Пылающий мост - Виктория Угрюмова

Вот мать любит своего ребенка независимо от того, как он выглядит и какой у него характер. Талантлив он или бездарен, удачлив или туп как пробка. Дело не в этом. Дело в родстве. Я люблю эту землю – правда, смешно звучит?

– Непривычно.

– Здесь я встретилась с самыми удивительными существами во Вселенной.

– Я понимаю, – кивнул Тайара. – Я уже был там, в твоей роще. Это, пожалуй, единственное, что я понимаю.

– Тогда ты поймешь и все остальное! – Она заговорила горячее, а на глазах у нее внезапно выступили слезы. – Если этот мир родил моих друзей, если здесь появились на свет Бордонкай, Джангарай, Ловалонга и Воршуд, то все остальное для меня уже не имеет значения. Пока я в состоянии, я буду защищать его, я буду возвращаться сюда из любого места. Я не могу не вернуться.

Что бы ни говорила эта сволочная Судьба, что бы ни предсказывал голос Вселенной, или как там еще можно назвать это создание, каркающее, как над трупом, – я не верю! Мои друзья одолели богов и повернули вспять и судьбу, и течение времени. Неужели я не смогу?!

Он едва успел подхватить ее и прижать к себе. И Великая Кахатанна, Суть Сути и Мать Истины, безудержно разрыдалась, уткнувшись лицом в сиреневые цветы и цветные перья, составлявшие диковинный наряд Тайара.

Дух чужого мира неловко гладил ее по голове своей громадной рукой, точнее – пальцем, и глаза у него были подозрительно влажные. Только Каэ этого не видела.

– Я многого так и не понял, – прошептал он. – Просто это нужно пережить самому. Но прости, что я пытался навязать тебе свою волю, – ты и сама знаешь, что делаешь. А это самый верный путь к счастью. Я отпущу их. Вот сразу же и отпущу, как вернусь...

– Не нужно беспокоиться, – произнес голос Джоу Лахатала.

Змеебог вышел из черноты ночи, словно сотканный из лунного света и запаха цветов, за его спиной возвышались темные силуэты.

– Мы нашли путь на Арнемвенд. Оказывается, это очень просто – главное, наверняка знать, где тебе необходимо оказаться. Тогда никакие запреты не принимаются в расчет.

– Шустрые дети выросли, – одобрительно проворчал великан Тайара и осторожно опустил Каэтану на землю.

Она улыбнулась. Вытерла мокрые щеки и снова стала несгибаемой и несокрушимой.

Однорукий бог подошел к ней неслышно ступая, наклонился, поцеловал:

– Мы еще совсем глупые иногда.

– Бывает, – согласилась Каэ.

И Арескои вздрогнул, услышав в ее голосе, интонации Бордонкая. Она не знала этого, но почувствовала, как дернулось его большое и сильное тело.

Бессмертные и фенешанги были рады видеть ее и знали, что извиняться вовсе не обязательно. Она все понимает, особенно после того, как они вернулись из тихого мира Тайара на залитый кровью и слезами Арнемвенд, где их ждали бесчисленные враги и тяжкий труд. Только разноцветный толстяк Барнаба протиснулся вперед и подсеменил к своей богине.

– Это я?

– Ты! – обрадованно раскрыла она объятия.

– Приятно быть собой, – легко согласился Барнаба, – но обидно. Почему га-Мавет, например, или Зу такие красавцы? А я несправедливо обделен по части внешности.

– Ты перенаделен, – поправил его Тайара, указывая пальцем на третье ухо.

– Все не второй нос, – вздохнула Каэ, вспомнив недавнее прошлое.

– Мне нужно поговорить с тобой, Зу. – Агатияр стоит у окна, но смотрит не на закат и не на тренировку акара, проходящую прямо на мощенной мраморными плитами дворцовой площади. Он внимательно разглядывает своего повелителя, и какая-то мысль целиком и полностью занимает его.

– Ты не оригинален, – смеется аита. – Тебе всегда есть о чем со мной поговорить. Сейчас выяснится, что я слишком долго отдыхаю – уж точно больше десяти минут. И мне следует вернуться к бумагам.

– Следует, – спокойно отвечает Агатияр, – но говорить мы будем не об этом.

– Тогда о чем?

– Об ответственности, о чувстве долга, а также о разнице между эмоциями и чувствами.

– Агатияр! – Император изображает на лице ужас и даже руками машет на своего визиря. – Мы только об этом и говорим. Первое, что я научился выговаривать сносно, будучи еще несмышленым младенцем, это слова – «чувство долга и собственного достоинства». Потом, говорят, я все-таки сказал «мама! „ – этого я не помню, – зато прекрасно помню, как ты чуть с ума меня не свел, заставляя выговаривать «от-вет-ствен-ность“.

– Это хорошо, – говорит визирь, кивая в такт своим словам седой головой. – Если так и было, это очень хорошо.

Император удрученно замолкает. Агатияр настроен весьма серьезно, и шутками от него не отделаешься. Он становится ужасным занудой в подобных случаях, так что проще уступить. Зу-Л-Карнайн недаром долгое время удерживает титул самого талантливого и блестящего полководца – он всегда знает, где нужно упорствовать, а где отступить, чтобы не потерять, все.

– Я подумал о том, что вскоре разыграются новые сражения, мальчик мой, – ласково произносит Агатияр. – А я уже не в той форме, чтобы с уверенностью глядеть в завтрашний день. И я хочу напомнить тебе об одной важной вещи. Император не имеет права на собственные чувства.

Аита собирается возражать, но старый наставник жестом останавливает его.

– Сейчас мы говорим не о ней. Хотя бы потому, что она сама разбирается в своих проблемах. И за нашу девочку я спокоен. Я волнуюсь за тебя, Зу. Ты должен всегда помнить о том, что твои эмоции и даже самые лучшие чувства не имеют права господствовать над чувством долга. Скажем, Каэтане угрожает враг. Ты находишься довольно далеко от нее и необходим на другом участке сражения, от тебя зависит судьба войска. Что ты предпримешь?

– Ты же знаешь, – хмурится император.

– Хорошо. Оставим Каэтану. Я свалился с коня, и меня должны пронзить копьем...

– Агатияр!

– Что ты сделаешь? – Старик заглядывает в лицо молодому владыке.

– Ты знаешь...

– Знаю. И это меня беспокоит. Я слишком хорошо знаю тебя, мальчик мой. И я почти не надеюсь переубедить тебя...

– Ты меня сам так воспитал, Агатияр.

– Да. А теперь я прошу тебя прислушаться к другим словам. Когда я растил тебя и вел в первый бой, ты был всего лишь третьим принцем маленькой Фарры и все твое достояние заключалось в двух-трех стадах овец. Я мечтал, чтобы из тебя получился настоящий воин, благородный, храбрый, надежный товарищ, – я горжусь тем, что все мои мечты сбылись.

Старик замолкает. Подходит к столу, берет золотой кувшин с тонким горлышком, усыпанный множеством драгоценных камней, и наливает в кубок вина. После недолгого раздумья выпивает залпом. Терпкая красная жидкость обжигает его внутренности, но придает бодрости и сил. Некоторое время он внимательно рассматривает кубок, а затем и кувшин.

– Однако... Когда-то твои предки почитали бы за счастье обладать таким сокровищем. А теперь это не сокровище, но обычная посуда. И ты не ценишь ее. Это хорошо, что ты ее не ценишь, что тебе чужды алчность и скупость. У тебя такая казна, что оставшуюся часть Варда ты можешь просто купить. У тебя в руках судьбы многих народов, будущее государств. Сам континент во многом зависит от тебя. Зу, мальчик мой, ты не только воин, но еще и полководец. Это важнее – в сущности, только это что-то сейчас и значит. Поэтому ко всему, что происходит, ты должен научиться относиться иначе.

Император тоскливо смотрит на седобородого наставника. Затем переводит взгляд на стену, где на золотом крюке висит его боевой меч в потертых кожаных ножнах. Зу-Л-Карнайн по-прежнему считает, что драгоценности только отягощают доброе оружие.

– Нет, – твердо говорит Агатияр, перехватывая этот взгляд. – Учись думать масштабнее. Если у тебя на глазах станут убивать меня, это еще ничего не решает. Основная твоя задача – сохранить армию, уберечь людей от напрасных потерь, спасти страну. Обещай мне, что никогда не станешь рисковать жизнью ради кого-нибудь одного.

– Агатияр! – Аита взволнован и даже немного сердится. – Ты, право, на тот свет, что ли, собрался? Попросим Тиермеса, он тебе отсрочку даст. А если серьезно, то не заставляй меня обещать всякие глупости.

– Это не глупости! Зу! – строго обрывает визирь.

Он еще и не то позволяет себе наедине с владыкой одной четвертой части Варда.

– Не смогу я такое произнести вслух, – жалобно произносит аита.

– Придется.

Агатияр кладет тяжелую ладонь на мощное плечо своего воспитанника. Не выдерживает и крепко обнимает.

– Обещай мне.

И императору не остается ничего другого, кроме как обещать Агатияру смотреть на события с точки зрения полководца, а не любящего и чувствующего человека.

Твердо обещать.

Салмакида встретила их приветственными криками, многоцветием флагов на башенках, шумными толпами счастливых подданных и новоприбывших паломников. Войска сангасоев во всей своей красе выстроились у городских стен, на берегу Охи. Здесь же возвели алые и золотые шатры, в тени которых вельможи Сонандана пережидали полуденную жару. Правда, татхагатха и Нингишзида усидеть на месте не могли и с бокалами прохладительного в руках нетерпеливо шагали по самой кромке воды. Малан-Тенгри сопровождал их, а за князем скаатов бродил его любимый черный бык – огромное животное, рога которого были выкрашены красным. Трое мужчин обменивались время от времени короткими фразами, но разговор то и дело обрывался на полуслове – их мысли были заняты другим...