Политические эмоции. Почему любовь важна для справедливости - Марта Нуссбаум
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О, Мать, я преклоняюсь пред тобой!
Полноводная, полнородная,
Овеваемая прохладными южными ветрами,
Темная от обилия хлебов, Мать могущества,
Свободная Мать.
Сияние лунных снов,
Парящих над ветвями и сильными потоками,
Облеченные в твои цветущие деревья,
Мать, дарующая покой.
Ласковый легкий смех!
О, Мать, я целую твои ноги,
Говорящая легко и ласково.
Мать, перед тобой я преклоняюсь.
Кто сказал, что ты слаба в своих землях,
Когда мечи сверкают в семидесяти миллионах пар рук,
И семьдесят миллионов голосов кричат
Твое ужасающее имя от берега до берега?..
Ты – мудрость, ты – закон,
Ты наше сердце, наша душа, наше дыхание,
Ты – божественная любовь, благоговейный трепет
В наших сердцах, которые побеждают смерть[122].
Банким был непростым мыслителем, и о его замыслах и взглядах до сих пор ведутся споры. Однако широко признано и нельзя отрицать, что он сочувствовал священникам и их песне. И эмоции, вложенные в это песенное послание, все еще находят отклик во всей Индии, поскольку индуистские правые сделали ее «национальной песней» в качестве альтернативы официальному гимну «Джанаганамана», написанному Тагором.
Как бы то ни было, многие считают, что этот роман поддерживает идеи подчинения, конформности и сильные, потенциально жестокие, националистические эмоции, в основе которых лежит преданность женской фигуре.
II. ТАГОР: ТРАГЕДИЯ «ДОМА И МИРА»
«Анандамат» в некоторой степени вдохновил движение свадеши, зародившееся после раздела Бенгалии в 1905 году; движение бойкотировало британские товары и призывало покупать только индийские. Рабиндранат Тагор (1861–1941) – педагог, композитор, хореограф, художник и философ, лауреат Нобелевской премии по литературе (1913) – изначально был энтузиастом этого движения. В то время Тагор уже был известен как поэт и автор пьес и рассказов, и в 1905 году он основал новаторскую школу в Шантиникетане. Националистические идеи Банкима привлекали Тагора, и он даже написал музыку к стихотворению Чаттерджи «Ванде Матарам», чтобы оно могло стать гимном движения. Но вскоре движение стало более радикальным, терроризируя местных жителей, которые (чаще всего ради экономического выживания) отказывались присоединяться к ним, и Тагор разочаровался в нем. О своем разочаровании он размышляет в романе 1916 года «Дом и мир»[123]. Несмотря на то что это произведение получило сегодня широкое признание (как и фильм 1984 года, снятый учеником Тагора Сатьяджитом Рэем) и им восхищались У. Б. Йейтс и многие друзья Тагора, роман был отвергнут радикальными мыслителями. Марксистский критик Дьердь Лукач назвал этот роман «клеветническим памфлетом» и «мелкобуржуазной байкой самого низкого пошиба»[124]. Роман и вправду направлен против радикальной повестки, и в нем осуждается революционно-националистическая версия «гражданской религии», которую Тагор находит в «Анандамате», и защищаются либеральные идеи свободы и инакомыслия Просвещения – впрочем, Тагор отмечает, что с либерализмом связаны трудности эмоционального плана.
Повествование в романе идет по очереди от лица трех главных героев. Шондип, лидер революционного движения свадеши, воплощает в себе идею Банкима/Конта о светском «священстве»; он возглавляет движение за национальную независимость, в котором женщины воспринимаются как богини, а мужчины им поклоняются. Его девиз – «Ванде Матарам». Никхилеш (чье имя переводится как «свободный») – прогрессивный землевладелец, олицетворяющий дух Просвещения[125]. Он бросает вызов обычаям: своей жене Бимале он дает первоклассное образование, нанимает британскую гувернантку и поощряет независимость Бималы. Никхилеш желает брака, основанного на выборе, а не на повиновении, а потому делает радикальный шаг и побуждает свою жену покинуть женскую часть дома и познакомиться с другими мужчинами. Бимала – главная рассказчица, и с начала книги мы знаем (поскольку она рассказывает ретроспективно), что произойдет трагедия.
Шондип и Никхилеш с самого начала расходятся во мнениях относительно роли воображения и эмоций в патриотизме. Шондип настаивает на том, что в «патриотической работе есть место фантазии»[126] (31). Никхилеш признается, что ему «стыдно, [его] страшит, когда вместо правды приходится слушать магические заклинания, затуманивающие человеческий мозг» (36). Шондип отвечает, что это не заклинания, а правда: он действительно «преклоняется перед Человеком вообще» (36). Никхилеш выдвигает три возражения против этой новой религии. Во-первых, поклонение человечеству не должно приводить (как, видимо, и приводит в данном случае) к разделяющему национализму, который предполагает боготворение собственной нации и противопоставление ее другим нациям (напомним, что в этом Гердер видит одну из главных проблем). Во-вторых, любой гипнотический стимул мешает признать правду о своей нации и ее нынешнее положениее дел. «…[П]ока мы глухи к истине, пока мы не можем обходиться без дурманящих сознание стимулов, по-настоящему управлять своей страной мы не способны» (39). В-третьих, некритическая любовь, которую внушает Шондип, вызывает поток сильных эмоций, включая гнев и ненависть. (Националистическое движение вскоре приводит к жестокому нападению на невинную британскую гувернантку и к экономическому и физическому насилию в отношении бедных торговцев-мусульман, которые не могут выжить без более дешевых иностранных товаров.) Никхилеш говорит: «Я готов служить своей родине; но тот, перед кем я могу преклоняться, в моих глазах стоит выше родины. Обожествляя свою страну, можно навлечь на нее страшные беды» (24).
Что же происходит с Бималой? Внезапно оказавшись в присутствии других мужчин, не имея опыта самостоятельного выбора, она совершенно очаровывается обольстительным поклонением Шондипа ей как «Царице улья» и тут же принимает его сторону, выступая против своего мужа:
Я мало разбираюсь во всяких тонкостях, – ответила я. – Но я скажу вам, что я думаю, в общих чертах. Я человек, и мне тоже свойственна жадность. Я страстно хочу богатства для своей родины. Ради этого я готова на грабеж и насилие. Я вовсе не добрая. Во имя родины я могу быть злой и, если надо, способна зарезать, убить, чтобы отомстить за нанесенные ей в прошлом обиды. У меня есть потребность восторгаться, и я хочу, чтобы мой восторг принадлежал родине. Я хочу видеть ее, осязать – мне нужен символ, который я могла бы называть матерью, богиней, Дургой. Я хочу обагрить землю у ног ее кровью жертвы. Я – только человек, а не святая.
– Ура! Ура! – закричал Шондип-бабу, однако в следующий момент он спохватился и воскликнул: – Банде Матарам!
На лицо мужа легла тень страдания. Но она тут же исчезла, и он очень мягко сказал:
– Я тоже не святой, и я – только человек, поэтому-то я никогда и не допущу, чтобы зло, которое есть во мне, выдавалось за образ и подобие моей страны. Никогда! (33–34).
Для Бималы признание в себе человечности означает одобрение разрушительных инстинктов. Для Никхилеша человечность заключается в постоянном сдерживании этих инстинктов и стремлении к моральным идеалам человечества. Шондип глумится над ним: «На земле есть жалкие создания, не умеющие ни сжать кулака, на захватить, ни отобрать насильно. Вот пусть они и утешатся своей моралью и охраняют нравственные идеалы» (42).
Итак, Никхилеш, к сожалению своей жены, «никак не мог принять „Банде Матарам“» (24).
Трагедия «Дома и мира» в том, что Шондип оказывается прав, по крайней мере в краткосрочной перспективе: моральные идеалы, о которых говорит Никхилеш, не становятся популярными среди большинства. Страстная религия Шондипа разрушает общину, сталкивая индуистов и мусульман. Сам он разрушает семью, соблазняя Бималу. Слишком поздно она осознает бóльшую силу и проницательность своего мужа – когда тот уже отправился навстречу своей смерти, полный решимости прекратить религиозные беспорядки.
