Год гиен - Брэд Гигли

Лицо Семеркета по-прежиему хранило вежливое выражение:

— Я тебе завидую, раз ты знаешь, что думают все египтяне. Это должно сильно упрощать тебе жизнь.

Квар быстро оделся, затянул ремни доспехов и застегнул шлем. Закончив облачаться, он осторожно взглянул на Семеркета.

— Что вам от меня надо?

— Хочу показать тебе кое-что в Великом Месте.

Ухмылка нубийца стала почти издевательской.

— Еще одного царевича-невидимку на летающем ковре?

— Кое-что поинтереснее, — ответил Семеркет. И холодно добавил:

— Если тебе повезет, это поможет сохранить твой пост.

Квар потянулей за копьем и кивком велел чиновнику указывать дорогу.

Когда они прошли мимо утесов из красного песчаника и очутились в долине, их встретила тамошняя неестественная тишина. Они зашагали по тропе, и камешки, вырвавшиеся у них из-под ног, скатились в долину внизу с таким шумом, с каким могли бы обвалиться валуны. На звук немедленно отозвались на башнях меджаев, стоявших вокруг утесов. По меньшей мере, семь стражей спустились вниз с копьями в руках, чтобы понаблюдать за Кваром и Семеркетом с разных точек вокруг долины. Нубиец помахал им копьем.

Убедившись, что непрошенные гости — не враги, меджаи снова вернулись на свои башни, а Семеркет и Квар в молчании продолжали путь.

Гадюки, греющиеся на солнце на камнях, шипели на людей, когда те проходили мимо, или уползали в укромные расщелины. Перед путниками бежали скорпионы.

Они шли все дальше и дальше, и Семеркет, наконец, признался:

— Я заблудился. Я думал, ты арестовал меня на этой дороге.

— Так оно и есть, — ответил Квар.

— Но…

Семеркет хотел показать Квару лагерь, который нашел у подножия кучи известняковых камней. Чиновник, наконец, решил: если те, кто разбил тот лагерь, явились в долину без спросу, его долг — известить о том меджаев.

Он медленно осмотрелся по сторонам, поворачиваясь до тех пор, пока не описал полный круг. Все вокруг было незнакомым. Не было ни известняковой груды, ни следов лагерного костра. Они словно испарились, так же, как испарился царевич, ехавший верхом на ослике. Семеркет вспомнил предупреждение градоправителя Паверо, что пустыня — зачарованное место, населенное духами и демонами. Мало-помалу он начинал в это верить.

— Я мог бы поклясться… — извиняющимся тоном начал Семеркет, но замолчал.

— Еще один мираж? — Квар говорил ровным голосом, каким стража разговаривает с не заслуживающими доверия свидетелями.

— Наверное.

Нубиец встал на колени, зачерпнул песка и медленно выпустил его из пальцев. Потом посмотрел вниз, в долину.

— И что же, по-вашему, вы видели? — спросил меджай.

— Место, где разводили лагерный костер. Там были закопаны шесть факелов, один из них использовали совсем недавно. Я хотел, чтобы ты понял — не я один незамеченным проник сюда.

Квар поджал губы и продолжат немигающим взглядом смотреть на пески внизу.

— И вы считаете, что лагерь находился в этом ущелье? — спросил он.

— Теперь я в том больше не уверен, — печально ответил Семеркет. — Там была груда известняка. Я думал, что она вот за этой скалой.

Он указал на ближайший склон, уходящий ввысь, к тропе наверху.

— Груда спускалась до самой долины.

— Известняк? — резко переспросил нубиец.

Семеркет кивнул:

— Из разрытой гробницы.

Он опустился на колени рядом с Кваром, почесывая подбородок.

— Но, кажется, я ошибся. Может, и вправду все вообразил.

Меджай продолжал пристально куда-то смотреть. Потом резко выпрямился и показал в долину:

— Там!

В следующий миг Квар уже спускался по склону утеса, точно зная, на какие выступы скал и трещины ставить ноги.

Семеркет не осмелился последовать за ним, боясь упасть. Вместо этого он добежал по тропе до того места, где она спустилась к долине, и спрыгнул с небольшой высоты. Когда, запыхавшись, он присоединился к меджаю, Квар уже выкопал остатки древесного угля из остатков кострища. Это все, что он сумел найти.

— Они здесь были, — проговорил Квар. Потыкал тут и там копьем в песке, но никаких факелов не обнаружил.

— Откуда ты знаешь? Это ведь просто куски древесного угля, они могут быть из любого костра, который разводился тут за последние пятьдесят лет. А где обломки известняка? — спросил Семеркет, озираясь.

Квар некоторое время молчал. Встав, он оглядел все вокруг, его острые глаза исследовали каждую трещину.

— Они избавились от них, — негромко ответил он. — Высыпали обратно в гробницу.

— «Они»? Ты имеешь в виду копателей могил?

— Никаких могил не рыли в Великом Месте больше тридцати лет, господин Семеркет, кроме гробницы фараона. А она находится на другом конце долины.

Квар говорил нехотя, будто выдавая огромную тайну. Чиновника не заботили его испуганный тон и выражение лица воина.

— Я не понимаю… — начал Семеркет.

Нубиец снова вонзил копье в землю, не зная, что еще сделать.

— Грабители могил, — выдохнул он, и слова эти породили тихое эхо, отдавшееся от каменных склонов. — Грабители могил пришли в Великое Место. Они заполняют дыры, проделанные в гробницах, теми камнями, которые вы видели. Вот почему груда известняка исчезла.

Семеркет сглотнул. Ограбление могилы было самым серьезным преступлением, самой тяжкой разновидностью ереси. Если Квар был прав и в Великое Место и вправду кто-то вторгся, хрупкий баланс между жизнью и смертью будет нарушен. Мертвые фараоны, вечно трудящиеся в своей загробной жизни на благо Египта, ожесточатся против живых. В результате начнутся несчастья, воцарится хаос.

В песке у ног Семеркета и Квара послышалось тихое, но отчетливое звяканье — наконечник копья ударился обо что- то металлическое. Оба молча переглянулись. Меджай упал на колени и начал неистово копать. Когда он увидел, что в песке, то инстинктивно подался назад, будто обнаружил зарывшееся в почву отвратительное насекомое. Чиновник нагнулся, чтобы тоже взглянуть, и увидел пламенеющую на фоне песка золотую серьгу-кольцо.

Именно Семеркет протянул руку, чтобы достать вещицу. Кольцо и вправду было золотое — великолепное затейливое украшение, модное во время предыдущей династии. По всему ободку были вставлены неграненые рубины — смесь солнечного света и крови.

— Это я виноват, — горестно сказал Квар.

Они с Семеркетом сидели на вершине башни меджаев и ели то, что им принесли деревенские слуги. Насколько чиновник мог судить, приправы, которыми пользовались строители гробниц, были не такими острыми, как прошлым вечером — или же он стал привыкать к их едкости.

Семеркет поднес к губам кувшин с пивом.

— Ты не знаешь наверняка, было ли что-то украдено.

— Украшение…

— Оно могло пролежать там столетия.

Квар ничего не сказал. Похоже, он впервые призадумался над таким объяснением. Семеркет сжевал несколько фиников.

— Но даже если это не так, в чем твоя вина?

С глубоким стыдом Квар кашлянул и нерешительно начал:

— В тот день, когда вы сюда пришли…

— Да?

— Я спал.

Семеркет ничего не ответил. Он уже это знал.

— Этот пост, — продолжал Квар. — Я становлюсь для него слишком стар. Я так устал, что могу только сложить оружие. Говорю же, я позволил этим грабителям проникнуть в долину.

Семеркет знал, что нубийцу трудно было в этом признаться. Никто, мужчина или женщина, не хочет признавать, что их расцвет миновал. Что же касается Квара, такое признание влекло за собой еще и то, что, возможно, его слабость стала причиной ужасного преступления.

Квар продолжал свои признания:

— И тем утром, когда Хетефра пошла в холмы… В то последнее утро, когда ее видели живой…

— И что тогда случилось?

— Я и это тоже проспал. Обычно я проверял, как у нее дела, когда стоял на посту. Тем утром я даже не знал, что она пришла и ушла, — голос нубийца был очень печален.

Семеркет тяжело вздохнул:

— Что ты собираешься делать?

Квар поразмыслил, прежде чем ответить.

— Я встречусь с другими меджаями и покажу им место, которое вы нашли, и это украшение. А потом подам в отставку. Если повезет, получу другое назначение — в какой-нибудь тихий городок на Ниле. Кто знает?

Семеркет отнесся к этому скептически.

— Зачем признаваться в чем-то, если даже не знаешь, случилось это или нет? Что вообще доказывает, что была ограблена гробница? Несколько кусков угля. Сережка. Несколько кусков известняка…

— Мы должны осмотреть все гробницы и составить опись их содержимого.

— На это уйдут годы.

— Тогда мы пошлем письмо меджаям в Восточные Фивы, пусть они обследуют базары. Если там продается что-нибудь из царских сокровищ, мы узнаем, что и вправду случилось ограбление.

Семеркет покачал головой: