Весь Нил Стивенсон в одном томе - Нил Стивенсон

ОН ТАМ ЧТО НАЧАЛЬНИК?

Морзянка Руфуса становилась все менее разборчивой. Дина вытерла слезы, выглянула в окно и увидела, что Земля окружена огненной короной. Следы метеоритов, ранее покрывавшие ее сеткой из ярких царапин, слились воедино в сплошную оболочку перегретого воздуха, которая воспламенила на поверхности Земли все, что могло гореть. Поскольку большая часть обломков падала в районе экватора, огненный пояс в этой области был ярче всего, но и к северу, и к югу от него пылали огромные пространства, пламя расширялось, уже охватывая отдаленные области Канады и Южной Америки.

Она передала:

СВЯЗЬ СЕЙЧАС ПРЕРВЕТСЯ СКАЖИ БОБУ И ЭДУ И ДЖИ ТИ И РЕКСУ ЧТО Я ИХ ВСЕХ ЛЮБЛЮ. И БЕВ

УЖЕ ГОВОРИЛ И ЕЩЕ СКАЖУ. ЧЕРТ НУ И ЖАРА

ПАПА ИДИ ВНУТРЬ

НЕ ПЕРЕЖИВАЙ Я У САМОЙ ДВЕРИ СЛЫШНО КАК ОНИ ТАМ ПОЮТ ГИМН ПРО ХЛЕБ НЕБЕСНЫЙ

ДАВАЙ ПАПА ПРИСОЕДИНЯЙСЯ К ХОРУ

ЛАДНО БОБ И ЭД ВЫШЛИ НАРУЖУ ЧТОБЫ МЕНЯ ЗАТАЩИТЬ ПОКА МОЯ РАДОСТЬ НЕ ПОДВЕДИ НАС QRT

QRT QRT QRT QRT

Она не знала точно, сколько раз это отстучала.

Позже Дина наконец сумела справиться с рыданиями, представив в подробностях, что именно произошло внизу. Ее братья, Боб и Эд, в серебристых пожарных костюмах выскочили из входа в шахту, извлекли папу из его старого пикапа, завернули в космическую пленку, чтобы он не сварился в исходящем от небес жаре, и затащили внутрь. Вход в шахту закрыла стальная плита в несколько сантиметров толщиной, и сварщики тут же принялись за работу, наваривая на нее изнутри толстые брусья, способные продержаться пять тысяч лет. Следом вступила в действие тяжелая техника, навалившая позади плиты тонны камней и гравия, укрепляя ее на тот случай, если особо мощная ударная волна попытается сорвать плиту с петель.

Дальше — тишина, прерываемая, быть может, отдаленными ударами падающих метеоритов. Все садятся за стол, возносят молитву и приступают к первой из примерно пятнадцати тысяч трапез, которые Макуори и их потомкам предстоит съесть, прежде чем они смогут восстать из могилы. Их там пятьсот человек, и у них достаточно оборудования для выращивания пищи, чтобы всех прокормить — во всяком случае, в теории. На чем конкретно основано подобное предположение, Дина толком не представляла — ей не хотелось постоянно теребить Руфуса насчет мелких подробностей его плана.

Маркус продолжал речь. Он сообщал всем то, что они и так знали — с Землей все кончено, массовая гибель человечества, в ожидании которой они провели два года, уже в прошлом. Все знали, но кто-то должен был сказать это вслух.

Маркус объявил семьсот четыре секунды молчания — по секунде на каждый день, прошедший с Ноля. Около двенадцати минут. На это время следовало остановить любую деятельность, за исключением жизненно важной. Все выжившие должны были лишь думать о погибших, вспоминать их и оплакивать. По окончании Землю, которая была и которой больше не существует, следовало оставить в прошлом и начать думать о настоящем.

Свернувшись в позу эмбриона, Дина плавала в одиночестве посреди своей мастерской и слушала непонятный скрежет и писк из динамика своего приемопередатчика. Из всех обитателей Облачного Ковчега она одна знала, что ее семья жива и, вероятно, будет жить еще довольно долго. Единственное, чего она не знала — лучше это или хуже, чем знать, что все они мертвы. Все, что она могла для них сделать, заключалось в последней радиограмме Руфуса — НЕ ПОДВЕДИ НАС. От морзянки не оставалось ни распечаток, ни цепочки мейлов на экране планшета. Она не сможет вернуться на несколько экранов назад и перечитать свой недавний радиообмен с Руфусом. Остается лишь надеяться, что она нашла правильные слова и что Руфус их не забыл и все перескажет остальным сегодня за ужином.

Потом она попыталась скорбеть обо всех, кто умер, но обнаружила, что их слишком много. С эмоциональной точки зрения это было все равно что читать о великой войне, закончившейся сотню лет назад. Возможно, Маркус этого и добивался. Пусть даже внизу еще продолжали умирать люди, следовало заставить себя думать о них, как о жертвах картофельного голода в Ирландии или о жителях Нового света, которых экспедиция Колумба заразила множеством неизвестных им болезней. Жалость, и даже ужас, были уместны. Однако требовалось эмоционально отстраниться от катастрофы. На это у них было семьсот четыре секунды.

Вместо этого Дина стала думать о том, что именно ей следует делать, чтобы не подвести Руфуса Макуори. Ответ был прост и сводился к тому, что делать следует правильные вещи, вести себя с честью и не отступать от кое-каких несложных моральных стандартов. Что-то вроде кодекса поведения для пионеров Дикого Запада. Понять подобный кодекс достаточно легко, хотя придерживаться его будет посложней. Загвоздка заключалась в том, что Руфус Макуори не был ковбоем, и уж тем более — проповедником. Он был шахтером — тем, кто роет, взрывает, строит, заключает сделки. Если он и придерживался при этом простого кодекса чести, то не ради самого кодекса, а чтобы чего-то достичь и в процессе не продать свою душу и не лишиться репутации. Кодекс был лишь инструментом, таким же, как лопата или динамит. Инструменты служили, чтобы строить, а гордость от того, что не подвел, приходила потом — когда можно было разогнуть спину, осмотреть дело рук своих и передать созданное детям. Дина могла провести всю жизнь, ни разу не нарушив данного слова, оценивая каждого по делам его и все такое. Безусловно, Руфус бы это одобрил. Однако хотел он от нее все-таки другого. Всего в нескольких словах он поручил ей взяться за дело во имя будущего.

— Ты закончила?

Дина повернула голову и увидела, что в МОРЖе плавает Айви, глядя на нее через люк.

— Слушай, прошло всего каких-то двести…

— Маркус сказал, ко мне это не относится. Он дал мне задание. И мне потребуется твоя помощь, — сказала Айви.

— Вот ведь стерва!

— Сама ты потаскуха.

— Ну что, вперед?

— Помнишь те времена, когда Интернет только появился и не у всех твоих знакомых он был? — спросила Айви. Она вела Дину через бесконечный на вид лабиринт пристыкованных модулей и хомячьих труб, направляясь куда-то на периферию «Иззи».

— В моем кругу все им довольно быстро обзавелись. Ты, похоже, шахтеров совсем не знаешь.

— А в моем — нет. У нас там попадались ретрограды из тех, кто распечатывает мейлы на бумаге, чтобы их прочитать, или спрашивает у тебя номер факса через двадцать лет после того, как ты выбросила чертов аппарат