Львы Сицилии. Закат империи - Стефания Аучи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хочешь провести эту ночь у меня? – спрашивает он на одном дыхании.
Она кивает. Обнимает его и наконец-то улыбается.
* * *
Томительное ожидание, кривотолки, туманные намеки, письма в Рим. Иньяцио стал еще более молчаливым, все меньше времени он проводит дома. Джованна все видит, беспокоится за него, но ни о чем не спрашивает.
Занимается свежая, золотая заря. Море ласкает камни Форо-Италико, любимой набережной жителей Палермо. По дороге в контору «Почтового пароходства» на пьяцца Марина, что неподалеку от палаццо Стери, Иньяцио наслаждается красотой утреннего города, жадно всматривается в пустынные улицы, в первых прохожих – рабочих, извозчиков, слуг с корзинами для фруктов и овощей, направляющихся на рынок Вуччирия.
Окна кабинета Иньяцио на втором этаже выходят на виа Кассаро. Неподалеку видны белые стены церкви Санта-Мария дель Аммиральо и живописные руины ворот Кальчина.
Иньяцио заходит в кабинет, пропитанный запахом сигар и чернил. Смотрит на морские карты, висящие на стенах рядом с изображениями его пароходов. Смотрит, но не видит. Ждет.
Стук в дверь. Это курьер, сухощавый мускулистый парень. Он кланяется, протягивает папку с документами.
– От нотариуса, дон Иньяцио, только что получили. Синьор Кватрокки держал их у себя. Внешние управляющие вчера поздно закончили, он хотел быть уверен, что вы получите все без посредников.
Иньяцио благодарит его, дает чаевые. Садится за стол, поглаживает корешок папки. Толстая, с печатями нотариуса Джузеппе Кватрокки, который ведет все дела Флорио. В конверте лежит сопроводительное письмо. Всего два слова: «Мои поздравления».
Папка озаглавлена просто: «Тринакрия. Июнь 1877».
Все остальные мысли мгновенно исчезают.
Иньяцио открывает папку, пробегает глазами по списку, в котором чувствуется привкус иных мест и иных времен: «Пелоро», «Ортиджа», «Энна», «Солунто», «Симето», «Гимера», «Седжеста», «Пакино», «Селинунте», «Таормина», «Лилибео», «Дрепано», «Панормус»…
Он откидывается на спинку кресла. Вот то, к чему он шел все эти долгие месяцы, что позволит флоту Флорио вырваться вперед. Тринадцать пароходов, все новые, некоторые построены на судоверфях в Ливорно. Он берет заверенный нотариусом документ о продаже, читает. От «Почтового пароходства» присутствовал Джузеппе Орландо, директор компании, с которым Иньяцио согласовывал действия. Радость его растет с каждой прочитанной страницей.
Тринадцать пароходов. Его собственных.
Два года он ходил по пятам за Пьетро Тальявиа, уговаривал продать принадлежащую тому судоходную компанию «Тринакрия». На эту компанию возлагались большие надежды, у ее руководителей были огромные амбиции, но в чем-то они просчитались.
Не прошло и шести лет, как Тальявиа оказался на грани банкротства, а банки, которым он задолжал, не смогли – или не захотели – его спасти. Иньяцио хорошо помнит день, когда этот статный, серьезный человек попросил его и Орландо о «личной и конфиденциальной» встрече. Поразительно, с каким спокойным достоинством и с какой гордостью судовладелец говорил о своем предприятии.
– Не продажа, дон Иньяцио, а слияние, – заявил Тальявиа. – Только таким образом я получу возможность выбраться из тупика, в который меня загнали банки. Они больше не дают мне кредитов, не понимая, что все мы – жертвы угольного кризиса.
– Да, это так, – согласился Иньяцио. – Мы все страдаем от роста цен на уголь и железо. Раффаэле Рубаттино в Генуе тоже переживает не лучшие времена.
– Но он с Севера, он получает деньги от государства. – Тальявиа бросил на Иньяцио красноречивый взгляд. – Вы зарабатываете деньги на почтовых концессиях, гораздо бо́льшие, чем я, потому что у вас больше маршрутов. Министерство, оценивая ваши возможности, отдает предпочтение вам, оставляя другим, таким как я, лишь крохи. У меня есть договора на почтовое обслуживание восточной части острова, но этого недостаточно. Судовладельцев, таких как Рубаттино, спасает поддержка банков. Вы, к примеру, прочно стоите на ногах… и водите дружбу с влиятельными людьми. А у меня одна рука заломлена за спину: Банк Сицилии грозится отказать мне в кредитовании.
Иньяцио сразу понравилась эта идея, и не только потому, что он мог устранить конкурента. Он знал о долгах «Тринакрии» и знал, что оплатить их не составит труда. Кроме того, у «Тринакрии» были новенькие пароходы, которые не нуждались в постоянном ремонте, как некоторые суда его компании, например «Элеттрико» или «Архимед» – металлолом, от которого он не избавлялся лишь потому, что они могли еще послужить на местных линиях.
Иньяцио захотел посмотреть конторские книги, чтобы узнать, какова задолженность верфям в Ливорно, где строился новый пароход «Ортиджа». После этого Тальявиа и конторщики «Тринакрии» исчезли. Иньяцио же встреч не добивался еще и потому, что правительство решило помочь компании избежать банкротства.
Не Флорио оказались в затруднительном положении, не им угрожали банки. Флорио никогда не стояли с протянутой рукой.
Все изменилось в феврале прошлого года. Торговый суд Палермо признал компанию «Тринакрия» банкротом, все ее сотрудники получили расчет. В городе начались беспорядки, полиция безжалостно их подавляла.
Тогда Иньяцио и решил действовать.
* * *
Среди чиновников, отвечавших за процедуру банкротства, был Джованни Лагана́, который, будучи советником Банка морских перевозок, нередко помогал судоходной компании Флорио. Лагана всегда держал нос по ветру, легко вычислял, кто диктует правила игры, и умел под них подстраиваться. Очень ценный и вместе с тем очень опасный человек.
Скоро всем стало ясно, что, кроме Флорио, покупателей на пароходы компании «Тринакрия» нет и в ближайшее время не будет.
Так начались переговоры.
Иньяцио не только купил корабли намного лучше своих собственных, но и стал участником договора о почтовых перевозках, который «Тринакрия» все-таки заключила с итальянским королевством. Концессия на почтовые перевозки. Это, значит, деньги из Рима. Много денег.
В дверь стучат.
– Войдите.
Иньяцио с сожалением закрывает папку. Он так любит редкие минуты одиночества, которые ему удается выкроить утром, драгоценные минуты, позволяющие привести в порядок мысли, подумать о достижениях.
– Я знал, что вы здесь, смотрите документы.
Джузеппе Орландо проходит в кабинет и садится напротив Иньяцио. В обитом темным деревом кабинете от внушительной фигуры Орландо в светлом льняном костюме, кажется, становится светлее.
– Тринадцать пароходов, совсем новых. – Иньяцио похлопывает ладонью по папке. – О лучшем я и не мечтал…
– Именно! А еще топливо и береговое оборудование по цене ниже рыночной. И все это в лучшем состоянии, чем у нас.
Иньяцио разводит руками, бросает на Орландо беглый взгляд.
– И, конечно, спасибо Барбаваре, который помог нам в Министерстве почт.
– Уж конечно! – Орландо закидывает ногу на ногу, обхватывает руками колено. – Этот Тальявиа, бедняга, даже жаль его. Он так старался, но у него ничего не вышло… – Лицемерно опускает глаза. – Слишком много людей было втянуто в дела «Тринакрии», все его родственники. Все остались
