Улица отчаяния - Йен Бенкс

— Нет, мистер Макканн, — честно признался Томми, — не думал. В голову как-то не приходило.

У меня уже ныли плечи. Я перехватил толстые, шерстистые лапы поудобнее и с ненавистью взглянул на пса. Он тихо, мирно писался. Моча сбегала по его бокам и капала на асфальт, время от времени попадая на последние в моем хозяйстве кроссовки.

— А что это значит — Зам? — спросил я у Томми.

Он взглянул на меня как на безнадежного идиота и сообщил снисходительным, если не презрительным тоном:

— Законченный мерзавец.

— Ну да, — сказал я, — конечно. И как это я сам не догадался.

— А кто же тогда его босс? — хохотнул Макканн. — Большая с-сука?

— Да что у него, мочевой пузырь не в порядке? — пробормотал я, безуспешно пытаясь уберечь свои ноги от мерно капающей собачьей мочи.

— Да нет, — ответил Томми, — здоровый он, как бык. Дело просто в том… — он пожал плечами, чуть встряхнув мирно похрапывающего пса, — что он скотина.

— Вот уж точно, — согласился Макканн. В тот момент, когда мы подошли к виадуку

Сент-Винсент-стрит и наладились перейти шоссе, хлынул дождь.

И все мы промокли до нитки.

Глава 6

Странности начались уже в конце семьдесят четвертого, когда мы только-только записали первый альбом и его — а значит, и наша — судьба была еще под большим вопросом. Мы горбатились в студии по десять-двенадцать часов в день, сгоняли семь потов с работавших по двухсменному графику техников и практически не видели Лондона, за пределами студии на Ладброк-Гроув и квартиры на Оксфорд-стрит. Даже и так мы опаздывали на неделю, но пусть кто-нибудь скажет, что записать альбом за месяц — даже без микширования, которым еще предстояло заняться, — это медленно. Некоторые группы по месяцу обсасывают один-единственный трек.

Я выбрался из квартиры ровно один раз, чтобы прогуляться по Оксфорд-стрит и Карнаби-стрит [24] (даже в те годы она уже стала реликтом). Скинхеды и клоны Дэвида Боуи, обувь на платформах и тут же не то чтобы часто, но все же видишь узкие джинсы на ребятах вполне вроде бы… ну, не знаю, как сказать. Современных. Модных. В воздухе веяло духом перемен, я почти осязаемо его чувствовал. Вернувшись в нашу квартиру, я ощутил самое настоящее облегчение, что вырвался из этого ошарашивающего месива стилей и впечатлений.

Ну не понимаю я моду, никогда не понимал. С какой такой болячки люди одеваются в наиновейшем стиле, если заранее известно, что пройдет совсем немного времени — и стиль этот покажется им смешным, дурацким. Сейчас по-дурацки выглядят платформы и клеши, но вы подождите, лет через десять вы сами будете до колик смеяться над «ирокезами» и драными черными футболками. Клеши имели хотя бы одно преимущество: можно было снять штаны, не снимая ботинок, попробуйте такое в «дудочках».

Когда-то я усматривал Глубинный Смысл в том, что хиппи такие, ну, словно выросшие из земли и неясные, размытые по краям ноги в облегающих сверху, расклешенных от колена брюках, как стебли, шевелюра грибом-дождевиком, уйма кожаной бахромы; хиппи сливались с окружающим миром, растворялись в нем. Более жесткая внешность, порожденная панком (и теперь уже постпанком), предполагает четкие, подчеркнуто обозначенные границы: прямые ноги, весьма надежная обувь, серьезные, безо всяких глупостей, рубашки и куртки. Теперь все молодые ребята выглядят как члены каких-то группировок, городские партизаны, сражающиеся за рабочие места.

Но то теперь, а то было тогда, в самое лучшее в истории время, когда ты был достаточно молод, чтобы не утратить энтузиазма, мог еще чувствовать, что именно здесь ломается волна, на тебе и твоем поколении, сейчас видел, как в который уже раз накатывает очередной вал и снова начинаются все те же пенные забавы, серфинг продолжается.

Ну что ж, может, в другой раз…

А потом мы вернулись в Шотландию и на месяц погрузились в нечто вроде чистилища. Записывая альбом, мы непрерывно находились в радостном, несколько испуганном возбуждении, жили на нервах. Большая, хитроумная, дико занимательная игрушка, вот что такое по сути студия, мы же в ней с непривычки робели. Весь этот месяц пролетел для нас словно на постоянном подогреве, хотя ничего такого мы не употребляли, ну разве что пустим перед сном косяк по кругу для расслабону, да еще та жутко длинная сессия, когда мы решили, что не разойдемся, пока не запишем «Ответ и вопрос», и пришлось глотать колеса, а то бы точно сломались.

Теперь же, по возвращении домой, сумбурная реальность проведенного в Лондоне месяца стала казаться нам сумбурным сном. Мне приходилось раз за разом напоминать себе, что все это действительно было, а что до моих сожителей, они явно считали, что наша авантюра провалилась — либо я вообще все напридумывал. Мама непрерывно зундела, что пора бы мне подумать о хорошей, настоящей работе, — как то и положено (а она и не догадывалась) каждой порядочной родительнице восходящей рок-звезды.

Деньги я тратил не то чтобы скупо, но благоразумно. После предварительной прикидки, сколько нужно отложить на налоги да сколько будет стоить столичная жизнь — а я почти не сомневался, что не сегодня завтра мы переберемся в Лондон, — моя доля перестала казаться такой уж огромной. Кроме того, меня сдерживало нечто вроде суеверия. Мне казалось, что начни я швырять деньгами направо и налево, добром это не кончится. Если не Бог, то судьба непременно возмутится и повернет все наоборот, долгожданный альбом с треском провалится. И не будет никаких синглов, группа распадется, или они найдут кого-нибудь другого, кто будет играть на басу и сочинять для них песни… так что лучше сидеть и не чирикать. Тогда судьба ничего не заметит. Бестактное высокомерие, непомерное мотовство неизбежно повлекут страшную расплату.

Я помнил о Джин Уэбб, все время собирался сводить ее куда-нибудь выпить или пообедать или просто забежать к ним повидаться, поговорить, но все моменты казались какими-то неподходящими, я все откладывал до другого, лучшего раза, когда мое будущее станет более определенным, когда у меня действительно будет чем похвастаться. Не знаю уж почему, но такой момент так и не наступил, хотя я вспоминал о Джин, и довольно часто.

Группа не бездельничала, мы не только раз за разом репетировали все те же до тошноты осточертевшие песни из альбома, но и принялись за новые. Над этими песнями я работал гораздо дольше и — как мне хотелось надеяться — с гораздо большим техническим мастерством. Я хотел, чтобы они были моими и ничьими еще. Прошлый опыт, когда Дейв и Крис полностью перелопатили все, что я им дал, и только-только я начал привыкать к материалу в этом новом обличье, как пришел Майк Милн, наш продюсер, и снова все переделал, был для меня очень болезненным. На этот раз я хотел представить группе нечто вроде, извините за выражение, законченного продукта (меня давно уже мутит от слова «продукт», но это было еще давнее).

Мы не только репетировали, но и выступали—в Глазго, а потом в Эдинбурге. К моему полному, радостному изумлению, оказалось, что это очень здорово — играть со сцены, здорово и совсем не страшно. Как и было условлено, я держался на заднем плане, и если меня высвечивали лучом софита, то только вместе со всей группой, а одного — никогда.

И я твердо отказался солировать. В те времена практически ни одна группа, претендовавшая на звание «прогрессивной», не выступала без басовых соло, но я не поддавался ни на какие уговоры, и в конце концов ребята махнули рукой. Мой сценический имидж полностью сформировался на первом же концерте — темный костюм, зеркальные очки и борода (я начал отращивать ее в тот самый день, когда мы отчалили в Лондон на запись).

Я оттягивался в полный рост. Поначалу менеджеры «Эй-ар-си» были от этого совсем не в восторге; они-то предпочли бы команду, сплошь состоящую из милых, приветливых ребят с лучезарными улыбками от уха до уха, а тут вдруг на сцену вываливает кособокий шимпанзе-мутант чуть не семи футов роста. Ну что с таким делать? Погнать? Застрелить? А кто же песни писать будет? Думаю, они надеялись постепенно пригладить, затушевать мою бьющую в глаза странность. Ну да, конечно, вот прям сейчас. Первое время они пребывали в задумчивости, то ли сориентировать FrozenGold на малолетский рынок, используя внешние данные Дейва и Кристины, а также нашу относительную молодость, то ли понадеяться, что Дейвова гитара и мои необычные, но все же поддающиеся насвистыванию песни обеспечат нам место в прогрессивных чартах. Синглы или альбомы? Здравый смысл заставил их в конце концов склониться ко второму варианту.

Тем паче, что к тому времени альбомы продавались уже лучше синглов и каждый — пусть даже в хлам уторчавший на кокаине и собственном креативном гении — менеджер записывающей компании твердо знал, что «серьезная» рок-группа несравненно долговечнее пустышки, ориентированной на восторженных соплюх (хотя последняя и способна выдать в минимальное время максимальное количество продукции, то бишь записать и продать все свои пластинки, работая на вашем лейбле, и попросту не успеть переметнуться на другой, где отстегивают процент побольше).