Прикосновение звёзд - Раиса Крапп

Он сел ей на ноги, повернул лицом вниз и завернул руки назад. Не смотря на яростное сопротивление, он скрутил их веревкой и снова бросил её на спину.

- А теперь посмотрим, что ты так защищаешь, - хохотнул он. - Стоит ли оно того.

Он не спеша, дразня свою беспомощную пленницу, разорвал на груди платье. Ткань, изъеденная солью, иссушенная солнцем, сама расползалась под его руками. Гретхен только хрипло дышала. Когда ладонь его оказалась близко у её лица, она молниеносно вцепилась в неё зубами. Но он был настороже и зубы только скользнули по грубой, задубелой коже. Зато сама Гретхен получила увесистую пощечину.

- А ты совсем недурна, малютка, - отстранившись, он рассматривал её тело, белеющее в темноте. - Впрочем, прелести твои я рассмотрю попозже. Сейчас мне не терпится узнать, какова ты на вкус, бешенная.

Он приподнялся, расстегивая ремень, и Гретхен мгновенно согнула колени и что есть силы ударила обеими ногами в нависающую над ней тушу. Однако сил у неё оставалось слишком мало, чтобы отбросить его.

- Еще ни одной не удавалось уйти от Михеля, не получив удовольствия, снова хохотнул он, срывая с неё остатки юбок. - Уж не девица ли ты, бешенная? В таком случае тебе повезло - я стольких лишил этого недостатка, что впору доплату брать за мастерство.

Глава шестая

где Гретхен совершает поступок,

о котором не помышляла никогда в жизни.

Близилось утро, когда он, захрапел рядом с Гретхен. Она смотрела в посветлевший полумрак, и никогда ещё не жаждала смерти с такой страстью, как сейчас. Она ни о чём не могла и не хотела думать. Даже мысль о Ларте, которая подспудно постоянно была с нею... теперь Гретхен поспешно прогнала её - нет! сейчас в ней всё чернота и изгаженность! и этим она невольно может коснуться его, подумать о нём не так, как он того достоин.

Глаза её бессмысленно блуждали по ненавистному жилищу - неужели еще несколько часов назад она могла наслаждаться пребыванием здесь? Гретхен уже в который раз с усилием расцепила зубы - они почему-то сами собой сжимались до боли.

Тусклый отблеск на противоположной стене непроизвольно привлекал взгляд Гретхен, и он время от времени бессмысленно возвращался к светлой полоске посреди сумрака. Наконец и сознание её обратилось к этому отблеску, и она вяло попыталась объяснить себе, что может бросать такой отсвет. Потом мысль об этом потерялась, и она смотрела уже безо всякого интереса, почти бессмысленно. Потом спросила себя снова, забыв, что недавно задавалась таким же вопросом. И вдруг она поняла, что это металлический отблеск. Напрягая зрение, ей удалось частью рассмотреть, а частью дорисовать воображением тяжелый массивный черенок, и Гретхен стало ясно, что в стену воткнут большой нож. Через некоторое время мысль, пришедшая к ней, окончательно сформировалась. Гретхен осторожно села. Удержавшись от стона, она подобрала под себя ноги и встала. Храп не прервался ни на минуту. Гретхен медленно подошла к стене и убедилась, что не ошиблась - это был большой нож с широким лезвием. Он находился выше уровня её груди, но у стены стояла широкая скамья, и Гретхен взобралась на неё. Повернувшись к стене спиной, она почувствовала, что холодная рукоятка коснулась поясницы. Нащупав кистями лезвие, она изо всех сил налегла спиной на рукоять и принялась перерезать веревку. Рук она не чувствовала и, кажется, несколько раз порезалась, прежде чем тугой охват волосяных петель ослабел и несколькими движениями Гретхен высвободила руки.

Превозмогая ломающую боль в плечах, от которой на глазах выступили слезы, Гретхен поднесла ладони к глазам. Кисти распухли и были черны от крови, запястья тоже растерты верёвками до крови. Гретхен с усилием разжала и сжала пальцы, которые казались чужими.

Потом осторожно спустилась со скамьи, подняла руки и плотно охватила рукоять ножа пальцами. Подумала, что следовало вытереть ладони - от крови рукоять стала скользкой, но делать этого не стала - пальцы сомкнулись на ней намертво. Гретхен по-прежнему все делала медленно, неторопливо. Осторожно раскачала нож, чтобы дерево ослабило хватку, знала - ей не хватит сил, чтобы выдернуть его, всаженный в дерево мужской рукой. Нож ходил все легче и, наконец, оказался в её руках.

Как сомнамбула, Гретхен подошла к постели. Она спокойно рассматривала большое нагое тело мужчины. Ничего не изменилось в её лице даже тогда, когда на несколько секунд ей показалось, что перед нею лежит барон Ланниган. "Это еще лучше", - хладнокровно подумала Гретхен. Но наваждение прошло, Гретхен смотрела на рыбака Михеля. Она хорошо видела его - мрак ночи таял, готовясь уступить место утру. Гретхен должна была ударить наверняка, удар должен быть смертельным, потому что второго у неё не будет. Грудь? Да, это лучше всего. Но она не знает, куда должно войти лезвие, чтобы не встретить препятсвия. Гретхен занесла руки над головой и изо всех сил ударила в мягкий живот мужчины.

Храп оборвался, он широко открыл глаза и уставился на Гретхен. Потом перевел взгляд вниз, на её руки и неожиданно взревел. Она отшатнулась, пальцы, закаменевшие на ноже, выхватили его из раны, и хлынула кровь. Не переставая реветь, он зажал живот руками, закопошился, пытаясь встать. Гретхен отступила, равнодушно глядя на него.

- Сука! - уже не ревел, а всхлипывал Михель. - Я разорву тебя, гадина! Что ты сделала?

"Что я сделала?" - с недоумением подумала Гретхен и увидела, что нож с окровавленным лезвием все ещё у неё в руках. С трудом разжав пальцы, она брезгливо отбросила его. "Я сделала то, что хотела, - подумала она. - Я это сделала и больше мне здесь делать нечего".

Глава седьмая

рассказывает о скитаниях юной баронессы,

которые едва ли выпадают на долю даже

бездомной нищенке

Пока не рассвело, Гретхен брела вдоль берега. Но едва взошло солнце, ей стало казаться, что она у всех на виду на этом пустом берегу, будто обнаженная. Вот сейчас, сейчас кто-то перестанет таиться от неё и выйдет... подобный Михелю... Гретхен остановилась, озираясь вокруг с таким отчаянием, как будто к ней уже тянулись жадные, липкие, потные руки. Потом сорвалась с места и, спотыкаясь, ринулась в прибрежные заросли. Забившись под куст, она долго плакала, дрожа всем телом. Пальцы ходили ходуном, зубы выбивали дробь. Она затихла, лишь совершенно обессилев. Рыдания и нервная лихорадка отняли у неё последние силы, которых и так уже не оставалось, и Гретхен, в конце концов, впала с долгий сон-забытьё.

Когда она открыла глаза, сквозь ветви сочился тусклый вечерний свет. Гретхен сжалась в комочек, обхватила колени руками и опять закрыла глаза. "Как хорошо было бы вот так же, как этот день, тихо и незаметно угаснуть..."

Ночью ей не давали заснуть муки голода. Несколько глотков бульона только раздразнили желудок. Теперь он настойчиво требовал пищи, напоминая о себе жестокими судорогами, как будто Гретхен могла хоть ненадолго забыть о чувстве голода. Рядом ворочался огромный хищный зверь - океан. Заросли, укрывшие Гретхен, тоже были наполнены непонятными шорохами, то тихими, едва слышными, то резкими, похожими на отчаянную борьбу.

Едва только вверху чуть посветлело небо, Гретхен поднялась - голод погнал её вперед, всё равно куда, лишь бы найти что-нибудь съестное.

Она почти не думала о насилии, которому подверглась, и о том, что стала убийцей. Это могло бы показаться странным, если не вспомнить об истязаниях, которые, собственно, и составляли жизнь Гретхен в замке супруга-барона - не даром в спящем рыбаке ей померещился барон Ланниган. И едва ли рыбак был более изощренным. И Гретхен точно так же сутками отлеживалась после визитов пьяного супруга. Таким образом, как это не грустно, само по себе физическое насилие не потрясло несчастную Гретхен, мир не пошатнулся в её глазах оттого, что судьба свела её с еще одним негодяем. Восстала Гретхен против другого. После Ларта, заставившего её вспомнить о чувстве достоинства, о праве самой решать свою жизнь и распоряжаться собою, о том, что можно жить с гордо поднятой головой... После Ларта появился Михель. И Гретхен легче было умереть, чем забыть о Ларте, и позволить снова втаптывать себя в грязь. Вот это насилие - над её душой, надругательство над только-только обретенной верой в возможность иной жизни, было для Гретхен чудовищно, непереносимо. И по сравнению с этим менее чудовищной показалось её возможность переступить другую запретную черту, за которой она стала убийцей. Смерть Михеля представлялась ей лишь справедливым возмездием и потому Гретхен не томилась совершенным.

А впрочем, пожелай она проанализировать свои поступки и чувства, может быть, мысль её пошла бы совсем иным путём. Ведь после того счастливого полета, после взлета на звездных качелях жизнь швырнула её в такую бездну горя, обрушивая одно несчастье за другим, - казалось бы, они должны раздавить её, убить. И, возможно, включились некие защитные силы, которые не позволяли в полной мере осознавать случившиеся и прочувствовать в полной мере. Потому Гретхен как будто отстранилась от всего, что произошло с нею накануне.