2009_33 (581) - Газета Дуэль

Тут же сказано, что «о матери Павлика горожане предпочитают умалчивать», но какое там «умалчивание», если чуть не половина статьи состоит как раз из трёпа безымянных горожан о матери, — значит, мадам, это ваш персональный лживый трёп.

А можно ли поверить тому, что в беседе с незнакомым израильтянином Морозова «хитрая старуха, покатила бочку (!) на работников обкома партии»?

Даже и тем пытается автор уязвить покойницу, что будто бы говорила она очень тяжелым языком, «мысли её путались», и «речь её невозможно было разобрать». Но в начале статьи приведена длинная запись её рассказа — и нет в ней никакой путаницы, всё понятно, всё ясно. Значить, или то, что сказано о её языке, — опять ложь, или эта запись — фальшивка, как считают некоторые читатели. Из всего этого видно, что, вы, мамзель, и соврать-то складно не умеете, для этого надо кое-что в голове иметь, чего нет ни у вас, ни у Минкина с Гусевым, ни у Дейча.

Ещё? «Сегодня никто из преподавателей алупкинской школы не помнит Татьяну Морозову». Матушка! Да ведь 25 лет минуло, четверть века! Одних уж нет, а те далече. И она же не работала в школе, только иногда приходила. А кто будет помнить, допустим, великого драматурга Гусева и его гениальные пьесы через три года после того, как «МК» сам подавится очередной ложью или его прихлопнут за лживость и потворство умственному и физическому разврату?

Не остановились вы и перед тем, чтобы еще и так пнуть усопшую: «Никто из местных жителей на похороны её на пошел». А вы задумывались, кто пойдёт на ваши собственные похороны? Ну, разве что те же Минкин с Дейчем.

Как мне рассказали в Алуште, Боброва рыскала по кладбищу, искала могилу Морозовой, чтобы сфотографировать и представить в газете, но нашла и поместила в конце статьи только снимок могилы её внука Павла. И вот ещё один пинок модной туфлей: «Сегодня никто из старожилов Алупки не может указать даже, где её могила». Даже!.. А кто укажет могилу любого члена Общественной палаты, через год после его безвременной кончины? А кто укажет вашу собственную, мадам? Или вы уверены в своём бессмертии?

Источники сведений у Бобровой — и читатели обратили на это внимание — в подавляющем большинстве безымянны: «горожане», «местные жители», «жители края», «старожилы Алупки», «случайный прохожий», «сосед Морозовых», «старик из дома напротив», «продавцы на площади», «чуть захмелевший мужчина»… А то еще так: «ходили слухи»… «говорят»… «рассказывают»… «по словам горожан»…

Это «глас народа», так? По последним данным, в Алупке 8745 жителей. И такое впечатление, будто высказались, вопреки первоначальному уверению о молчаливости горожан, 8744 человека, включая грудных младенцев. Великим мастером по «народному гласу» давно показал себя Солженицын. В одной главе его пятизвездного «Архипелага» читаем, например, подряд 13 леденящих кровь историй о беззаконии, и в 9 из них — ни имён, ни дат, ни места события, а только атрибуции такого рода: «один портной», «простая продавщица», «завклубом», «рядовой матрос», «неграмотный пастух», «умелый плотник», «школьник», «бухгалтер», «двое детей»… И так по всему бессмертному «Архипелагу»: «один врач», «один офицер», «водопроводчик», «полуграмотный печник», «молодой узбек», «две девушки», «три комсомолки»… А то еще так: «как говорят», «прошёл слух», «есть молва» и т. п.

Вот именно за «глас народа» Солженицыну и дали Нобелевскую. Так что, несмотря на презрение и брезгливое отвращение читателей к вам, мамзель Боброва, вы на перспективном пути.

И она давно поняла это. NN77 рассказал в Интернете, что ещё года полтора тому назад И.Б. сгоняла в родную деревню Александра Лукашенко, порыскала там по дворам, по кладбищу и устами безымянных «односельчан» да «прохожих» так оклеветала мать президента союзной нам страны, что NN77 пришел к выводу: «Это даёт мне полное моральное право сказать, что от «одного прохожего» около «МК» я услышал, будто И.Б. спит за плату со всеми мужиками газеты — от главного редактора до её сторожа».

О матери Павлика её «глас народа» вещает так: «сварливая, скандальная старуха»… «хитрая, грубая бабка»… «сильно пила, не просыхала»… «все про своего Павлика талдычила, всё долбила»… «речь лающая»… «на простых смертных свысока смотрела»… «жадной была, спекулировала фруктами» (в Алупке!)… «летом сдавала отдыхающим сарайчик, но на второй день от нее сбегали, настолько она была невыносима»… «даже не хотим вспоминать её»… «и здоровались-то с ней редко»… «врагов она себе нажила здесь немало»… Порой этот «глас» своё происхождение обнаруживает сам. Например, «старожилы Алупки» говорят: «После убийства сына (не одного, а двух. — В.Б.) Морозова сильно запила». Откуда алупкинцы могут это знать, если сыновей убили на далёком Урале в 1932 году, а Татьяна Семеновна поселилась в Алупке только в 1939-м? Сама придумала. «В это время портрет сына висел в герасимовской школе». И это того же происхождения! «Татьяну Семеновну переселили в райцентр Тавда». И это сама!

В таком примерно духе у Солженицына «глас народа» вещает о советской власти, о советском народе. А тут итог общения с народом такой: «В Алупке не удалось мне найти ни одного человека, кто сказал бы: «Я дружил с этой семьёй»…25 лет тому назад.

Я думаю, вы не удивитесь, мадам И.Б., тому, что у нас оказались общие знакомые. Действительно, как известно, мир тесен, и к тому же я ведь тоже не чужд журналистике и даже печатался когда-то в «Московском комсомольце».

Одного из наших знакомых я попросил показать, где вы обитаете. Он привёз меня, показал и дом, и подъезд. Вскоре после того, как мы вылезли из машины, именно из этого подъезда вышел мужчина. Я остановил его, спросил, знает ли вас. «Ещё бы! — воскликнул он. — Мы соседи. А чем вас заинтересовала эта курва?» Я оторопел: «Позвольте, она известная журналистка. Ей Медведев, может быть, скоро орден навесит. А вы… Вот недавно она ездила по важному спецзаданию своего шефа Гусева за границу, в Алупку». — «Знаю я, зачем она ездила. Спекулировать столичным барахлом да еще развлечься на манер известной Ксюши да Прохорова-Куршевельского. С ней у нас во всём подъезде никто даже не здоровается. Вздорная, скандальная, хитрая баба».

К нам подошел ещё один мужчина, кажется, чуть хмельной, сказал: «Вы о Бобровой? Я из домоуправления. Жадюга она, сквалыга! Третий год за квартиру не платит. Хотим отключать у нее свет и воду, но жалко её жильцов — она по бешеной цене сдаёт одну комнату». — «Может, родителям щедро помогает?» — вступился я. — «Родителям? Мать у нее — алкоголичка, пьёт по-черному, не просыхает. Я два раза приволакивал её от пивной, валялась на земле в мокрой юбке. Не приведи Бог, окочурится с перепоя, ведь никто из знакомых на похороны не пойдёт. А дочь хоть бы спасибо мне сказала. Хамло! Но ведь ещё и дура, каких Божий свет не производил. Вы во всём доме не найдёте ни одного человека, кто сказал бы: «Я дружу с этой семьёй». Да что в доме — во всей Москве!».

Наш знакомый дал мне электронный адрес Бобровой, но он не понадобился. Я предпочёл иметь дело с живой Алупкой. С помощью фронтового друга Алексея Павлова, моего взводного, и его жены Лоры, живущих в Алуште, разыскал тех, кого И.Б. упомянула в статье — Юрия Васильевича Сумбаева, Дину Васильевну Каштанову, Антонину Владимировну Мальцеву, а также её сестру Жанну Константиновну… Кто-то из них знал о статье Бобровой, другим пришлось рассказать. Все они охотно помогали моим разысканиям, а некоторые, как их единомышленники в Интернете, только что не плевались по поводу статьи. Боброва даже не знает фамилию директора Дома культуры Ю.В. Сумбаева, как и фамилию Д.В. Каштановой, как и отчество А.В.Мальцевой.

Сперва услышал я такое о мамзели: «У-у-у, брехло! Написала, что у нас всего три зачуханных пансионата… Это коммерческая диверсия. Газетку кто-то подкупил, чтобы ехали отдыхать не к нам, а к ним. Кто там главный? Гусев, говоришь? Ловчила! Наверняка хорошо хапнул за публикацию этой статейки».

Но мне было не до этого, хотелось поговорить с Диной Васильевной Каштановой, в уста которой Боброва вложила «иную версию» трагедии и слова о том, что ей лишь однажды и «с большим трудом» удалось уговорить Морозову побеседовать со школьниками. Когда я прочитал ей, что написано в статье от её имени, она сказала: «Татьяна Семёновна всегда была рада детям. А таких, как Боброва, надо разоблачать беспощадно. Я рада, что вы обратились ко мне. Вам телефон Мальцевой?..».

А Антонина Владимировна Мальцева прежде всего подчеркнула, что не была хорошо знакома с Морозовой, встречалась редко. И, конечно, говорит, я не могла знать и не интересовалась, где она «отоваривалась», как сказано в статье, и не могла приписать ей «лающую» речь, не могла говорить о столько пережившей и давно умершей женщине так зло и враждебно. «Я спрашивала Боброву, зачем ей всё это нужно, советовала не копаться в давным-давно отболевшем чужом горе. И в живых-то уже никого не осталось, кроме очень дальних родственников. А вас я благодарю за то, что вы смотрите на всё это совсем иначе, чем Боброва».