Прошло семь лет - Гийом Мюссо

«Пятьдесят секунд…»

Развод с каждым днем становился все неотвратимее, потому что она делала все, чтобы его приблизить: заводила любовников, пускалась в нелепые разрушительные авантюры. И в конце концов взорвала их семейную жизнь, подтвердив справедливость своего самого главного страха. Кроме боли, разрыв принес ей и утешение: потеряв Себастьяна, она перестала бояться…

«Минута…»

Пошел обратный отсчет. Жизнь ускользала от нее, текла между пальцев. Через два-три года Джереми уедет учиться в Калифорнию. Она останется одна. Одна. Одна! Одна…

Откуда у нее панический страх, что ее бросят? Откуда взялась эта незаживающая рана? Из детства? С младенчества?

Она предпочитала не думать об этом.

«Минута, десять секунд…»

Тело напряглось, дрожь внизу живота. Вот теперь она стала ощущать недостаток кислорода. Припев песни «Роллингов» шел в каком-то искажении, его сопровождал… риф Джимми Хендрикса!

«Телефон!!!»

Она мгновенно высунула из воды голову и схватила мобильник. Звонил Сантос. Со вчерашнего дня он отправил ей множество эсэмэсок, полных то любви, то ярости. В лихорадке, которая наступила из-за всего обрушившегося на нее, она сочла за лучшее не отвечать.

Сейчас заколебалась. В последнее время Сантос все чаще ее раздражал, но следователь он был хороший. Что, если он напал на след Джереми?

— Да? — задушенным голосом произнесла она.

— Никки! Наконец-то! Я второй день пытаюсь тебе дозвониться! Что ты творишь, черт тебя побери!

— Я была очень занята, Лоренцо.

— За каким лихом тебя понесло в Париж?

— Откуда ты знаешь, где я?

— Заходил к тебе и увидел билеты на самолет.

— Какое ты имел право?

— Скажи спасибо, что это был я, а не другой полицейский, — сердито перебил он. — Я ведь нашел еще и кокаин в ванной!

Смертельно напуганная, Никки благоразумно промолчала. А Сантос продолжал ее пугать:

— Очнись, старушка! Отпечатки пальцев твои и твоего бывшего супруга нашли в изобилии в баре, где совершено жуткое убийство. Ты по уши в дерьме!

— Мы совершенно ни при чем, — начала обороняться Никки. — Когда мы пришли, Дрей Декер уже был мертв. А что касается второго, то это была законная самозащита.

— Но что ты делала в этой крысиной норе?

— Пыталась найти своего сына. Послушай, я все тебе объясню, как только смогу. У тебя есть какие-нибудь новости о Джереми?

— Нет, но я единственный человек, который может тебе помочь.

— Каким образом?

— Я могу затянуть расследование убийства Декера при условии, что ты вернешься в Нью-Йорк как можно скорее.

— ?..

— Договорились, Никки?

— Договорились, Лоренцо.

— Не позволяй Себастьяну на себя влиять, — угрожающе добавил Сантос. Никки выдержала паузу. Он постарался говорить мягче: — Мне так тебя не хватает! Я сделаю все, чтобы защитить тебя. Я тебя люблю.

Не одну секунду он ждал ответного «и я», но Никки так и не смогла это произнести. Зазвонил телефон в номере. Никки воспользовалась предлогом, чтобы закончить разговор.

— Вынуждена попрощаться. Городской звонит. В самом скором времени позвоню… Алло! — она схватила трубку городского телефона.

— Миссис Лараби?

— Speaking.[27]

— С вами говорит представитель компании парижского речного пароходства, — сообщил женский голос по-английски. — Я звоню, чтобы вы подтвердили сделанный вами заказ на вечер.

— Какой еще вечер?

— Вы сделали заказ на ужин «Совершенство» на сегодняшний вечер в 20 часов 30 минут на прогулочном катере «Адмирал».

— А-а… вы уверены, что не ошиблись?

— У нас есть заказ от имени господина и госпожи Лараби, сделанный неделю назад, — уточнил голос. — Вы хотите сказать, что отказываетесь от заказа?

— Нет, мы обязательно приедем, — заверила Никки. — Вы сказали, в 20 часов 30 минут? А где мы можем сесть на этот катер?

— У моста Альма, в 8-м округе. Вечерние туалеты желательны.

— Хорошо, — ответила Никки, стараясь запомнить адрес.

И повесила трубку. В голове хаос. Непонимание. Тревога. Что означает этот заказ? Этот ужин? Неужели на пристани Альма кто-то наконец назначил им встречу? Может быть, Джереми?..

Никки закрыла глаза и снова с головой погрузилась в воду.

Как ей хотелось, чтобы в голове все стало по местам, как в компьютере. Клавиша Rezet.

Ctrl-Alt-Suppr.

Самые мрачные мысли одолевали ее, страшные картины, кошмары, ужасы мелькали перед глазами. Она медленно приручала свой страх, стараясь сосредоточиться, как ее учили на занятиях медитацией. Мало-помалу мускулы ее расслабились. Задержка дыхания приносила пользу. Теплая вода вокруг показалась защитным коконом. Отсутствие кислорода — фильтром, стирающим из сознания все, что его засоряет.

Наконец осталась одна-единственная картина. Давнее воспоминание, которое она тщательно прятала от себя. Капсула, заточенная в глубинах времени. Любительский фильм, который перенес ее на семнадцать лет назад.

В день ее второй встречи с Себастьяном.

В весенний день 1996 года.

Снова в Париж…

Сад Тюильри

Париж

Весна 1996 года

— Последний дубль, девочки! По местам! Внимание! Камера!

Перед Луврским дворцом батальон манекенщиц разыгрывает задуманную мизансцену. Снимая рекламный ролик, дом высокой моды не поскупился на расходы: пригласил режиссера с именем, приготовил роскошные костюмы, сделал грандиозное оформление и нагнал множество статисток, которые служат фоном для звезды — той, что станет олицетворением фирмы, ее брендом.

Меня зовут Никки Никовски, мне двадцать пять лет, я одна из статисток. Нет, не супермодель первого плана, ни в коем случае. Одна из безымянных, малозаметных, которые шагают в четвертом ряду. Сейчас середина девяностых. Горстке топ-моделей — Клаудиа, Синди, Наоми — удалось стать звездами и сделать себе состояние. Я живу совсем на другой планете. Джойс Купер, мой агент, не утруждал себя особой любезностью, сообщив: для тебя и поездка в Париж удача!

Моя жизнь не похожа на сказку, какими потчуют читательниц журналы, рассказывая о моделях. Когда мне было четырнадцать, ни на пляже, ни в магазине меня не заметил фотограф элитного агентства, который «совершенно случайно» оказался в моем мичиганском захолустье… Нет, я начала работать манекенщицей куда позже, мне было уже двадцать, когда я приехала в Нью-Йорк. Меня никогда не видели на обложке «Эль» или «Вог», и если мне доводилось время от времени выходить на подиум, то только с коллекциями модельеров второго ряда.

«До каких пор мне надо еще держаться?!»

У меня болят ноги, болит спина. Мне кажется, что кости у меня сейчас треснут, но я изо всех сил стараюсь выглядеть как можно лучше. Я уже научилась приклеивать счастливую улыбку, выгодно показывать ноги и грудь, ходить плавной, чуть раскачивающейся походкой, каждое движение делать с грацией сильфиды.

Но сегодня вечером сильфида вымотана до предела. Я прилетела самолетом сегодня утром, а завтра уже улетаю. Каникулами мою поездку не назовешь. Последние месяцы тоже были очень тяжелыми. С ноутбуком под мышкой я всю зиму бегала по кастингам. Пригородная электричка до Манхэттена в шесть часов утра, переодевание в кое-как отапливаемых студиях, съемка за гроши для низкопробных журнальчиков. И каждый день все неотвратимее тривиальная истина: я уже не юная девушка. Мало того, что во мне нет счастливой искорки, которая позволила бы мне стать Кристи Тарлингтон или Кейт Мосс. Я еще и постарела. Уже.

— Стоп! — кричит режиссер. — О'кей! Хорошо, девочки! Можете идти праздновать. Париж в вашем распоряжении!

«Скажешь тоже!»

Нам устроили кабинки под тентом. Закат радует, но холод зверский. Я на сквозняке смываю макияж, и тут вдруг появляется помощница Джойса Купера.

— Мне очень жаль, Никки, но мест в «Роял Опера» не хватило. Пришлось поселить тебя в другой гостинице.

Она протягивает мне листок, на котором напечатан адрес какой-то гостиницы в 13-м округе.

— Ты что, издеваешься? А подальше найти не могли? Почему тогда вообще не на краю света, такие вы разэтакие!

Помощница разводит руками в знак своего бессилия.

— Мне правда очень жаль, Никки! Но сейчас школьные каникулы. Все переполнено.

Я вздыхаю, переодеваюсь, надеваю другие туфли. Атмосфера вокруг наэлектризована. Девушки в страшном возбуждении: праздник будет в саду отеля «Риц». Обещали быть Лагерфельд и Галлиано.

Когда я добираюсь до «Рица», выясняется, что моей фамилии в списке приглашенных нет.

— Пропустишь с нами стаканчик, Никки? — спрашивает один из фотографов.

Он не один, с приятелем-оператором, который уже с утра положил на меня глаз.