'Фантастика 2025-70'. Компиляция. Книги 1-31 - Алексей Калинин

— Вот и всё, — выдохнул я. — Всё закончилось…

Я взглянул на мавок, кивнул им. Они кивнули в ответ, после этого двинулись в сторону пруда. Одновременно вошли в него, а потом тихо растворились в водной глади.

— Ну что, пошли дальше? — спросила Чопля. — Вроде больше никаких титькастых подруг не предвидится.

Я вздохнул. Всё-таки мавки не по своей воле становятся такими. Мавками становятся малолетние дети, умершие без крещения или задушенные или проклятые своими матерями. Также мавкой может стать ребёнок, умерший на Русальной неделе. Они вырастают и становятся полнотелыми красотками, заманивающими мужчин в чащобы, болота и прочие гибельные места.

— А кто такие мавки? — спросил Петька. — Я про таких не слышал.

— Не слышал? — хмыкнула Чопля. — Тогда я расскажу.

Она начала рассказывать…

Я уже слышал про это, а вот Петьке было интересно.

И в ведьмачьих историях это звучало немного иначе, чем рассказывал Чопля.

История эта началась на берегах реки Ра, которая приблизительно совпадает с нынешней Волгой, но в древности она была значительно полноводней. Случилось так, что однажды бог Семаргл встретил здесь богиню ночи — Купальницу. Они поженились, у них родились мальчик Купала, названный в честь матери, и девочка Кострома.

По преданию, когда-то давным-давно, в день Купалы к Ра — реке прилетела птица смерти — Сирин. Она пела чудесные песни. Но кто слушал ее — тот забывал обо всем на свете. Он следовал за Сирином в царство Нави. Не послушались Купала и Кострома предостережений своей матери Купальницы, тайком от нее побежали они в чисто полюшко — послушать птицу Сирина, и от того приключилось несчастье.

Судьба разлучила брата и сестру. Младенца Купалу по велению Повелителя Тьмы гуси-лебеди и птица Сирин унесли за тридевять земель. Прошло много лет.

Кострома росла одна и выросла она писаной красавицей. И однажды Кострома, гуляя по берегу реки, сплела венок. Она хвалилась, что ветру не сорвать с ее головы венок. По поверью это означало, что она не выйдет замуж. За похвальбу боги ее наказали. Ветер сорвал венок и унес на воду, там его подобрал Купала, проплывавший мимо в лодке. Плыл он в ладье, увидел проплывающий мимо венок, да и поднял его, а по обычаям того времени, если юноша брал в руки венок, сплетенный девушкой, то обязан был на ней жениться.

Купала и не возражал — очень ему приглянулась незнакомка. И Кострома полюбила прекрасного юношу с первого взгляда. Сыграли они свадьбу. И лишь после этого боги сообщили Купале, что женился он на собственной сестре!

Такой позор можно было смыть только смертью. Бросилась Кострома к темному лесному озеру, нырнула в него с головой, но не утонула, а превратилась в лесную русалку — Мавку. Погиб и ее брат, ринувшийся в костер.

Месть богов удалась, но мало было в том для них радости: вышла она слишком жестокой. Небожители, раскаявшись, решили вернуть Купалу и Кострому к жизни. Но даровать им вновь человеческий облик было нельзя, а потому превратили их в цветок Иван-да-Марья, где желтым, огненным, цветом сияет Купала, сине-фиолетовым, как придонные воды лесного озера, — Кострома.

Раньше этот цветок так и назывался — Купала-да-Мавка. Лишь потом его переименовали: Купала стал Иваном, а несчастную его сестру нарекли в честь Богородицы — Марией. Так цветок обрел новое имя — Иван-да-Марья. Он самый главный на обоих праздниках, Купалы и Костромы…

Глава 12

В Кцыню мы вошли раньше лучей солнца. Пусть Петька и зевал слегка по дороге, но ночной путь того стоил — мы вошли в городок незамеченными. Только две собаки на границе побрехали нам вслед — то ли прокляли, то ли пожелали удачи. Петька опасливо покосился на них.

— Не ссы, пацан, с Эдгартом ничего не надо бояться. Сам же видал, как он тех мавок размотал, — хмыкнула Чопля.

— А я и не боюсь, — покачал головой Петька. — Вот только… Я не пойму — почему господина Южского мавки ведьмаком называли?

— Так я и есть ведьмак, — пожал я плечами. — Но это только между нами. Пусть это будет наш маленький секрет, хорошо?

— А я чего? Я ничего. Я могила, — тут же нахмурился Петька. — Я никому никогда никаких секретов не выдавал. Даже то, что соседский Ванька у Петровны Котихи яблоки таскал прошлым летом — никому не сказал.

— Пацан-могила! — важно подтвердила Чопля. — С таким и в разведку можно идти, и яблоки воровать!

— Тебе лишь бы чего своровать, — буркнул я.

— Чо, пля? Это ты меня этой слабостью упрекаешь? Да если бы не я… — начала заводиться Чопля.

Да уж, она у меня вспыхивала как спичка. Впрочем, остывала гораздо быстрее, чем вспыхивала.

Под её бубнёж я неторопливо осматривался. Городок был из тех, которые гордо носят название «провинция». То есть тут тихо и неспешно течет жизнь, почти все друг друга знают, споры и конфликты решаются на бытовом уровне, без обращения в суд. Впрочем, так было бы в Российской империи, поляки же известны своим польским гонором, который усложняет жизнь.

Выражается польский гонор главным образом в агрессивной спеси, неадекватном поведении и отсутствии самоконтроля. Как говорил мой учитель Весемир: «Основной причиной появления „польского гонора“ является комплекс неполноценности, чёрная зависть и страх у многих, пусть и не у всех, поляков и польского руководства перед Россией, её культурой, военной и экономической мощью, величайшей территорией. Последний пункт особенно раздражает польских ушлепков называющих себя „шляхтичами“. Польша в пятьдесят пять раз меньше Российской Империи. Польша „шляхтичей“ одержимых „польским гонором“ только территориально в сравнении с Россией выглядит как блоха под хвостом у слона, но эта блоха никогда не упустит случая хоть как-то укусить соседку.»

А так… Трехэтажные домики, черепица на крышах. Кусты и деревья. Островки булыжной мостовой тают в объятиях асфальта, а местами пробивается плиточная выкладка.

— А тут чистенько, — заметил Петька.

— Ага, с такими штрафами, как у ляхов, невольно будешь поддерживать чистоту, — буркнула Чопля. — Тут даже сморкнуться нельзя без того, чтобы какой-нибудь пан тебе в кошелек не залез. А уж если где присядешь под кустиком…

— И мусор нужно сортировать, а не сваливать всё в одну кучу. Вон, видишь, пять контейнеров разного цвета стоят? В каждый нужно свой вид мусора совать, — показал я на пузатые мусорные баки, похожие на четырехугольные колокола,