Лилея - Елена Чудинова

- Зачем будет? Он уж сейчас барон.

- Ты разве тоже вдова? - голос Нелли упал.

- Нет же, - отмахнулась Катя. - У нас все по-другому, тебе объяснять - только запутывать. - Про Филиппушку лучше скажи.

- Не могу теперь, - сквозь зубы проговорила Нелли. - Лучше меньше сейчас вспоминать, ужо после погорюю. Мне сейчас Романа надобно найти да отобрать у них, у синих.

- Роман, твой сын?

- Платон мой сын, дома остался, ну не дома, неважно. А Роман брат, девять годов ему о прошлой неделе сравнялось, уж ты не застала.

- Девять годов? Так вот она, тень двойная на луне! Я-то в толк взять не могла все годы! - Катя покрутила головою по плечам. - Ох, задеревенела вся, мочи нет!

Параша еле слышно застонала.

- Ну, Бог троицу любит, - довольно заметила Мадлон. - Есть у меня славное винцо, пополам с водицей напьетесь, вовсе ладно будет. Слышишь, златовласая моя, все ладно с твоей подружкой! А ты, Кандилехо, чай, вовсе отошла?

- Ты знаешь ее цыганское имя? - Да, в первый раз Нелли не показалось, женщина вправду обращалась к Кате по-свойски.

- А сама я кто, по-твоему, златовласая?

На цыганку женщина ну никак не походила: серый чепец, серый передник, все самого грубого полотна, темное платье винного цвету, ни ленточки, ни колечка. Не непременно надобно цыганке быть в цыганском наряде, да только та же Катя, еще почитая себя крестьянкою, страх как любила все красное. К яркому любовь у цыган в крови.

- Цыганку и единственный цветочек выдаст, - усмехнулась Мадлон, верно поняв изучающий взгляд Елены. - Не веришь? Глянь!

Из почерневшей глиняной вазы, украшавшей каминную доску, женщина вытянула желтый цветок. Что за цветок, Бог весть, верно местный, вовсе невзрачный. Мадлон поднесла цветочек к своему унылому воротнику-стоечке… И невзрачное лицо ее вмиг переменилось от соседства с невзрачным растеньем. Словно вдвое выросли ресницы, брови дрогнули, будто изготовившиеся к полету крылья, желтые искорки засверкали в черноте глаз, словно кувшинки в омуте, темные губы капризно изогнулись…

- Нещасные мы женщины, цыганки, без украшений никак нам нельзя, - Мадлон засмеялась, а вослед за ней и Катя.

- Вот уж верно, в строгом наряде в тебе цыганки не признать, - согласилась Нелли. - Только из чего иметь столь безобидный секрет?

- Кабы я знала о том раньше, так не осталась бы одна сейчас, - Катя сделалась сумрачна. - Я здесь была три дни тому, а люди мои остановились в трактире. Пятеро молодцов со мною было, каждый на все руки. А к утру ни один не пришел. Патруль синий проходил, увидали, что цыганы сидят себе вино попивают, тут уж и перестреляли всех, прямо на заднем дворе.

- Но отчего… - Сердце Нелли упало: пять человек через нее погибли. - Дворян они убивают, а цыганы при чем?

- Не знаю, - Катя стиснула зубы.

- Дело простое, милые, - Мадлон усмехнулась. - Всяк изверг любит, чтоб за границу пределов его власти люд только с оружьем на войну ходил. А как человек без войны к соседям пойдет, ну увидит, что им живется веселей? А цыганы народ вольный, границ-пределов для них нету. С цыганами молва летит, извергам это не любо. Чаще всего в шпионстве обвинят, ну да вина всегда сыщется, была б охота. Я тут давно живу, вся улица знает, кто я. Да только соседи не донесут, боятся черного глазу, цыганского сглазу. А я, как синие власть забрали, хожу серой мышью. Ах, знала бы, упредила!

- Знать бы, где упасть, соломки подстелить, - возразила по-русски Параша, вроде бы понявшая речь Мадлон. - Я чаю, с Катькою молодцы знали, на что шли, без обиды умерли. Ох, мука-то мученическая лежать с деревянными устами, когда вокруг языками рожь молотят!

- Очнулась!! - разом закричали Нелли и Катя.

Мадлон меж тем уже развела водою розовое вино, при чем на всех трех у нее нашлась только одна оловянная кружка. Впрочем, с малолетства друг к дружке привычные, они и не думали брезговать, пустив убогую чару по кругу. Вино, вопреки уверениям, оказалось так себе, но силы подкрепляло замечательно.

- Что покойники меня корить воротятся, я и не боюсь, - Катя отерла ладонью губы. - Правду Парашка говорит, ехать сюда звала, да не упрашивала. Только одни-то мы как сладим, хотелось бы знать.

- В детстве сладили одни одинешеньки, - нахмурилась Нелли.

- Одинешеньки, как Федотка-сиротка, - усмехнулась Параша. - А батюшка, а Филипп Антоныч, а народ с Алтая?

- Так те не враз подоспели, - заспорила Нелли, сделавши еще один глоток - такой большой, что кольнуло в груди. - Может и теперь кто по дороге-то поможет! Я о другом речь веду - мы сами решили, что нам, трем, делать надобно. И теперь должны решить за себя, а там что Бог даст.

- Экой жмудский язык-то чудной, - заметила Мадлон, наполняя водою кружку вновь.

- Да не жмудь они, говорила ж я, русские, - отозвалась Катя на дурном своем французском. Положительно, Нелли уж сама смешалась, кто кого понимал и как.

- А, из Варшавы, - Мадлон, верно, впрямь почитала свое вино хорошим, коль скоро наливала придирчиво отмеривая.

- Ты мне объясни, касатка, первым делом, кому тут и на что сдался твой братец? - воротилась Катя.

- Ошибкою украли, с племянником перепутали.

- А, с Филипповым-то сынком! Враги кровные, ясное дело! - Катя сидела на полу, как, впрочем, и Нелли с Парашею, ибо в жилище Мадлон имелся только один тяжелый табурет в углу. От этого сиденья ли на полу, от того ли, что вновь было их три, Нелли показалось, что детские времена воротились.

- Не кровные, Катька, не кровные, но враги. Хуже кровных по-своему. Отчего сразу не убили, загадка. Думала было, что со свекром-батюшкой хотят на чем-то торговаться, да нет, убили господина де Роскофа. Всю голову я поломала, Катька! Покуда вить не пойму, зачем им мальчик, не пойму и другого - где он.

- Вот оно как… Погоди! По вашему мне до завтра болтать, - Катя, обернувшись к хозяйке, разразилась быстрою тирадой на каком-то глуховатом и гортанном наречии, чем-то напомнившем Нелли язык утукков. Неужто это теперь и есть ее родное? Ох, Катька, Катька! И сын у ней главней мужа выходит, и еще, поди, незнамо что.

- Хорошо, угадать тебе, допустим, надобно. - Катя уже обменялась меж тем с Мадлон несколькими непонятными скороговорками. - Только не непременно ж сидеть сложа руки, еще вить и ноги у человека есть кроме головы.

- Ну и что ж мне с пустой головой ногами делать? - ехидно осведомилась Нелли.

- Идти, - усмехнулась Катя. - Мадлон, вишь, дело говорит. Надобно идти к тому, кто твоих врагов лучше знает, чем ты. Авось он и подскажет.

- Да только кто ж таков человек? - спросила Нелли, понимая, впрочем, что кого-то ввиду наверное имели.

- Беги из кровавого города, златовласое дитя, - Мадлон опустилась на колени, и крепко обхватив ладонями голову Елены, заглянула ей в глаза. Черные ее очи были моложе грубоватого лица, но немолоды были морщинистые веки. Взгляд цыганки втягивал, словно опасная речная воронка. - Беги к бурым скалам, там хорошо на ветру. Беги в край жестокий, но не злой. Беги туда, где совы кричат днем. Там есть человек, его зовут Белый Лис. И мужики и дворяне подчиняются ему, а синие его ненавидят. Еще бы, он видит их на три аршина под землей. Если кто и может подсказать тебе, зачем ребенка украли вместо того, чтоб убить, так это он.

- К бурым скалам? Куда же это, по какой дороге? - спросила Нелли тихо.

- Пробирайтесь на Лизьё, только пешком, с лошадьми опасней, - цыганка, выпустив Нелли, поднялась. - Не доходя вас встретит человек, Кандилехо будет знать место. Цыганам мало дела, кто сидит на троне, только чинить нам зло себе дороже. Тот человек проведет вас к Белому Лису.

- Может статься, с лошадьми и опасней, - с горечью заметила Нелли. - Только вить, Парашка, Катька, нам их и взять не на что! Бумаги мои остались у злодеев. Даже кошелек отняли тюремщики. Доберемся, куда денемся, лето, но трудно будет.

- Э, не так все худо! Немного денег по дороге найдем, - Катя тряхнула кудрями. - Мадлон, ты б ей погадала, хоть на гуще кофейной, мне не с руки подруге гадать. А надо бы знать между тем про мальчонку, да какие беды грозят.

- Даже не проси! - убежденно воскликнула старая цыганка. - Другой раз бы погадала ей, да только сейчас никак нельзя. Есть сила, что даже подступаться-то к ней запрещает. И против этой силы идти - вовсе надо не голову на плечах иметь, а пивной котел.

Приятно было б и самой знать, что тебя защищает, подумалось Елене. Кто-то говорит «не умру, но убью», должно быть о том и речь. Ну да, о чем же еще? Но чья сие сила?

- Вот неладная, кого в старом башмаке несет? - Мадлон озабоченно поднялась: в дверной молоток стучал по дереву словно огромный дятел.

Подруги переглянулись, перебрасывая друг дружке досадную мысль, что чаще всего так стучат не гости.

- Тетка Мадлон, а, тетка Мадлон!!

Голос, к немалому облегчению всех, был невзрослый, девичий, хотя и по-уличному грубый.

- Иветта, ты что ли, глупая девчонка? - громко отозвалась Мадлон, даже не выходя в переднюю. - Чего молотишь, как черти горох? Не могу я тебе открыть, гости у меня.