Чудеса в кастрюльке - Дарья Донцова

– Лексикон у вашего сынишки весьма обширен. Впрочем, яблоко от яблоньки…

Но тут поезд подкатил к нужной нам остановке, я вытолкала Ваньку на перрон.

– Глагол ё… говорить нельзя, понял?

– Ё… не глагол, – влез Куприн, – а, на мой взгляд, прилагательное. Я обозлилась.

– Какая разница! Нельзя, и все!

Глава 12

В поликлинике оказалась очередь. Ванька начал сновать между креслами, задевая подлокотники. Люди вздрагивали. Потом мальчишка придумал иную забаву. Он разбегался и с диким визгом скользил по кафельному полу. Издавая оглушительный звук, Ваняша ухитрялся перекрывать неумолчный вой бормашин и вопли висящего под потолком телевизора. У меня заболела голова. Старуха с раздутой щекой, сидевшая через два стула от Куприна, недовольно поморщилась:

– Зачем ребенка с собой притащили? И так тошно, а тут он мельтешит. Я промолчала.

– Наверное, оставить не с кем, – ответила девушка, стоявшая у двери в кабинет.

– Один посидит, – ринулась в бой бабка, в силу возраста ненавидящая всех здоровых, веселых и счастливых, – эка беда! Нас родители с года бросали, и в поле. Так мы и избу убирали, и коров доили, и щи варили! Я замуж выходила – все умела, а нонешние! Тьфу, только ноют: «Баба, купи конфетку». Накось выкуси! У меня-то не было ничего, и тебе не дам!

– Поэтому вы такая злая, – вздохнула девушка, – понятно, комплекс нереализованных желаний!

– Сама ты проститутка! – обиделась ничего не понявшая бабка. – Одела юбку по самую не хочу и стоит, сесть боится!

– Идите вперед меня, – предложила нам девушка, когда из кабинета вышел пациент, – что мальчишку мучить.

Я быстро втащила Куприна внутрь и всунула в кресло. Бледный до синевы, муж уставился на аккуратно разложенные никелированные железки и стиснул покрепче зубы. Врач, милая женщина лет тридцати пяти, сказала мне усталым голосом:

– Лучше в коридоре подождите, мужчины при женах всегда капризничают.

Я пошла к двери, слушая, как она приговаривает:

– Ну, ну, откроем ротик, только посмотрю, вот, видите, руки без инструментов. Дергаться не надо, вас плотно привязали, мы мужчин всегда к креслу привязываем, деваться некуда…

В коридоре продолжали ругаться девушка и бабка. Ванька нарезал круги по залу. Его круглая смышленая мордашка была до ушей перемазана шоколадом. Кто-то угостил ребятенка конфетами. Я втиснулась в кресло и попыталась отключиться. Время тянулось, словно скучный урок, каждая минута превращалась в час. Наконец дверь приотворилась, и высунулась медсестра.

– Следующий!

– Ты их пропустила, – взвилась бабка, – ступай взад.

– Сама туда иди!

– Проститутка!

– Старая карга, чего сюда заявилась?

– Зубы лечить, – неожиданно мирно ответила старуха.

– Зачем они тебе, злыдня, манную кашу жевать? – хихикнула девушка и проскользнула в кабинет.

– А где мой муж? – удивилась я. – Он не выходил.

– На топчанчике лежит, – насмешливо пояснила медсестра, – в обморок упал. Ему Нинель Митрофановна укольчик сделала, чтобы зуб вырвать, а он и грохнулся после этого! Да не волнуйтесь, у нас мужики частенько чувств лишаются. Слабые они очень, нежные, не то что бабы. Нам аборт без наркоза – тьфу!

Не слушая глупые речи, я отпихнула ее и вбежала в кабинет.

Куприн цвета обезжиренного молока полулежал на кушетке.

– Тебе плохо!!!

– Ужасно, – прошептал муж, потом поднес руку к губам и в страхе воскликнул: – Ой, кровь идет!

– Естественно, – успокоила его докторица, – зуб я все же успела удалить.

– Кровь течет, – затравленно повторил муж, вновь устраиваясь на кушетке.

– Потом перестанет.

– Я умру.

– Вы боитесь крови? Кем работаете? – спросила врач.

– Он служит в милиции, – ответила я, – и ничего не боится!

– О господи, – вздохнула медсестра, – вечно одно и то же! Будешь жить!

– Нет, мне очень плохо, – прошептал Олег, – ноги дрожат, руки не слушаются, спина онемела… Отвезите в больницу.

– Лена, дай ему нашатырь, – приказала врач, потом повернулась ко мне. – Уводите супруга.

– Но ему плохо!

– Это от страха. Будет лежать здесь – еще хуже станет, а на улице в себя придет.

Сгибаясь под тяжестью стокилограммового Олега, я выволокла его в коридор и крикнула:

– Ваняша, пошли!

– Чего с ним? – засуетился мальчик, как всегда, выкрикивая слова во весь голос. – Напился, да? Нажрался, как свинья?

Все сидевшие в зале мигом повернули головы в нашу сторону. Я волокла Олега к двери.

– Ой, как напился, – причитал Ванька, – давай его по балде ё…, он в себя придет. Бабка так всегда с дедом делала, пока тот не помер!

Сами понимаете, что больше всего мне хотелось надавать Ваньке оплеух, но руки были заняты Олегом.

На улице я прислонила Куприна к стенке поликлиники и принялась ловить машину. Но водители, притормозив, наталкивались взглядом на «стекшего» Куприна и мигом нажимали на газ. Издали Олег смахивал на пьяного, и никто не хотел иметь с ним дело. Наконец остановились разбитые «Жигули».

– Куда? – деловито осведомился небритый мужик.

Я обрадованно сообщила адрес.

– Не, – протянул дядька, – далеко, и потом, он чего, пьяный?

– Домой хочу, – заныл Ванька, – жрать охота, замерз весь… А-а-а, спать… а-а-а, жрать…

– Садись, – буркнул водитель, – двести рублей!

Он заломил, на мой взгляд, большую сумму, но делать было нечего. Я втолкнула в салон Олега, посадила Ваньку, рухнула около него на заднее сиденье и вздохнула… Кошмарный вечер подходил к концу, зуб удален, скоро окажемся дома.

Внезапно Олег захрапел.

– Эк твоего папку разбирает, – ухмыльнулся шофер, вертя баранку, – здорово погулял, отдохнул на славу.

– Это не мой папка, – возмутился Ваняша.

– А кто? – полюбопытствовал водитель.

– Сосед мамкин.

– Понятненько, – хмыкнул дядька, – а папка где? В командировке небось?

– Не знаю, – грустно ответил Ваняша, – он от нас сбег, бабка говорит, что папанька у ё… матери за углом живет!

Водитель чуть не въехал в угол дома, потом покачал головой, но ничего не сказал, и дальнейший путь мы проделали молча. Притомившийся Ваняша навалился на меня всем телом, изредка бормоча:

– Спать охота.

Когда я протянула мужику две розовые бумажки, он буркнул:

– С тебя полтинник.

– На двести договаривались.

– Ладно, стану я с бабы-одиночки рубли сшибать, на других доберу.

Потом он помог дотащить Олега до лифта, всунул моего мужа в кабину и вздохнул.

– Эх, бабы! Дуры вы! За фигом тебе алкоголик? О сыне подумай, идиотка!

Я молча ткнула пальцем в кнопку.

– О каком сыне надо думать? – неожиданно отозвался Олег.

Но я промолчала, Ванька тоже тихо стоял у стены. Все-таки и от него бывает польза. Сегодня, например, я сэкономила полторы сотни.

На следующий день утром я тщетно пыталась разобраться в Ямских улицах. Первая, вторая, третья… Про девятую никто из аборигенов даже не слышал. Все спрошенные только недоуменно пожимали плечами. Наконец одна женщина воскликнула:

– Милая, вы не туда приехали!

– Как это? – растерялась я. – Вот же они, Ямские улицы, одна за одной идут.

– Правильно, Ямские, а вам, очевидно, надо улицу Ямского Поля!

Я уставилась на бумажку, где был записан адрес. И правда! Улица Ямского Поля.

– Разве это не одно и то же?

– Нет, конечно, – засмеялась женщина, – все путают.

Пришлось опять возвращаться к метро и плутать уже в другом квартале. Наперекор всякой логике улочки шли не по порядку. Обнаружив нужную, я обрадовалась словно щенок, получивший печенье, но, как оказалось, зря. Теперь предстояло найти строение шесть. Ну почему бы не пронумеровать дома просто: девятнадцать, двадцать? К чему писать на табличках 18/1, 18/2? Наверное, специально, чтобы запутать людей.

Я бродила между совершенно одинаковыми пятиэтажными зданиями, построенными в начале двадцатого века. Сделав третий круг, нашла наконец дом.

Подъезд оказался открытым, лестница – грязной. Никакой надежды застать дома Таисию Федоровну не было. Часы показывали два, пожилая дама могла утопать в поликлинику или магазин.

Я позвонила в дверь. Тишина! Повторив попытку, я глянула на циферблат. Так, что делать? В пять часов я должна быть в издательстве со списком названий…

Вдруг дверь распахнулась.

– Вы ко мне? – весьма любезно спросила маленькая, опрятная старушка ростом чуть повыше таксы.

– Можно Таисию Федоровну?

– Проходите, голубушка, – улыбнулась хозяйка, – давно жду! Обещали-то к часу!

Поняв, что мать Ежи приняла меня за кого-то другого, я не стала разубеждать ее, а, сняв куртку и ботинки, отправилась в комнату.

– Вот, – показала дама на огромную люстру с хрустальными подвесками, – можете приступать, только аккуратно, если разобьете чего, так и останется дырка, теперь подобных светильников не делают, этот от моей матери остался. Ну да Елена Федоровна говорит, что вы аккуратная!