Легенда о заклятье - Ника Ракитина

В комнату ворвалась полудюжина гвардейцев с факелами — в мокрых плащах и сапогах, залепленных грязью; с обнаженными клинками и нацеленными пистолетами — выстроилась по обе стороны двери, пропуская командиров. Вошел, пригибаясь у притолоки, лощеный, несмотря на слякоть, горбоносый Франческо Лосада, за ним — губернатор Рауль Хименес. Оглядевшись и хмыкнув, дон Лосада сунул пистолет за пояс и сбросил на руки гвардейцев мокрый плащ.

— Ах, какая неожиданная встреча! — воскликнул он, ощерясь. — Здесь изрядный холод, вы не находите, душенька?

Сабина смотрела в его холеное наглое лицо, и ногти впивались в ладони. Ей хотелось рыдать от ненависти и бессилия.

— Итак, детка молчит… Ла-адно, — дон Франческо усмехнулся. — Интересно только, как это соколы посмели оставить своих голубок одних, без защиты? За дровами улетели соколы, а? — подойдя, он рукой в перчатке вздернул Сабину за подбородок. Сабина попыталась отклониться. Рауль поморщился.

— Впрочем, и дьявол с ними. Огня!

Сабина заступила дорогу:

— Нет… Не трогайте ее! Она больна!

Дон Франческо небрежно оттолкнул девушку, но она повисла на нем:

— Нет! Пожалуйста!..

Он очень холодно и расчетливо ударил Сабину по лицу, оторвал от себя и отбросил. Сабина свалилась у сундука, ударившись об угол и сметнув стоящий там палаш, тот подкатился к кровати, но этого не заметили ни срывающий одеяло с Кармелы дон Лосада, ни застывший Хименес, ни гвардейцы.

— Вот вам образчик женской породы, — с яростной насмешкой выплевывал дон Франческо, словно продолжая начатый невесть когда с Хименесом спор. — Смотрит так, будто готовится впиться вам в горло!

Подружка рыжего Венсана сидела на полу, опираясь на сундук плечами и бессознательно отирала текущую на подбородок кровь. В голове у нее мутилось, волосы залепила глаза, мешая видеть.

— Мамочка божья, — шептала она, — спаси, сохрани…

Хименес шагнул вперед:

— Отойдите, полковник!

Дон Франческо вздрогнул от удивления, но подчинился.

Кармела очнулась и приподнялась, опираясь на локоть и прикрыв от слабости глаза. Хименес медлил. Потом выговорил хрипло:

— Вставайте и следуйте за нами. Именем Республики вы арестованы.

— Вот как? — она с ледяном презрением скривила губы. — Надеюсь… обуться в-вы м-мне… позволите?

Он кивнул, отступая. Сабина приподнялась, томимая предчувствием, забыв про боль. Кармела спустила ноги с кровати и теперь сидела, наклонившись так, что волосы закрыли лицо, и шарила под кроватью рукой. И вдруг распрямилась. В руке ее оказался клинок. Сабина вскрикнула от радости.

— Защищайтесь! — крикнула Кармела звонко. Хименес выдернул шпагу. И тут дон Лосада с воплем "ведьма!" разрядил в Кармелу пистолет. Она шатнулась, Рауль обернулся, точно желая пронзить полковника. А тот, страшно расширив глаза, орал на сбившихся в кучу гвардейцев:

— Да дострелите же ее, мать вашу! Дерьмо…

Кармела пыталась приподняться, удержать навесу падающую голову. По груди быстро расползалось пятно, краснело между пальцами. Дон Франческо вырвал чьи-то пистолеты, выстрелил. Одна из пуль попала в прижатую к груди руку, раздробив кисть, кровь хлынула по пальцам. Кармела дернулась и упала, розовая пена запузырилась на губах.

Хименес медленно, точно слепой, опустился перед девушкой на колени, коснулся щеки, волос, провел по окровавленной руке. А потом с недоумением взглянул на оставшуюся на пальцах кровь. Подчиненные следили за ним с удивленно-почтительным выражением на лицах. "Все кончено?.." Он оглянулся на них, опять перевел взгляд на свою руку.

— Все дела нужно доводить до конца, граф, — с усмешкой сказал ему полковник. — Она мертва. Пойдемте.

Рауль встал. Сунул в ножны бесполезную шпагу и вслед за доном Франческо вышел из комнаты. Тогда Сабина наконец оторвалась от своей опоры, подползла к Кармеле и с отчаянным криком упала ей на грудь мокрой от крови и слез щекой.

Призрачные паруса.

Не узреть нам небо рая.

Рауль прошел через переднюю, отослал слуг и поднялся к себе. Отстегнул и бросил на пол перевязь со шпагой: она стукнула на мраморе, — сел в кресло и опустил голову на скрещенные руки. В ушах все еще звучал голос дона Франческо: "Все дела нужно доводить до конца, граф. Она мертва, пойдемте." Рауль сжал руками лоб. Кармела мертва. Женитьба, головокружительная карьера, заботы губернаторства — каким ненужным теперь казалось все это. "Мне нагадали странное, Хименес. Будто я буду капитаном. И человек, которого я буду любить, попадет на море в беду. Я спасу его, и это меня убьет…" И тихий смех. Предсказание сбылось?

Его глаза бессознательно скользнули по комнате, уперлись в висящую на стене гитару. Сколько лет он не прикасался к ней? Теперь только слуги изредка стирают с инструмента пыль. Он вспомнил Иту, «Молитву» Белинаса, что спел тогда, и вдруг услышал забытый горячий шепот Анхелы-Кармелы: "Я люблю вас, Хименес…" Как же он не расслышал?!..

В покой вошла, шелестя муслиновым платьем, Мадлон. Приблизилась, опустилась на колени у кресла, прильнула щекой к его руке:

— Что с вами, Рауль? — Он медленно поднял голову, взглянул на жену. — Мне сказали… Что-то случилось?.. Какое у вас лицо!..

Он ушел, хлопнув дверью. В тот же день его приняла на борт пинасса «Медуза», идущая в Верду с грузом хлопка и пассажирами. Оттуда Хименес намеревался отправиться в столицу, чтобы лично вручить правительству прошение об отставке; последствия его не пугали.

Через три дня по выходе из Месы разразился один из тех ужасных штормов, которые приходятся обычно на это время года, как раз на день Всех Святых. После таких штормов немногие корабли возвращаются в гавань. «Медуза» в порт назначения не пришла. Напрасно безутешная дона Мадлон обращалась в Верду и другие большие порты Двух Морей: о судьбе судна и мужа ей никто не мог сообщить. Ее жизнь была омрачена и еще одним страшным событием — дона Франческо Игнасио Лосаду, полковника меской гвардии, нашли убитым в собственной постели. Горожане твердили, что это месть и на этом не кончится. Дона Мадлон стала бояться за себя.

… В небе светила всего одна звезда. Она заглядывала в мертвые глаза тех, кого не было сил столкнуть с плота в море, где среди синих холмов ходили острые акульи плавники. Рауль лежал, запрокинув голову, и свет звезды дробился в его глазах. Он был еще жив. Их было двенадцать, спасшихся на плоту, связанном из обломков. Когда расколыханные валы вставали над плотом, показывая свое грязное, в водорослях и щепках брюхо, и застывали, чтобы вдруг обрушиться ливнем воды и пены, люди вцеплялись в доски так, что обламывались ногти. Дыхание обрывалось. Чудилось, что плот никогда больше не всплывет из глубин, но он подымался, а с другой стороны снова вздымалась водяная башня, и бешеные качели не останавливались. Потом стала тишина.