Душные бандиты - Дарья Телегина

Умело введя заранее подготовленную трубку в естественное отверстие, расположенное чуть ниже спины, она через воронку медленно принялась наполнять покойного соком редьки, продолжая громко петь странные гимны.

Время шло. Наконец, когда сок почти что подошел к концу, тело, похоже, заполнилось. Крепко заткнув отверстие, она, не прекращая петь, совершила ряд каких-то вращательных движений руками, несколько раз подпрыгнула, произвела непонятные манипуляции головой. Затем, так же резко, остановилась и замолкла. Посчитав, что на настоящий момент ее функции окончены, Мария Даниловна задернула занавеску, оставив мертвого мужчину дожидаться следующих, запланированных на более позднее время действий…

Вылив ненужный более сок, тщательно вымыв посуду, оставшуюся от таинственных процедур, она, мурлыкая под нос что-то веселенькое, наспех приготовила себе еду, быстро перекусила и тотчас же вновь взялась за дело.

Не раздумывая о том, как отнесется настоящий хозяин квартиры к разрушению его мебели, она умело разломала несколько стульев и, вооружившись инструментом для резьбы по дереву, заправски принялась вытачивать самые разнообразные фигурки, весьма напоминающие те, что выставлены в Египетском зале Государственного Эрмитажа…

Освободившись только к вечеру, оперуполномоченный Петр Алексеев направлялся на Большую Морскую — в квартиру его общего с Марией Даниловной знакомого, Петра Эриковича Эрте, дозвониться до которого он не смог, но решил все-таки попытаться разведать что-нибудь на месте. Свернув во двор и не заходя в нужный подъезд, Петруха поднял голову и с радостью обнаружил, что в окнах квартиры Эрте горит свет.

«Ну хорошо! Может, только что вернулся… Или телефон сломан… Или даже она сама там… По крайней мере хоть что-нибудь да узнаю!» — обрадовался опер и устремился наверх.

Он попал в удачный момент. Утомленная кипучей деятельностью последних часов, Сухова полулежала в кресле, безуспешно стараясь научиться выпускать дым кольцами. Оторванная от сколь интересного, столь же и бесполезного занятия длинным звонком в дверь, она с явной неохотой все же вышла в коридор и впустила гостя.

— Ой, Петруша! Как хорошо, что вы здесь! — искренне обрадовалась она. — Мне так нужна ваша помощь… Вы знаете…

Она продолжала что-то говорить, но Алексеев застыл в оцепенении. Мария Даниловна — реальная, в квартире на Большой Морской, — сама о том не догадываясь, дословно повторила фразу, произнесенную ею же, но во сне, который напрочь вылетел у Алексеева из головы с последними трелями будильника и который нахлынул теперь на него, обволакивая гнетущим ужасом.

— Я что-то не то сказала? — осеклась вдруг пенсионерка Сухова. — Что у вас такой странный взгляд?

— Ух… Нет, ничего… Задумался, — решил не вдаваться в подробности опер. — Простите, вы что-то говорили?

— Да! Да проходите, я так рада! Вот тапочки… Как все-таки здорово — отдельная квартира! — щебетала пожилая женщина. — Можно тапочки прямо в коридоре хранить, не сопрет никто… Вы не могли бы где-нибудь похлопотать? Может, мне выделят квартирку? Мне ведь много не надо, лишь бы без соседей… Ну не крайние этажи, конечно. Слышали? Сейчас ветеранов в какие-то крутые дома селят, со всеми удобствами плюс буфет и видеотека там же… У нас вон на Гражданской улице один такой заселили уже… Я бы поехала…

— Вы об этом хотели меня попросить? — удивился Алексеев, устроившись на кухне и радостно наблюдая хлопоты хозяйки у плиты, предвещающие скорое насыщение гостя.

— Нет, что вы! Это так, к слову… Я думала, вы мне в другом поможете… Кажется, вы умеете выпускать дым колечками? Научите, а? А то до седых волос дожила, а такой ерунды все не могу проделать, — кокетливо повторила она свою просьбу, высказанную еще в коридоре.

— Чего? — ошалел Петруха, не проникнувшись глобальностью проблемы. — Я? Дым колечками? Да кто вам сказал?

— Что? Разве вы не умеете? — расстроилась Мария Даниловна. — Ну, значит, я все перепутала… Путать стала, знаете ли… А, точно, вы же бросили курить!

— Бросил, — согласился Алексеев, закуривая.

— Не поняла? — удивившись, посмотрела на него Сухова.

— Ну, я твердо решил — завязываю с курением! Вот… А оно пока не может решить того же… В общем, оно со мной пока еще не завязало, но я не теряю надежды… Я ведь такой скучный тип, отвяжется, куда денется? Опять же святые отцы неоднократно указывали на пагубность сей душенеполезной привычки…

— Логично, — согласилась Мария Даниловна. — Чем вас угостить? В наличии чаек, кофеек растворимый… А хотите — яишенку сварганю?

— Хочу, — признался Алексеев. — Но завтра. То есть хочу-то сегодня, но съесть смогу только завтра…

— А, постный день, — догадалась эрудированная Мария Даниловна.

— Он самый. Так что кофе с булочкой подойдет. Пойду руки помою? — Петруха встал и направился в ванную.

— Мыло, полотенце, все найдете! — уверила его хозяйка.

— Легко! — Петруха включил свет. Вместо того чтобы зажглась лампа в ванной, неожиданно вся квартира погрузилась в темноту.

— Ах, черт! Пробки вышибло! — догадался опер. — Где тут у него пробки? — Он побрел по коридору, освещая путь маленьким пламенем зажигалки. — Ага. Вот. Порядок. — Счетчик ровно загудел, и в квартире снова стало уютно.

Алексеев снова подошел к ванной, надавил на выключатель… В помещении по-прежнему было темно.

— Так и есть — лампочка перегорела! Знаете, где поискать запасные? — крикнул он снующей по кухне хозяйке.

— Поищем! — уверила она его. — Секундочку, Петр Алексеевич, помогите мне, пожалуйста!

Петруха подошел к ней:

— С удовольствием!

— Откройте, будьте так любезны, эту банку! Так туго закручена… — объясняла Мария Даниловна. — Можно, конечно, открывашкой подцепить, но тогда крышка повредится, в следующий раз не закатать будет… Герметизация нарушится… У меня артрит, не могу сильно руки поворачивать… то есть напрягать… А у вас если открутить не выйдет, можно в кипяток опустить, только я выйду, потому что страх как взрывов боюсь… Однажды у меня прямо в руках банка лопнула… Я так пугаюсь резких звуков… Даже когда воздушные шарики лопаются…

Петруха морщился, но тактично не обрывал болтушку. Он без особых усилий вскрыл банку, поставил ее на стол и, облизнувшись, вновь направился в коридор.

— Может, в кладовке есть лампочки? — вопросил он. — Вам не попадались?

— Ох… — присоединилась к поискам пожилая женщина. — Где-то попадались, но где? — Она заглядывала в коробки, ящички и шкафы. — Может, вообще не здесь, а у меня, в Спасском… Что-то с памятью моей стало…

— Все, что было не со мной, помню! — подсказал опер.

— Да! Откуда вы знаете? — испугалась Мария Даниловна. — Вы знаете, у меня порой такие странные воспоминания, видения…

— Очень интересно! Позже расскажете! — предложил опер, стоя на взгроможденных один на другой стульях, на цыпочках пытаясь дотянуться до самой верхней полки кладовки.

— Что, простите, вы сказали? — крикнула Сухова, не расслышав фразу, глухо донесшуюся из недр встроенного шкафа.

— Потом рас… Блин! — плюхнулся с высоты Петруха. Удар, вызванный падением, был смягчен большим мешком с чем-то мягким, расположенным в самом низу кладовки.

— Ой! Вы сильно ушиблись? — участливо спросила хозяйка.

— Да нет, пустяки, дело, как говорится, житейское, — обрадовал ее гость. — Хорошо, тюк этот валялся…

— Будем еще искать? — напомнила она. — Может, попробовать в комнате?

— Давайте, — согласился Алексеев. — Сколько вы тут еще собираетесь гостить? Неудобно ванну-то принимать в темноте…

Они вошли в комнату, и Петруха изумленно уставился на покрытый стружкой пол.

— Что это? Хм, я ведь, знаете, к вам вчера заходил, искал вас, так там тоже стружка… Выпиливаете что-то?

— Да… Сама не знаю, что это на меня нашло! — искренне засмеялась Мария Даниловна. — Как жизнь скучна, когда боренья нет!

— Да я открыл же вам банку вроде бы? — с недоумением спросил Алексеев.

— Да не варенья, а боренья! Это фигурально! Закончились наши с вами розыски преступников, а я уже так привыкла время не без пользы проводить… А знаете, поделки, оказывается, так интересно! Хотите покажу, что получилось?

Алексеев не успел ответить, нагло перебитый пронзительно засвистевшим чайником. И гость, и хозяйка дружно поспешили на кухню, не в силах более выносить отвратительный свист.

— Ну ладно, — помотал головой Петруха. — Руки-то я так и не помыл!

— Хотите, можно и кухне, раз в ванной темно, — предложила Мария Даниловна. — Только здесь мыла нет! Представляете, я даже все не могу привыкнуть: посуду они моют в машине, удобно — заливаешь раствор вот из этой баночки… А я так боюсь техники, тем более незнакомой… мою по старинке, сама, лью эту жидкость — и ничего, нормально… Хотите, вам на руки налью?