Фаэтон со звездой - Константин Петрович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он поставил ногу на подножку экипажа, мягкие рессоры спружинили, он сел и откинулся на кожаные подушки. Извозчик взобрался на облучок, взял вожжи, крикнул:
— Чу!
Кони с места взяли рысью. Резиновые шины, шурша сухой листвой, мягко катились по немощеной улице.
Вот и окраина, последние домики, дачи, укрытые за высокими заборами, в глубине садов.
— Поезжай медленнее. Может остановить патруль, — приказал седок. Кучер послушно натянул поводья, кони перешли на шаг.
Их остановили уже за городом, на мосту через неширокий, но быстрый арык. Ушаров предъявил удостоверение.
— Дальше опасно! Перед Маргиланом могут встретить басмачи, — предупредили Николая красноармейцы.
— Я не доеду до Маргилана, — успокоил Ушаров, — мне рядом.
Въехали в кишлак Яр-Мазар. Сзади к фаэтону пристроились до десятка всадников. Кружной дорогой они объехали глубокую балку. Кони остановились перед воротами знакомой курганчи. Здесь фаэтон встретил Аулиахан-тюря. Поклонился, приложив руку к груди, пошел впереди гостя.
Курширмат, ожидая Ушарова, нетерпеливо мерил кривыми ногами просторный айван с богатым — в восемь накатов круглых жердей — потолком, покоившимся на резных деревянных колоннах. Глинобитный пол был устлан домотканными пестрыми паласами, стены увешаны сюзанэ. Два рослых басмача с карабинами за плечами стояли у ступенек, ведущих на низкую террасу.
Аулиахан попросил Ушарова отдать пистолет.
Ушаров поднялся на ступеньки, поклонился главнокомандующему, произнес ритуальные вопросы о здоровье, о настроении «хозяина».
— Здравствуй, Петух! — ответил милостиво Курширмат. — Все хорошо и, да поможет аллах, будет еще лучше. Пойдем!
Он первым вошел в помещение. Миновав несколько комнат, они оказались в небольшой гостиной: в нишах лежали груды курпачей, в стенных шкафах стояли стопки разноцветных пиал, ляганов. По стенам висели чьи-то халаты. Вдоль стен стояли огромные и маленькие сундуки, украшенные полосками из белой жести.
Аулиахан остановился в дверях. Курширмат подошел вплотную к Ушарову, чуть повернул голову в сторону, спросил:
— Ну?! Что привез?
— Важные новости, ваша светлость... Ваше поручение выполнено.
— Что ты хочешь, Петух, в награду? Говори! — милостиво промолвил Курширмат.
— Я полагаюсь на вашу щедрость, джан-додхо.
— Пусть будет по-твоему... — Курширмат рассмеялся, прошел к окну. На подоконнике стояла деревянная шкатулка, украшенная затейливой резьбой. — Открой и возьми сам, — предложил он.
Ушаров поднял крышку. В шкатулке, перегороженной на большие и маленькие отделения, лежали золотые монеты разного достоинства русской чеканки, отдельно бухарские «тилля», нитки жемчугов, серьги с бирюзой и жемчугом, браслеты, кольца, нательные кресты на цепочках, мужские, дамские часы, мешочки, очевидно, с деньгами или драгоценностями.
Ушаров опустил крышку. Бровь у Курширмата поднялась, он улыбнулся краем рта, повторил:
— Бери, Петух!
— Потом...
— Говори, что важное ты узнал для меня? — приказал Курширмат.
— В вагоны загружают карабины и винтовки.
— Почему грузят только оружие? — задал вопрос Аулиахан-тюря.
— Мне кажется, что командование опасается нападения на эшелон и задерживает погрузку патронов, — ответил Ушаров.
— Куда и когда отправят вагоны?
— Оружие предназначено для Пятой бригады Красных коммунаров. Бригада выгрузилась на станции Федченко...
— Мы это знаем, — произнес Курширмат.
Ушаров с достоинством поклонился, продолжал.
— Я не узнал пока срока отправки. Он еще не определен командованием. Очевидно, патроны загрузят после того, как закончат погрузку оружия. И сделают это в ночь отправки эшелона.
— То, что вы говорите, нам известно! Сколько будет оружия и патронов? — выкрикнул Курширмат.
— Эти «секреты» не стоят медной таньги, — добавил начальник разведки басмачей. — Они нам обошлись в два решета винограда...
— Но торговцы виноградом не скажут вам, когда будут погружены патроны, — заметил Николай с обидой. — И не узнают о часе отправки поезда...
— Я награжу тебя сейчас, — воскликнул Курширмат. — Но не вздумай обмануть меня! Я все проверю, что ты скажешь!
И верхняя тонкая губа с маленькими усиками поднялась в злой усмешке, обнажив белые крепкие зубы.
— Я знаю об этом, — признался Ушаров. Внезапно ему пришло на ум, что он может попытаться без малейшего риска для себя спровоцировать кровожадного курбаши на расправу над Карапетяном. Стоит только рассказать о происшествии на улице, об угрозе Карапетяна, угрозе, которая, приведи он ее в исполнение, могла провалить все надежды хозяина на патроны.
Курширмат подошел к стене, на которой висели халаты, снял первый попавшийся, накинул на плечи, поежился как будто от озноба, сказал Аулиахану:
— Прикажи подать обед. Петух проголодался.
— Нет, я пойду, — возразил Николай. — Сейчас дорог каждый час, и мне нужно спешить.
Курширмат прошел к подоконнику, откинул крышку шкатулки и извлек сшитый из хан-атласа мешочек, завязанный шелковым шнурком, протянул Ушарову со словами:
— Это тебе. Я всегда буду щедр с тобой, Петух! Бери, но служи мне верно!
Николай с поклоном обеими руками принял щедрый дар басмаческого главаря.
«Сейчас самое время сказать о Карапетяне. Возможно, он сам назовет мне Елишенко, или еще кого», — подумал Николай. Произнес: — Вы поручили мне очень ответственное дело. Пожалуйста, не присылайте ко мне Карапетяна. Боюсь, что он может помешать...
— Почему? — Курширмат вскинул голову, блеснули стекла очков.
Николай Александрович рассказал о происшествии возле кинематографа.
— Если бы его задержал патруль, он бы выдал меня, чтобы спастись от суда за дезертирство.
Курширмат вопросительно поглядел на начальника своей разведки, топнул ногой:
— Ну?! Что тебе известно?
— Мои люди видели, что их останавливали два красноармейца... Но их быстро отпустили.
— Что ты сказал — все правда? — обратился курбаши к Ушарову.
— Так точно, ваша светлость!
— И он сказал, что выдаст тебя, если ты его не спасешь?
— Так точно! Но вряд ли он привел бы угрозу в исполнение. Мы ведь старые друзья... — неуверенно продолжил Николай.
Курширмат движением руки остановил его.
— Аулиахан! Найти армянина! — и обращаясь к Николаю, заключил, не сдерживая ярости: — Ты, Петух, вероятно, не раз слышал о том, как я расправляюсь с изменниками и трусами! Сейчас ты это увидишь! Я велю сделать мне новый ящичек для ашичек[20] из его шкуры!
Курширмат полез за пазуху и извлек сафьяновый мешочек, затянутый шнурком, развязал его и высыпал на ладонь ашички. Дрожащими пальцами он уложил их одна к другой на ладони, присел и привычным жестом рассыпал кости по ковру.
— Чик... Алчи, еще алчи! Тава! Чик, —
