Газета Завтра 793 (57 2009) - Газета Завтра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, беседуют герои исключительно на злобу дня: развалили империю, нахапали себе богатств, подкладывают бомбы под дома; звучит и не снившееся Стругацкому даже в пьяном бреду (Борис, что характерно, не пил) слово "зачистка". Конечно же, всё неправда, просто деспоты-олигархи зомбируют население при помощи излучателей, замаскированных под защитные башни, но отчего же всё так беспомощно и напоминает зачем-то нарисованный прогульщиком-школьником агитплакат? Впрочем, мы отвлеклись. Попав в такую нецивилизованную компанию, Каммерер, не имея возможности вызвать своих "прогрессоров", которые быстро навели бы на Саракше глянец, поступает в гвардию. И, по мере сил стараясь не участвовать в зверствах, пытается решить, что тут можно придумать.
Крайне неудачным представляется — с позволения сказать — кастинг и выбор актёра на главную роль в частности. Каммерер в исполнении Василия Степанова мало похож на себя из книги. Из финальных титров мы узнаём, что этот герой "хочет вывернуть мир наизнанку". Что ж, дело достойное. Не знаю, как насчёт мира, а вот с литературным первоисточником эта варварская операция проделана мастерски.
Перед нами предстаёт претенциозный юноша бледный со взором бессмысленным, с гривой ухоженных волос: такой мантии позавидовал бы и павиан гамадрил (papio hamadryas). Сложно понять, как человеку, в общем-то, служивому разрешили отправиться в "Свободный Поиск" со стрижкой, больше подходящей для женоподобного глэм-рокера. Но зато этот воитель обладает определёнными способностями: умеет снимать боль, умеет причинять боль, прямо как тот пацанчик из уличного рэпа, который "кому-то решал, а кому-то создавал проблемы". И пули его не берут, если, конечно, рикошетом не попадут в дурную голову. В контексте сюжета Каммерер небезуспешно выдаёт себя за местного горца, на которого похож ещё меньше, чем на человека коммунистической утопии.
Казалось бы, какое личное счастье может достаться такому никчёмному типу? Но нет, с первых же минут он влюбляется в Раду (Снигирь), сестру своего конвоира, капрала Гая Гаала (Фёдоров), бравого парня, отличника строевой подготовки, правда, с непонятным ирокезом на голове. Откуда взялась эта напасть с причёсками? Неужели и вправду рок — музыка будущего? Зато у Рады, хотя она и называет элементарный нуль-передатчик "ноль-передавальщиком", с волосами всё в норме: они не заплетены в растафарианские косички и не выкрашены в фиолетовый цвет. Хоть это примиряет с действительностью. В остальном же ситуация обстоит скверно: чтобы запасть на такую заунывную девушку, необходимо, наверное, не видеть до того ни одной другой; даже на картинках. Апофеозом любви Максима и Рады служит односекундная лирическая сцена поцелуя, тонированная под "Голубую лагуну", но лишённая эротического томления оной. Во время исполнения сложного эпизода артисты "очень стеснялись".
Теперь вы понимаете, какому поруганию нас подвергли Франклин Шеффнер и — чуть не забыл его — Джон Ли Томпсон, а также их боссы, прожжённые сигарным пеплом дельцы с кокаином распятого Сансета? А ведь это ещё далеко не вся правда. А спецэффекты, на уровне самого забубённого кино Франции 90-х, после которого лягушатники до сих пор не пришли в себя? Или то, что жители разных звёздных систем спокойно болтают между собой, как родные? И то, о чём они разговаривают? Среди прочих аттракционов нам предъявлена "психопанорама", популярное развлечение на Саракше: "- Записывают бред разных сумасшедших, потом показывают на экране. — А где это делают? — На телецентре, наверное".
Киношпилька в адрес ТВ понятна, но уж лучше, наверное, сиднем сидеть, уткнувшись в "фонарь для идиотов" (я не пробовал), чем раз увидеть "психопанораму" от создателей "Девятой роты". Здесь я хотел написать фразу "нашумевший фильм Бондарчука", но вовремя понял, что для мало-мальски вменяемого читателя "фильм Бондарчука" всё-таки означает нечто иное, и оставил эту затею. А то ещё перепутают с "Судьбой человека"… Тем более, что мои друзья наверняка прицепятся к слову "нашумевший" и будут правы: в своём референтном кругу я ни разу не слышал не только обсуждений фильма "Обитаемый остров", но даже упоминания о нём. Понятное дело, что это не показатель.
Особым же аттракционом стал "Фильм о фильме", в кратчайший срок показанный сразу по двум каналам. О, это было зрелище, перекрывающее даже конечный результат! Самодовольство, с которым мастера кино рассказывали о своём детище, оставляет далеко позади "очарованного собой" Гребобора (Гребенщикова Бориса Борисовича) и напрямую выходит на уровень артиста по имени Никита Джигурда.
О попытках придать эквиваленту романа хоть какую-то связность, не было произнесено ни слова. Зато рефреном звучала фраза в духе друга нашей редакции, металлиста Паука: "Вот "Звёздные войны", например, отдыхают, в общем-то!" Во время работы раздавались реплики "Где трава?" и "Уйди отсюда!" Участники съёмок наперебой хвалились умением превратить списанную армейскую технику в нечто "инопланетное", вспоминали, как издевались над линией горизонта, при помощи ЭВМ выворачивая её краями вверх. Актёры почём зря уродовались, нарочно накачивая бицепсы, что в мировой практике является большим нонсенсом. Если режиссёру для его целей нужен мускулистый парень, то он и возьмёт на эту роль мускулистого парня, а если нужен совершенный амбал, то пригласит культуриста, какого-нибудь Стива Ривза, Гордона Скотта, Кирка Морриса или губернатора Арни Шварца.
Особую гордость создателей фильма представлял образ голована. Голован был плох. Вот (открываем наугад) как точно и тщательно братья преподносят голована во второй части своей трилогии о КОМКОНЕ: "Щёкн уже рядом, готовый к немедленной и решительной схватке — поворачивается на вытянутых напружиненных ногах, выжидательно поводя из стороны в сторону лобастой головой". Сразу представляется кто-то хороший, наделённый разумом. Но в нашем кино разум включать не принято. Вместо голована получилась, и это ещё мягко сказана, кикимора болотная; она бешено скачет, страшно скалит зубы, но по большому счёту, как и любая нечисть, безотрадно скучна. Под хвост этой кикиморе и пошла вся этика Стругацких, включая и их вечную "тему выбора". В первом фильме, к нашей радости, псевдоголован лишь мелькнул. Во втором их будет побольше.
Да, вот ещё что. Отснятый материал был разбит ровно пополам. Именно так Версилов в "Подростке" обошёлся с иконой, а Тарантино с похождениями Умы Турман. Корыстные прокатчики не слишком афишируют то, что у них на руках лишь кусок фильма, поэтому простой человек, отродясь не читавший роман, не поймёт вообще ничего. Действие обрывается, не успев начаться. Зато во второй части мы увидим и белую субмарину, и атомную войну и много-много массовых казней. Вы спросите, где же здесь невезение? Книженция экранизирована, "продолжение следует", прокатная судьба ох как хороша, съёмочная группа довольно урчит. А зрители? Всё прямо по тексту: "Посетителю должно быть неудобно. Посетитель должен быть смешон. Иначе какое от него удовольствие?" Пусть кое-где, пусть редко, но встречаются ещё люди, не подверженные воздействию злополучного излучателя, виноват, "башни баллистической защиты". Им-то и будет неудобно. И без того в кино смотреть нечего, а с момента запуска масштабной кампании по продвижению "Острова" "ребятня и взрослые пропадают зря. И рыдают бедные, и клянут беду".
Елена Антонова ТРИ СЕСТРЫ И ОДИН РЕЖИССЕР
В Театре ОКОЛО дома Станиславского — премьера. Играют фантазию Юрия Погребничко на самую, пожалуй, близкую для него тему — "Три сестры" Чехова. Пьеса эта с начала его работы в театре постоянно рядом с ним. Она — его первая самостоятельная постановка, когда в содружестве с художником Юрием Кононенко он с согласия Юрия Любимова приступил к ее воплощению на сцене Театра на Таганке (1981), хотя осуществить тогда в полной мере свой замысел ему не удалось. Она же стала одной из первых его постановок в Театре ОКОЛО (1990). Да и в других его спектаклях фрагменты и реминисценции "Трех сестер" — далеко не редкость. В самом заметном из них — "Странниках и гусарах", поныне идущем на сцене, в канву пьесы Вампилова "Старший сын" органично вплетены сценки из "Трех сестер". Этот прием, наряду с вставными музыкальными номерами, намеренной нестыковкой деталей костюма и реквизита, даже явными гэгами, помогает Погребничко создавать особое настроение, усиливать "эффект присутствия", возникающий, по его словам, "при пересечении пространства зрителей и пространства сценического действия", что для него в театре превыше всего. И вот теперь, после "Чайки", "Вишневого сада", "Дяди Вани" (почти все шли под измененными названиями, что естественно для фантазий на тему), новая постановка "Трех сестер", заявленная под родным ее именем, где рядом с опытными актерами играет молодежь — ученики курса Погребничко.
Скажем сразу, волшебный "дар присутствия", придающий особую привлекательность постановкам Погребничко, есть и здесь, чеховские настроение и дух — тоже. Даже эпиграф спектакля, взятый из Кобаяси Исса: "Снова весна #92; Приходит новая глупость #92; Старой на смену", как нельзя лучше подходит и самой пьесе, и спектаклю, где за игрой трех молодых актрис, исполняющих главные роли, издали наблюдают, ностальгически рефлектируя, артистки старшего поколения, которым никогда больше уж не играть этих чеховских героинь. Молчаливо вглядываясь в новеньких, они понимают, что именно им предстоит сохранить связь времен — настоящего и того прошлого, которое они еще застали, им надлежит передать молодым традиции старого МХТ со Станиславским и Немировичем-Данченко во главе, а следом и всех тех, кто канул в Лету вместе с Чеховым и его героями. И все это тонкой штриховкой намечено в игре трех замечательных актрис — Татьяны Лосевой, Лили Загорской, Лики Добрянской. Но и этой придумки показалось Погребничко мало. Связь прошлого с настоящим он подчеркивает еще и тем, что действие чеховской драмы преподнесено как бы в обрамлении некоей экскурсии по местам ушедшего мира. Поручив роль экскурсовода жене Андрея Прозорова, Наталье Ивановне, самой тупой, напористой и душевно глухой героине пьесы, режиссер хотел показать, что подобные особи удивительно живучи: они способны мимикрировать и выживать при любых общественных катаклизмах.