Пылающая башня - Андрей Воронин

Развернувшись, Дорогин тихо направился вниз.

Он сделал по лестнице три полных оборота вокруг оси башни, прежде чем увидел разверстую в стене дыру и раскрытую дверцу бронированного сейфа.

Вот где оказалось стойло бычка. Если он, Дорогин, сейчас правильно ориентируется, правильно соотносит наружную и внутреннюю поверхности мощной оболочки башни, значит, он просвечивал «рентгеном» железобетон буквально в нескольких метрах от тайника. Ничего не попишешь, невезуха.

Он сделал еще шаг, пытаясь заглянуть внутрь сейфа. Вряд ли те, кто забрал бычка, оставили после себя сейф в таком виде. Наверняка здесь уже милиция побывала.

«Дальше спускаться рискованно, – размышлял Дорогин. – Дежурного мента не слышно, но он где-то рядом, в пределах нескольких ступеней по лестничной спирали, держит „место преступления“ в поле зрения. И что ты рассчитываешь увидеть внутри сейфа? – мысленно спросил он себя. – Соломенную подстилку для бычка или позолоченные, непригодные для удобрения почвы „лепешки“? Твоя миссия на башне, похоже, завершена. Ни ментам, ни бандитам больше нет нужды держать здесь фирму под названием „Эверест“. Экстремальное развлечение для оригиналов потеряло смысл для его устроителей. Тебя выкинут без выходного пособия. Можешь радоваться, что отделался сравнительно легко».

Наутро Муму, изображая полное неведение, явился на квартиру, где уже кипел от бешенства Кащей, получивший втык по первое число.

– Грош цена всем твоим поискам. Поздравляю, прощелкали Тельца.

– То есть как?

– Давай сюда свой долбаный блокнот, им теперь только что подтираться.

Злобно листая страницы, Кащей наконец ткнул в одну из них костистым пальцем с округло подстриженным ногтем.

– Вот, блин, пожалуйста. Прошел рядом и ни хрена не заметил. Раз крест, два крест… А здесь какого черта не проверил?

– Нашли уже? Кто?

– А ты, значит, не в курсе? – высохшая рожа Кащея перекосилась от гримасы. – Даже не знаешь, с чего вдруг тебе клиентов не прислали?

– Слыхал про какое-то ЧП. К нам тоже завалили двое в штатском. Допрашивали главным образом меня. Забрали «рентген».

Кащей совсем упустил из виду эту серьезную улику. Сегодня любой сраный эксперт определит ее предназначение. И что тогда? Тогда злополучного проводника подцепят на крючок – что искал, кто поручил?

– На куски сейчас тебя порву, понимаешь или нет? Как можно было так лохануться? Почему не спрятал?

– Кто-нибудь меня предупредил? Кто-нибудь показал надежное место?

– Надо было снаружи эту штуку держать!

Где-нибудь на высоте, куда ни один ментовской нос не сунется!

– А если дождь? У твоего рентгена корпус не защищен от воды.

– А голова на что? Нашел бы кусок пленки полиэтиленовой.

– Под пленкой плесень разведется от сырости.

Ты не был на высоте, а я был.

– Да кинул бы его просто на смотровой площадке, – Кащей сплюнул на пол, понимая всю бессмысленность советов задним числом.

В глубине души он чувствовал, что и сам допустил оплошность. О новой неприятности придется докладывать Стропилу, который и без того на взводе. Проводника наверняка в ментовку потащат на допрос и запросто могут расколоть. Пустить в расход, пока не навел на всю честную компанию? Этого нельзя делать без разрешения Стропила. Куда ни кинь, всюду клин!

– А в тот раз? Сказано было русским языком не отрываться от нашего человека!

– Я и не отрывался.

– – Кому-нибудь другому расскажи. Надо было тогда уже тебе вставить, чтоб знал!

– Тебе бы понравился «хвост» за спиной? Вот и мне тоже.

– Не борзей, плохо кончишь. Нашел, блин, с кем равняться. Погоди, мне позвонить надо.

Доброхотов и Алеф узнали о случившемся почти одновременно. Каждому оно представлялось по-разному.

Доброхотов сделал вывод, что Стропило и его люди перемудрили. Застрелили доверенного сотрудника Алефа, а Телец все равно просочился между пальцами. Если теперь олигарх-изгнанник выяснит, кто виноват в гибели Никанора, он начнет самую настоящую войну. В виновность Воробьева никто не поверит, если он лично или через посредников сдаст хозяину бычка.

Алефу доложили другую версию, основанную на показаниях подручных Никанора. Оба они понятия не имели о цели визита в Останкинскую башню. Оставались снаружи, как им было приказано, потом в течение четверти часа следовали за «девяткой».

Убедились, что операция прошла гладко, в их помощи нет нужды. Отстали, как планировалось. На следующий день вдруг узнали, что Никанор убит, а Воробей исчез неизвестно куда.

В виновность старого знакомого Алефу трудно было поверить. Олигарх по-особому относился ко всем, кто начал работать на него еще до славных дней и лет. Про себя он считал их почти родственниками. Правда, это не помешало ему несколько лет не вспоминать о Воробьеве. Домогательства Генеральной прокуратуры, запросы через Интерпол и прочие дрязги полностью переключили на себя все его силы, его недюжинный ум.

Воробей не был нужен, как и многие другие.

Последние несколько лет нужны были адвокаты, причем местные, французские, досконально знакомые со здешним судопроизводством…

Воробей – пожилой мужик, не приученный стрелять и бегать. Неужели польстился на блеск Золотого Тельца? Тогда почему это не случилось раньше? Обиделся на долгое забвение? Ему, оказывается, не выплачивали денег. Недосмотр, черт возьми.

Как всякий «умелец», Воробей – одиночка, замкнутый по натуре человек. Такие люди иногда теряют чувство реальности, накручивают сами себя, и положение вещей представляется им в неоправданно черном свете. Не ему одному из сотрудников пришлось несладко. Но остальные продолжали держаться вместе, и вместе им было легче пережить трудные времена. А он торчал один в своей квартире и чувствовал себя выброшенным на помойку. И вдруг в такой ситуации ему представился шанс доказать, чего он стоит. Скорее всего он не хотел убивать Никанора, все красиво рассчитал, как рассчитывал свои уникальные устройства. Но люди – не колесики, не винтики. План дал сбой, и пришлось стрелять. Теперь, конечно, он переживает стресс. Убить человека для него совсем не то, что для других.

Впрочем, может быть, он, Алеф, возводит напраслину на старого Воробья? Может, всему виной происки врагов, перехвативших Тельца, и вскоре милиция обнаружит в лесу еще одно тело?

Глава 20

– Десять раз его предупреждал. А он решил, это мелочи жизни, пустые хлопоты. Теперь вот ткнут мордой в «рентген», и никуда не денется. Как миленький расскажет, где и от кого получил.

– Как вы меня достали! Дела на копейку не сделано, а дерьма уже выше крыши. Вывези его за город, знаешь куда. Пусть отдохнет. В Останкино чтоб носа больше не показывал.

– Так они ж его данные знают. Начнут разыскивать.

– Ну и на здоровье. Не найдут.

– Значит, увезти. Я правильно понял?

– Правильно! – раздраженно огрызнулся Стропило. – Меня всегда надо понимать буквально! Ситуация прояснится – тогда будем видеть.

Вернувшись в комнату к Дорогину, Кащей нарисовал своими тонкими губами улыбку. На его худом, туго обтянутом желтовато-серой кожей лице не было ни единой морщинки. Но гримаса гнева, раздражения, фальшивой или натуральной радости напрягала одни лицевые мышцы и расслабляла другие. Кожа сразу покрывалась косыми складками, как тонкая упаковочная пленка, когда ее стягивают.

– Все уладят, должно обойтись. Главное – несколько дней никуда не высовывать носа. Отдохни пока, отоспись, а вечером поедем за город, чтобы не киснуть здесь в выходные.

В дверь вдруг позвонили. Кащей недоуменно оглянулся и приложил палец к губам, мол, веди себя тихо. Направился в прихожую.

Несколько секунд все было тихо – очевидно, он изучал гостя в «глазок». Потом замок щелкнул, дверь скрипнула на петлях. Сергей услышал матерную ругань сквозь зубы и знакомый голос:

– Пусти! Совсем охренел.

Выскочив в прихожую, он увидел, что Кащей уже захлопнул дверь и крепко держит Веру за локоть, выкручивая ей руку.

– Потише, начальник, – предупредил Сергей.

– Тебя кто звал, профура? – шипел Кащей в лицо миниатюрной красотке, которую сам же недавно сватал Дорогину. – Снюхались?

Вера была явно не робкого десятка. В ответ на оскорбление она с размаху ударила Кащея сумочкой по лицу. Он не остался в долгу, закатил ей пощечину. Силу удара явно не рассчитал – фигурка с осиной талией и копной взбитых платиновых волос отлетела к стенке, задев и разбив вдребезги зеркало.

Тут уж Дорогин не стерпел. Ради дела он на многое мог закрыть глаза. Но только не на рукоприкладство по отношению к женщине. С тех пор как Тамара тяжело заболела, он особенно отчетливо чувствовал женскую слабость, беззащитность, часто скрываемую под напускной бравадой.

Нокаутирующий удар в челюсть свалил Кащея с ног.