Ариадна - Дженнифер Сэйнт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я проведу Тесея по Лабиринту. А после он возьмет меня за руку и поведет в будущее. Я стану его женой, афинской царевной и, хоть не ведаю, какой будет наша жизнь, но точно знаю: совсем не похожей ни на прожитую мной в мраморных стенах Миносова дворца, ни на другую, уготованную мне на Кипре.
Я отдала Тесею увесистый клубок веревки, который все время нашего разговора, не первый час уже, сжимала так сильно, что он впечатался в ладонь.
– Когда завтра войдешь в Лабиринт, привяжи один конец к дверям, после того как их закроют. И крепко держи веревку – без нее тебе обратно не выйти. Поверь, это и правда невозможно. Там будет темно, так темно, что и перед самым носом ничего не видно. Завтра я зайду туда и оставлю твою палицу у дверей. Внутрь стражники вас провожать не станут – критяне в Лабиринт ни ногой, так что ее не найдут. Если заложники, твои сотоварищи, вздумают спасаться бегством в Лабиринте, там и погибнут. Скажи, пусть остаются на месте, а сам двигайся вперед. Иди прямо. Не сворачивай.
Я представила, как он неостановимо шагает во тьму. Зловоние гнилого мяса и грохот костей его не напугают. Топот копыт моего брата не встревожит тоже. Тесей и представить не способен, что может умереть. Но мне эта живая плоть, чье мерное биение я осязала кончиками пальцев, привиделась растерзанной, разорванной в клочья, торчащие из пасти моего брата. Как поймет Тесей во мраке Лабиринта, откуда нападет чудовище? Из беспросветного сумрака Астерий бросится на царевича и страшными рогами пронзит его вмиг, тот и палицей замахнуться не успеет.
– Ты много раз вступал в бой, знаю. Но Минотавра не видел. Не знаешь, как он силен.
Я сморгнула слезы, туманившие взгляд, и всмотрелась в его лицо, яростно заучивая каждую подробность, чтобы сохранить в памяти. Не забыть ни одного мгновенья.
– Я вернусь к тебе, – сказал Тесей.
Его ласковый голос меня и сокрушил. До сих пор он был непререкаем, могуществен и тверд. И ко внезапной нежности я оказалась не готова. Буря слез поднималась в горле, и мне захотелось прилепиться к нему, непоколебимому, как лепится ракушка к скале.
– Жди у входа, – сказал Тесей. – Я вернусь, а когда вернусь, действовать надо быстро. Медлить нельзя. Без Минотавра Криту против нас не выстоять, и я должен оказаться в Афинах как можно скорее, чтобы армию собрать, пока он слаб. Но главное – тебя отсюда увезти, раньше чем им попадешься.
Мы все решили. Сомнения должны бы сокрушить меня, я это понимала, но понимала и другое: я так и сделаю. Предам отца. Подошлю к собственному брату смерть, обмотанную красной веревкой, которая потом приведет его убийцу ко мне. Брошу мать. И оставлю Крит – разумеется, навсегда.
Не скажу, что решение это легко далось, но другого я принять не могла. Мир полыхал, а Тесей в нем был прохладной заводью, зеленой, тенистой. Где еще мне искать убежища, когда все вокруг объято пламенем, и теперь уж неважно, что оно разгорелось из искры, которую я-то и высекла?
– А теперь посадишь меня опять под замок? – спросил Тесей.
Я рассмеялась.
– Придется, как видно.
Не знаю, сколько времени мы провели у скал. Немного вроде бы, но достаточно, чтобы все изменить. Хотелось побыть с Тесеем еще, однако медля, я рисковала и вовсе его потерять. После завтрашней ночи перед нами раскинется будущее, и меня ожидают долгие годы рядом с ним. Я стану частью его истории, возлюбленной, обретенной на Крите, которая принесла ему победу.
Мы крались обратно к темнице, и тайное ликование играло в моей крови.
– Ты ведь не выронишь нить? – прошептала я, когда Тесей толкнул тяжелую, обитую железом дверь.
Он потянул меня за собой в темноту. Пообещал:
– Буду крепко держать. Ни за что не отпущу.
А потом прижал меня к стене – шершавый камень царапал спину, а я словно и не замечала. Теперь он целовал иначе – напористо, а не ласково, как там, на берегу. Как будто выжигал на мне клеймо.
– Завтра! – хрипло пробормотал он мне в волосы. – Завтра мы вырвемся отсюда, и море унесет нас прочь.
Вот бы прямо сейчас оказаться с ним на этом корабле! Я замыслила предать свою семью, а мне изменяло собственное тело. Ноги не слушались, не желали выводить меня из угрюмой темницы.
– Иди, Ариадна, – говорил Тесей, лишь крепче сжимая железные оковы объятий.
Страх нарастал, в голове так оглушительно звенело, что сил не было сдвинуться с места. Надо было уходить, но я не знала, как от него оторваться.
Наконец Тесей отпустил меня, и я, сама не знаю как, преодолев сопротивление собственной природы, всего своего тела до последней жилки, жаждавшего его ласк, отстранилась и вышла за порог, во двор. Дверь закрылась, воздвигла меж нами преграду, и мне взвыть захотелось от такой несправедливости, но рука вставила ключ в скважину, повернула его, хоть металл скользил в блестящей от пота ладони, и замок с лязгом закрылся.
На мгновение я приникла лбом к бревнам, дожидаясь, когда перестанут плясать в глазах черные точки, когда шум в голове уляжется. Может, и Тесей с другой стороны прижался к двери – крепкой плите из старой древесины и железа, разделившей наши тела.
Осталось недолго.
Глава 9
Я проснулась, когда в небе стали распускаться первые ростки зари. Не знаю, сколько проспала, но недолго. Усталости я не чувствовала, напротив, была взбудоражена, заряжена лихорадочной бодростью, словно впервые пробудившись по-настоящему.
Быстро одевшись в утренних сумерках, я вышла и под светлеющим небом крадучись пересекла двор. Мир будто держал неустойчивое равновесие, зависнув точно посередине между днем и ночью, а я была прямо на острие перелома. В провозглашенный этим солнцем день закончится жизнь, которую я вела до сих пор. А какая начнется, я не представляла. Не могла ухватить порхающие, кружившие надо мной в прохладном воздухе мечты. Волнующая и совсем другая – вот и все, что я могла сказать.
Солнце полыхало у самого горизонта, а над ним вихрились, полосуя небо, янтарно-розовые лучи. Мой дед тянул этот огненный шар за своей колесницей, взбираясь все выше и выше, стирая тьму и возвращая землю к жизни, как каждое
