Остановите земной шар! Я хочу сойти! - Сергей Первозванский

Он действительно был такой. За товарища мог пожертвовать собой. Лазил в горы и прыгал в воду с самого высокого утеса. Последнюю копейку отдавал на выпивку или в долг, если надо. А, когда не возвращали – не жалел и не канючил. Прощал. Короче говоря, это было явление!

Он шёл по жизни победителем и, по пути милостиво, но и скромно принимал награды, любовь и почести. И вот, наконец, красный диплом и, как результат, назначение в одну из центральных газет.

Казалось бы, хватит. Фортуна – переменчивая женщина. Куда там! Фортуна была влюблена в него, как и все остальные. Этот смуглокожий красавец-атлет опроверг мудрую еврейскую пословицу: «Всегда так не будет!» У него всегда всё было только на Ять – и не иначе.

Пять лет работы в газете, и вот желанное назначение. Пост международного обозревателя и место личного корреспондента. Вот где пригодился и врождённый шарм и обаяние, спортивная осанка, а самое главное – пять иностранных языков. За границей бывал по десять месяцев в году. Забывал, как родная валюта выглядит. Но, между всем тем, успел жениться. И жену себе взял… Ну, такую!.. В общем, как и всё остальное. Да и ту чуть не из петли вытянул – так сохла по нему. Лет пять её мучил. Всё оттягивал счастливый миг. Или лучше искал…

Новые родственники тоже оказались не из последнего десятка. Оба дипломаты-международники. Тут же предоставили молодой семье четырехкомнатную квартиру в самом престижном районе, экипированную так, как, наверное, не снилось и Рокфеллеру. И вдогонку последний «Мерседес» и круиз по Средиземноморью и Атлантике.

Ну сколько можно валить на одного человека! Ну хоть бы ложечку дегтю в эту огромную сладкую бочку. Нет! Как будто на всей планете исчерпался лимит катастроф, измен и несправедливостей. Ко всему прочему, красавица жена на второй же год родила ему дочку-конфетку. Весь цвет города был на крестинах. Гордый отец не успевал принимать драгоценные подарки, а счастливая мать не сводила с него влюблённых глаз. Как, впрочем, и многие другие.

И вот с этого радостного дня прошло почти пятнадцать лет. Чего только не было за эти годы! Поездки, встречи, новые творческие успехи, новые победы, авторитет, всеобщее признание. И никогда, ни в чем, ни одного поражения или промаха. Ни одной болезни или потери. Только любовь, уважение и бесконечная, стремительная дорога наверх.

Эдик, Эдуард Андреевич, самый блестящий мужчина своего времени, сидел в кабине своего нового, уже третьего с тех давних пор, «Мерседеса», прикрыв глаза, и блаженно улыбался. Ему было очень хорошо. Ему всегда было хорошо.

– Чёрт побери! Ну чего бы мне ещё пожелать самому себе к своему дню рождения? Ничего не могу придумать! Вот ещё проблема на мою голову, – кокетливо мазохизничал он и, не переставая улыбаться, опять начал перебирать в памяти давние, и не очень, события своей блестящей жизни.

И вдруг, сначала, как будто лёгкая тень, потом тучка набежала на улыбку и стерла её. Лицо постепенно стало мрачным и напряжённым. Вот оно! Опять вспомнил. Это проклятое воспоминание. Единственное тусклое пятно на ясной и праздничной картине жизни. И зачем сегодня его принесло? Вроде бы и не горе и, даже, не неприятность. Так, неудовлетворенная прихоть. Но это для обычного, нормального человека. А, когда эта неудовлетворенная прихоть – единственная в жизни, она становится занозой, мукой, пыткой, проклятием.

Сколько лет прошло с тех пор? Лет двадцать, наверное. А то и больше. А как колет. Это было на третьем курсе университета. Где-то на танцах познакомился с девчонкой. Простая миленькая девчушка. Он бы и рядом прошёл – не заметил. Но как она на него смотрела… Чуть не съела глазами. Короче, пару раз потанцевали. Познакомились. Зовут Валей. Живет на восточной окраине Львова и поздно ходить боится. Значит надо провожать. Пошли. Сколько счастья у неё! Какое сияющее лицо! Он милостиво подарил ей этот праздник. Вот и маленький перекошенный четырехквартирный домик с садиком. Честно довёл до двери. Поцеловал_ – молчит, ещё раз – молчит. Ну что ж, тогда, гуд-бай! Домой добрался только к трем ночи. Ну и всё, хватит.

На следующий раз пытался даже не смотреть в её сторону. Но, что ты поделаешь! Как магнитами тянет. Оглянулся – смотрит. И опять пошёл провожать. Та же история. Довел, поцеловал и, не солоно хлебавши, дома в три ночи. Ну, всё, думает, дураков нет! Нагулялся под звёздами. И забыл, вроде. Даже в другой клуб ходить начал.

Нашла! Сама подходит. Пригласила потанцевать. Потанцевали, поговорили. И тут она, наконец, как бы невзначай, говорит, что у неё мама к родственникам в Одессу уехала. А дома так страшно одной… И так далее, и тому подобное. И в глаза не смотрит при этом…

Присмотрелся к ней Эдик. Глазки у неё карие, темные-темные. Волосы пышные-пышные и каштановые – ух, ротик маленький, носик курносенький. И, вообще, вся она такая аппетитная, что аж зубы у него свело. «Ну, думает, я ж сегодня тебе покажу за свои бессонные ночки и прогулки при луне, наедине с собою. Ладно, идем, рыбка моя золотая!»

Идти до её дома было далеко. Транспорт на эту окраину тогда вечером не ходил. Одни трактора, наверное. Улица так и называлась, ул. Трактористов. Такое гордое название. Дошли, наконец. Она головку опустила:

«Заходи, пожалуйста» – говорит. А сама дрожит вся. Квартирка бедная, маленькая. Пока пили чай, не спускал с неё глаз и распалялся всё больше. А она что-то всё говорила, говорила. От страха, наверное. Включили радио, нашли музыку, выключили свет. Танцевали. Потом сели на диван. Он целовал её губы, глаза, шею и был на седьмом небе. Всё тело горело от страсти и желания.

Но вдруг всё кончилось. Его пальцы едва дотронулись до груди девушки. И её как будто подбросило. Только что такая горячая, такая нежная, вся трепещущая, она вскинулась, как от удара током. Резко отбросила его руку. И напряжённо затихла.

«Ух ты, кокетка! Знаем таких!» – Злорадно подумал он и положил руку ей на колено. Она вся сжалась. Рука медленно продвигалась вверх по бедру. Одновременно целовал бархатную шею. Губы опускались всё ниже, искали грудь. И вдруг из этой груди вырвался глухой сдавленный стон, как крик. Девушка вырвалась из его пылающих рук и вскочила.

– Нет, Эдик! Нет! Не надо! Пожалуйста, не надо! – Эдик удивлённо смотрел на неё, действительно не понимая.

– Да что случилось? Я так противен тебе? – Самодовольно спросил он.

– Ну, нет же! Нет! Ну, что ты! Но не надо этого. Пожалуйста. – Она чуть не плакала. Видно было, как борется в ней целомудрие со страстью. Эдик опять взял её за руки и притянул к себе.

– Ну что случилось? Я же вижу, что нравлюсь тебе! – Он решил не сдаваться.

– Нравишься?! – Она помолчала. – Да я уже скоро год люблю тебя. Я дышать без тебя не могу! Три раза в неделю хожу на танцы, ни с кем не танцую и только смотрю на тебя. Я знаю, где ты живешь. Знаю твоих друзей, подружек. Я помню, когда и кого ты провожал, с кем оставался на ночь. Всё это время я ждала. Я знаю – ты создан для меня! Ты – мой! И вот ты, наконец, заметил меня. Это был самый счастливый день в моей жизни!

Никогда у меня не было мужчины. Я ещё девушка! – Её голос звенел. Она прижала свою голову к его груди и легонько всхлипывала. – Я очень хочу быть твоей, но поклялась, что буду с тобой только после свадьбы. Иначе ничего не получится. Прости меня, милый! – Она умоляюще заглянула ему в глаза и отшатнулась – там были только сталь, лед и злость.

– Ну, не сердись! Если ты так хочешь, то хоть пообещай мне, что женишься. Я знаю, ты сдержишь слово. – Умоляла она и была уже готова на всё, лишь бы задержать его и не рада, что наговорила всё это. Она чуть не плакала и это злило ещё больше. Схватила его руку и прижала к своей груди. Уже сама целовала и пыталась положить на постель. Ей не нужны были теперь даже обещания. Только бы удержать, только бы не дать подняться с этой постели. А там она сумеет привязать его к себе. Её любовь не отпустит, свяжет, заколдует. Но всё было напрасно.

Как будто кусок льда бросили ему за пазуху. Он и хотел её и не мог ничего с собой поделать. Он знал, что это будет первый и последний раз и не мог заставить себя ничего обещать. Хотел хотя бы обнять её на прощанье и даже этого не смог – руки не поднялись. В другой раз наобещал бы золотые горы, женитьбу, всю жизнь носить на руках и провёл бы прекрасную ночь. А тут не мог. Так чисты были эти глаза… Не мог и всё!

Еле-еле отодрал от себя её руки и, чуть не ударив, скрипя зубами, пошёл вон из квартиры. В голове билось: «Дурак! Дурак! Зачем? Куда? Остановись!» Она только вскрикнула: «Эдик!» – И этот крик до сих пор звенит в ушах. Проклятая гордость. Как пришёл домой, не помнил. На следующий день напился. Потом снова и снова. А потом отпустило, вроде. Забыл даже на время. Девчонку завел, другую, третью.

Так прошло полгода. Ни разу не встретил. На танцах голова сама, невольно, крутилась во все стороны. Не хотел, а искал. Когда понимал, кого ищет, уходил с танцев и опять напивался.