разъединят...

- Какой-то остров соединений и разъединений, - хмыкнул Хренов. - Все это напоминает мне простую коно...

- Хватит, Хренов, - резко прервал капитан. - Никого не интересует, что это вам напоминает. А если потомкам будет любопытно, что именно мичман Хренов называет "простой коно...", пусть сами догадываются.

Пристать к этому острову, состоящему из двух скал, было невозможно. Разбиваясь о каменные подошвы, волны рокотали как-то особенно, и казалось, что они толкуют о чем-то, бормочут и разговаривают.

Наш корабельный священник Фалл Фаллыч, которого матросы по простоте душевной называли чаще Пал Палычем, умиленно вслушивался в смысл гортанной морской речи.

- Вот-вот запоют, родимые, - шептал он, - ангельские песни... Капитан, вы столько понаоткрывали островов, а я все в кают-часовне, из кают-часовни в кель-каюту, разрешите и мне открыть вот этот остров и дать ему название.

- Вообще-то, батюшка, - сказал капитан, - ваше возникновение несколько неожиданно. Мы даже и не подозревали, что вы на борту. Но раз уж вы возникли - открывайте, мы не возражаем. Но назвать остров пока трудно. Мы не знаем, кто на нем живет и что вообще здесь происходит.

- Это не важно! - сказал Фалл Фаллыч. - Я по наитию!

- Валяйте, батя, - сказал капитан.

- Это очень просто, - сказал Фалл Фаллыч. - Назовем его ОСТРОВ РАЗГОВОРА ДВУХ РАВНОАПОСТОЛЬНЫХ БРАТЬЕВ С НЕБОМ.

- Шикарно, - сказал' капитан. - Тонко и умно, но не длинновато ли? И где вы видите равноапостольных братьев?

- Да вот они, две эти вечные скалы. Они и объясняются с Небом посредством бурления вод, рокота пенных волн, пения звонкой гальки.

- И вы уверены, что они разговаривают с Небом? А может, между собой?

Фалл Палыч прислушался, вытянув шею к равноапостольным скалам.

- Они толкуют о любви и вере, - сказал он, - о страсти и грехе. В их речах звучит очень много философских размышлений. Да, они говорят между собой, но Небо их слышит!

- Назовите просто: ОСТРОВ РАЗГОВОР.

- А насчет равноапостольных братьев?

- Опустите, батюшка, от греха, да и не поймешь, кто тут из них Кирилл, кто Мефодий.

- Разговор, - сморщил носик Пал Фаллыч. - Фю, фю... Диалог! Вот слово! Где мой жезл?

Длиннющий жезл с вострым наконечником и набалдашником, украшенный золотом и каменьями - слава Богу, не крюк! - быстро нашелся и с поклоном был подан служителю культа.

Надо сказать, что к этому торжественному моменту на палубе собралась вся команда. Все с интересом ожидали, как наш поп станет нарекать и открывать остров.

- Слушай меня, о Остров! - сказал Фалл Фаллыч и возложил с борта на берег свой могучий жезл. - Нарекаю тебя: ОСТРОВ ДИАЛОГ. А вы, о Скалы, говорите между собой о вере и страсти, о добропорядочности и о вечном блаженстве, о высокой нра...

- Хорош, - прервал священника капитан. - Хватит, батя, нарекли - и достаточно, и закончим на высокой нра... и пускай потомки думают, что это такое. Название "Остров диалог", конечно, никуда не годится, и мне придется из всей вашей речи вычленить действительно сильное название. Итак, этот остров называется - ОСТРОВ ВЫСОКОЙ НРА...

Глава LVIII. Драма жизни

*

Между тем на левой скале что-то заскрипело, открылась дверь из пещеры, и на свет Божий вышел человек в брюках с карманами и в пиджаке без карман.

Он стал потягиваться,

крякать,

зевать,

протирать очи,

икать, чесаться по' всему телу и в затылке,

хлопать себя по лбу, ковырять в носу,

хвататься за сердце с криком: "Корвалолу!", сморкаться,

чихать,

пердеть так, что с гор срывались камни, и выделывать разные прочие номера и коленца.

Мы только надеялись, что он не заблюеть, но он вполне скромно поссал в пролив.

Короче, человек этот не был похож на равноапостольного брата, потому что явно был с похмелья. Даже с борта нашего фрегата чувствовался могучий запах прерванного сном богатырского перегара.

На другой же скале, как раз напротив, открылась другая дверь, и новый из пещеры явился человек. У этого карманов на брюках не было, карманы были на клетчатом жилете, а в

руках он держал рентгеновский снимок, который с интересом разглядывал против солнца.

- Ты ль это предо мною, Гена? - крикнул Похмельный.

Гена не отвечал.

Рентгеновский снимок занимал его внимание чрезмерно. Гена хмыкал и прищуривался, разглядывая его, шептал себе под нос: "Ой-ей-ей!", детально изучал какие-то детали и хватался иногда за свои собственные кости. Глянет на снимок, почешет во лбу и хвать за ту самую кость, что увидел на снимке.

- Ты ль это предо мною, Гена?

Гена молчал, нервно трогая берцовую свою кость. Она его чем-то явно не устраивала, то ли величиной, то ли прочностью.

- Ты ль это предо мною, Гена? - яростно уже закричал Похмельный, и только тут Гена оторвался от пленки.

- Да, это я, - ответил он. - Иду с рентгена.

И тут перед нами была разыграна величайшая драма жизни, которую возможно записать только в драматических принципах письма. То есть вот так:

БАСОВ и ГЕНА

(ПЬЕСА)

БАСОВ. - Ты ль это предо мною, Гена?

ГЕНА. - Да, это я. Иду с рентгена.

БАСОВ. - Туберкулез?

ГЕНА. - Да нет, пустяк.

Ходил просвечивать костяк.

Вот погляди на пленку эту.

Что видишь?

БАСОВ. - Признаки скелету!

Ужели этот строй костей

Твоих вместилище страстей?

ГЕНА. - Да, это так!

Зимой и летом

Я этим пользуюсь скелетом.

БАСОВ. - Ну, друг, с такою арматурой

Широкой надо быть натурой!

Пойдем в киосок "Вина-Воды",

Ведь протекают наши годы!

ГЕНА. - Да, все течет!