Познание России. Заветные мысли (сборник) - Дмитрий Менделеев

“Опять в театр! — сердито ворчал он. — Глупости это, матушка. Пустяками занимаешься…”

На выставках картин Дмитрий Иванович, наоборот, очень любил бывать и посещал почти все.

Он любил картины и изобразительное искусство, понимал живопись и ценил ее…

…У Дмитрия Ивановича было еще одно любимое занятие для отдыха — это клеить. Клеил он очень хорошо, чисто и аккуратно. Он наклеивал собранные им коллекции фотографий и гравюр с русских и известных иностранных картин на листы бристольского картона или толстой бумаги, клеил футляры для альбомов и брошюр, коробки, шкатулки, маленькие дорожные ящики, которые он заказывал из фанерок, потом обклеивал сам кожей, и выходили очень прочные ящики. В 1902–1903 гг. перед снятием катаракты, когда Дмитрий Иванович очень плохо видел и одно время не различал даже фигурок на игральных картах, он клеил на ощупь, оклеивал коробки и футляры материей, и работа выходила очень чистая, лучше, чем бы у другого зрячего.

Д. И. Менделеев с дочерью О. Д. Менделеевой-Трироговой и зятем А. В. Трироговым. 1889 г.

Рамки для всех почти портретов знаменитых людей, которые висели в его кабинете, он обделал и оклеил сам, начиная с изображения Иисуса Христа в профиль, считающегося историческим. Все эти гениальные люди в его кабинете смотрят из рамок, сделанных руками тоже гениального человека.

Над столом на высоких полках красного дерева висели фотографии жены, детей и внучки Дмитрия Ивановича в разных возрастах и положениях и фотографическая группа ученых, между которыми находился и он сам.

На стене против стола слева висели копии работы А. И. Менделеевой со старинных портретов отца и матери Дмитрия Ивановича. Мать изображена в старинной прическе с букольками на висках, с короткой талией и в чепце с голубыми бантами, отец написан в профиль. Чертами лица Дмитрий Иванович походил на отца, выражением глаз и лица на мать.

Под этими портретами висели семейные группы и группа художников-передвижников, друзей Дмитрия Ивановича. По середине стены помещался портрет А. И. Менделеевой масляными красками работы Браза в натуральную величину, но мало похожий. Над ним портрет тоже масляными красками, работы А. И. Менделеевой ее отца — донского казака. И. Е. Попова, который готовился быть доктором, но попал на действительную службу на Кавказ, и масляными же красками ее же работы портрет в профиль Дмитрия Ивановича. Она писала его одновременно с художником Ярошенко в 1886 г.

На этой же стене налево висела большая фотографическая группа профессоров физико-математического факультета периода до нового устава 1884 г., самой блестящей поры С.-Петербургского университета, когда профессорами были такие ученые, как Менделеев, Бутлеров, Меншуткин, Чебышев, Сомов, Фаминцын, Петрушевский, Богданов, Бекетов, Вагнер и ректором был Андреевский. Под этой группой висел большой портрет масляными красками работы Ярошенко второго сына Дмитрия Ивановича — ребенком пяти лет. Он в белой русской рубашке сидит в большом кресле и весело и задумчиво смотрит большими светлыми глазами.

Под этим портретом вдоль двух больших окон кабинета между шкафами с книгами стоял все тот же когда-то тиковый, диван, обитый теперь зеленым трипом. На этом диване Дмитрий Иванович отдыхал иногда в последние годы перед обедом и на нем же лежал первые дни своей смертельной болезни. Против дивана была дверь в его спальню, где он скончался. Около письменного стола стояло еще кресло, обитое трипом, для посетителей, а сам Дмитрий Иванович сидел на обыкновенном буковом венском кресле, на спинке которого висел вышитый коврик. На столе лежали и стояли книги всех форматов и величин, корректуры, бумага, стеклянная чернильница, несколько ручек для пера, карандаши, стеклянная с серебряной крышкой коробка для табака с кусочками сырого картофеля, чтобы табак не сох. Дмитрий Иванович курил крученые папиросы, свертывал их сам и не употреблял мундштука, так что второй и третий пальцы его правой руки всегда были желтые от табачной копоти.

Любил он еще хороший чай, который выписывал цибиками прямо из Китая.

Первое впечатление при входе в его кабинет были книги, книги и книги. Они стояли в строго систематическом порядке и все почти были у него переплетены. Уже после его кончины на одной из полок я заметила переплетенные тома Протоколов заседаний 1-й Думы. До созыва второй он не дожил. Книги и портреты гениальных людей — вот все, что украшало и наполняло эту большую заставленную комнату. Когда приходившие смотрели на портреты всех человеческих гениев, собранных Дмитрием Ивановичем, то ясно бросалось в глаза, кого из них он больше любил и ценил.

Так жил Дмитрий Иванович, без малейших буржуазных привычек. Только в гостиной и в столовой у семьи была красивая резная и стильная мебель, но и то вся роскошь состояла главным образом в картинах и эскизах художников.

Не было у него никакой избалованности в привычках, никаких дорогих прихотей: и жил, и умер он в строгой простоте».

Капустина-Губкина Н. Я. Семейная хроника в письмах матери, отца, брата, сестер,

дяди Д. И. Менделеева. Воспоминания о Д. И. Менделееве. СПб., 1908.

«…Помню, как Дмитрий Иванович горячился и громким голосом спорил с Бутлеровым и Вагнером по поводу спиритизма, сеансы которого в присутствии иностранного медиума происходили у нас в квартире. Много неприятных минут имел этот медиум, несколько раз уличенный Дмитрием Ивановичем во время сеансов.

Я, тогда десятилетний ребенок, помню только один случай, про который отец на другой день рассказывал нам за обедом.

В комнате, где происходил сеанс, было темно, играл орган, приобретенный для этого по требованию медиума. Медиум, сидевший со связанными руками и привязанный к стулу, должен был очутиться в алькове, затянутом от потолка до пола материей, прибитой по краям гвоздями. В этой темноте и сравнительной тишине отцу послышался подозрительный шорох и звук распарываемой ножом материи. Не долго думая, Дмитрий Иванович зажег спичку, и все увидели медиума, находившегося уже в алькове вместе со стулом и прекрасно зашивавшего материю по шву.

Конечно, последовало смятение среди увлеченных спиритизмом и обморок медиума.

Дмитрий Иванович был большой любитель и ценитель живописи. Его постоянными гостями и, скажу больше, друзьями были художники Крамской, Шишкин, Репин, Ярошенко, Куинджи, Клевер и др. Эти интересные люди собирались у нас каждую среду, засиживались до глубокой ночи, и я, засыпая в детской, слышала гул голосов и веселые взрывы смеха. На этих вечерах всегда служил Антон, умело обнося гостей подносом с чаем, бутербродами и фруктами, которые отец всегда сам выбирал у Елисеева…

У Дмитрия Ивановича были оригиналы картин этих крупных художников, и стены гостиной были украшены их произведениями, а помимо того, он хранил целые коллекции их же работ в папках у себя в кабинете в шкафу.

Три художника-передвижника писали портреты моего отца. Это были Репин, Крамской и Ярошенко. Крамской несколько раз во время сеансов смывал и переписывал глаза, цвет и выражение которых он долго не мог уловить. Глаза у Дмитрия Ивановича были небольшие, глубоко сидящие, синего василькового цвета, смотревшие прямо и настолько проницательно, что забыть их раз увидевшему было нельзя. Тип лица его был чисто русский, прямой нос, прекрасный цвет кожи без окраски, а скорее бледный. Волосы имел он русые, волнистые, густые, спадавшие до плеч, как в то время носили очень многие. Вообще про Дмитрия Ивановича можно сказать, что он был красивый человек, совершенно не замечавший этого и не интересовавшийся этим…

…Дмитрий Иванович первые свои сбережения употребил на покупку имения, приобретя его от князя Дадияни в Клинском уезде Московской губернии. Имение это называлось Боблово (оно носило название по находившейся вблизи деревне, размер его был 400 десятин земли, и стоило оно 16 тыс. руб.). Здесь был старый дом со стеклянной галереей, с запущенным садом и парком…

Через год отец уничтожил старый деревянный дом и выстроил по своему вкусу новый, каменный, очень красивый и оригинальный, в два этажа, с несколькими балконами и крытой стеклянной галереей. Потом завел полное хозяйство, поставленное образцово, с опытными полями, но в Московской губернии, несмотря на различные удобрения, оно приносить дохода не могло и служило лишь дачей, куда мы приезжали весной еще по снегу, оставаясь до глубокой осени.

С нами в Боблове Дмитрий Иванович не проводил всего лета, а оставался в Петербурге или уезжал отдохнуть за границу. Особенно он любил юг Франции, Канн (около Ниццы). Возвращаясь оттуда, он привозил всем массу подарков, не забывая в доме никого…

…Безделья Дмитрий Иванович не выносил, и мы, видя его пример, всегда переходили от одного занятия к другому.