Хаозар - Татьяна Шуран

– Меня раньше никто не брал в сновидение… – мечтательно вздохнула я. – Правда, я раньше никого об этом и не просила…

– Ты и меня не просила, – тихо возразил он.

– Ах, но как-то же ведь я оказалась в твоей постели, – пояснила я.

– Если честно, я сам тебя позвал, – пряча улыбку, признался он.

– Что?.. Ах ты, хитрюга! – я поискала поблизости какое-нибудь подходящее оружие и хлопнула его подушкой. – А я-то мысленно упрекаю себя в нескромности!.. – я бросила подушку и снова обвила его руками. – А почему ты меня позвал?..

– Не знаю, – он улыбнулся мне своей обычной ласковой улыбкой, которая так странно сочеталась с мягким серебром его печальных глаз. – Мне никогда не было так хорошо, как с тобой сейчас. Ты как горячее крепкое вино.

Я рассмеялась; признаться, мне не в первый раз приходилось слышать нечто подобное.

– Ах, ты мне тоже сразу ужасно понравился!.. – заверила его я.

5

Кажется, я снова задремала, а когда проснулась и выглянула в окно, обнаружила, что наш дом бессовестно откололся от острова и теперь как ни в чём не бывало летает где-то в небе сам по себе. Мой спутник сказал, что ничего, раз уж дом куда-то полетел, то, скорее всего, рано или поздно куда-нибудь да прилетит, и тогда нам не придётся самим искать выход отсюда. Я согласилась (ничего другого-то не оставалось) и вышла на веранду пить люмэ.

С веранды открывался потрясающий вид на обширное небо, внизу безоблачное, а вверху залитое гладкими волнистыми облаками. Нижний край терялся в густой фиолетовой дымке, как и вчера (пока оттуда не поднялся океан). Вспомнив рождение континента, я в очередной раз мысленно изумилась: сколько приключений на мою голову всего за два дня! Везёт же некоторым, кто часто такое видит!.. Тут я украдкой покосилась на моего спутника и заметила, что всё это время он смотрел на меня.

– Ах, – упрекнула я, – что ты меня разглядываешь?.. Такая красота кругом!..

Он рассмеялся и ничего не ответил, а я глотнула люмэ и стала смотреть на проплывающий мимо континент. В некоторых местах на нём как будто виднелись полуразрушенные постройки, что было необычно: на обитаемых землях города быстро восстанавливали, а в незаселённых местах нечему было и ломаться, так как там не строили коммуникационных сетей.

– Странно! – воскликнула я, подойдя с чашкой к балюстраде, окаймлявшей веранду. – Выглядит так, как будто оттуда одновременно исчезли все жители!..

– Эта земля была раньше обитаема, – поколебавшись, ответил он. – Но её путь уже закончен, и скоро она вернётся в океан. Мы последние, кто её видит.

– Потрясающе, – прошептала я и даже свесилась с балкона, чтобы как можно больше приблизиться к этому эксклюзивному зрелищу. Он засмеялся.

– Смотри не свались, – предупредил он. – Удар об землю, какой бы эксклюзивной она ни была, не самый безболезненный, а сила притяжения здесь знаешь, какая?

Я покраснела и поспешно отошла от перил. Излишне было признаваться ему, но летала я, действительно, не очень хорошо. То есть я, конечно, умела кое-как держаться в воздухе, но только в самых, самых высоких слоях атмосферы.

– А ты хорошо умеешь летать? – полюбопытствовала я, вернувшись за стол.

– На нижних небесах никогда не пробовал, – признался он.

– Почему?

– Не знаю… – он, в свою очередь, поднялся и задумчиво прошёл до края балкона и обратно. – Мне кажется, меня может затянуть в океан. Тут только начни спускаться – уже не остановишься.

Я примолкла. Я о таком и не думала; в самом деле, неужели возможно вот так запросто спуститься в океан?..

– Я думаю, к океану невозможно настолько приблизиться, – неуверенно произнесла я.

– Я не проверял, – неохотно ответил он и больше ничего не добавил. Я взглянула на него с беспокойством; мне отчего-то показалось, что он не раз думал о возвращении в океан, о развоплощении – вместо того, чтобы покинуть звезду тем, кто он есть, но я не стала об этом говорить. Большинство рождённых на Бетельгейзе продолжали жизненный путь где-то на просторах мерцающего мириадами других звёзд космоса, и лишь очень немногие возвращались в океан по причинам, которые обычно никто не мог толком понять. Возможно, в случае с моим спутником дело было отчасти в том, что его, провидца, соединяла со звездой особенно глубокая связь, не знакомая нам, рядовым жителям, топчущим облака, ни о чём не задумываясь. Но у меня сжалось сердце при мысли о том, что он, может быть, однажды покинет небо, и меня заодно, таким странным способом. Поэтому я тихонько подобралась к нему поближе и покрепче обняла. Он, казалось, удивился, а я сказала, может быть и не очень в тему:

– Я согрею тебя. Тебе будет хорошо со мной.

5

Когда я вспомнила о своих снах, оказалось, что он видел совсем не то же, что и я.

– Я всего лишь взял тебя в сновидение, – мягко пояснил он, – но сны, которые ты видишь, – только твои.

Я застопорилась; признаться, я-то рассчитывала, что он объяснит мне, что это я такое увидела.

– Расскажи, – с ласковой улыбкой предложил он, и я, размахивая руками от недостатка слов, сообщила о крае и о корабле. Он слушал, задумчиво устремив на меня безмолвный взор; я сперва даже решила, что он в затруднении, но оказалось, затруднение у него вызвала моя непонятливость.

– Если честно, символы довольно прозрачные, – с лёгким удивлением пояснил он. – «Край» значит, что некий период твоей жизни подошёл к концу. Распятие значит испытание.

– Испытание?! – обрадовалась я. – Поскорее бы! Это, наверное, ужасно интересно!

– Обычно те, кому приходится проходить испытание, мечтают только о том, чтобы оно побыстрее закончилось, – улыбнулся он.

– Вот чудаки! – я всплеснула руками. – Так ты, значит, провидишь будущее?..

– Реальность многомерна. События могут располагаться так, что будущее становится прошлым и наоборот… Предсказание может сбыться, но при этом остаться тайной.

– Как сложно, – протянула я, с усилием вникая в его объяснения… возможно, потому, что по большей части следила за движением его красиво очерченных губ и мечтала, как он снова обнимет меня. – А я… как-то… работала на стройке… потом ещё диспетчером на монорельсе, чуть-чуть… – Мне стыдно было признаться, что и там, и там я проработала всего несколько дней: в первом случае согласилась помочь приятелю, а во втором это вообще была обязательная практика по окончании общеобразовательного курса… Только сейчас я с ужасом поняла, что, похоже, совершенно ничего не умею!.. Всю жизнь я только и кочевала с вечеринки на вечеринку. – Кажется, у меня талант к ничегонеделанью… – растерянно признала я.

– Это самый полезный талант из всех, что я знаю, – серьёзно заметил он, и я сразу почувствовала себя незаменимой.

5

Вернувшись в его спальню, я чуть не споткнулась о неподъёмный ящик с красками; странно, прошлой ночью мне удалось как-то безболезненно его миновать, но уж теперь я вцепилась в него намертво. Перво-наперво я покрутила винты, потом подёргала скобы. И только после того, как ни одна из моих манипуляций не увенчалась успехом, я выглянула в окно и елейным голосом сообщила:

– У меня что-то не открывается твой ящик с красками.

– А зачем ты хочешь его открыть?.. – елейным голосом возразил он, уклонившись от прямого ответа не менее виртуозно, чем я уклонилась от прямого вопроса.

– Я хочу посмотреть на краски, – призналась я.

– Они находятся в герметичных вакуумных колбах под замками, код от которых известен только мне.

– А зачем ты тогда запираешь ещё и сундук? – поразилась я. В жизни не видела столько запертого сразу в одном месте!

– Чтобы сэкономить время любопытствующих, – пояснил он. – То бы ты зубами каждую колбу в отдельности грызла, а то остановилась на крышке сундука.

Я насупилась.

– Ты всё знаешь заранее, – грустно подытожила я, вернулась несолоно хлебавши вниз и хотела было запить досаду люмэ, а то и чем-нибудь покрепче, но он поймал меня и усадил к себе на колени. Я хотела немножко рассердиться, но он поцеловал меня в лоб и сказал:

– Чтобы открыть краски, нужно соблюдать технику безопасности. Существуют специальные формулы. Если хочешь, я как-нибудь научу тебя.

– Конечно, хочу! – оживилась я. – Это, наверное, ужасно интересно!

– Да, – сказал он и поцеловал меня в ухо. Я вздохнула и поёрзала. Мне хотелось непременно всё о нём разузнать и всем завладеть.

– Боже мой, у тебя сразу две опасных профессии!.. – мечтательно простонала я.

– Дар сновидения – это не профессия, – мягко возразил он.

– Всё равно… А что ты рисуешь?..

Он, как обычно, поколебался прежде, чем отвечать.

– Да в основном то, что вижу, вернее, предвижу… – неуверенно сказал он. – Здесь, на Бетельгейзе, очень много стихий. Очень много уровней реальности. И далеко не все из них открываются… ну… для общего доступа. Это потому, что звезда сама точно не знает, хочет она, чтобы кто-нибудь там жил, или нет. Когда я рисую что-нибудь, она обдумывает то, что видит… видит в будущем… или прошлом… и решает, скрыть это или нет. Поэтому большинство своих картин я, честно говоря, прячу. Хотя всё равно многое, что на них изображено, сбывается. Они не для просмотра. Они просто для размышления… реальности… о самой себе. Я, наверное, неубедительно объясняю?