Библейские истории для взрослых - Джеймс Морроу

— Прививки сделаны?

— А как же. Ревакцинация против полиомиелита в следующем месяце.

— О, папочка, он мне так нравится, — захлебываясь от восторга, запрыгала на месте Таня. — Ну очень-очень нравится. Давай заберем его домой сегодня же!

— Нет, персик, Джимми будет ревновать.

Уолтер подмигнул продавцу, суя двадцатку.

— Позаботьтесь, пусть ему дадут чего-нибудь вкусненького в выходные, ладно?

— Разумеется.

— Папуля?

— Что, персик?

— Когда Джимми умрет, он отправится в рай для рабов? Он увидит там своих старых друзей?

— Ну конечно.

— И Баззи?

— Он обязательно встретит там Баззи.

Гордая улыбка озарила лицо Уолтера. Баззи умер, когда Тане было только четыре, и надо же, она помнила его, действительно помнила!

Будущее состоит из острых углов и полированных граней, думал Эйб, выбираясь из такси и разгибая длинные занемевшие конечности. Бостон превратился в беспорядочное нагромождение из кирпича и камня, асфальта и стекла, железа и стали.

— Подождите здесь, — приказал водителю.

Он вошел в городской парк. Поистине милое местечко, решил он, медленно проходя мимо бригады рабов, засаживавших цветами клумбы — трепетные тюльпаны, танцующие гладиолусы, высокомерные нарциссы с поджатыми губками. Неподалеку, на водном велосипеде в форме лебедя, педали которого крутил сердитого вида старый негр с обсидиановой кожей, каталась семья белых, сопровождаемая возмущенными утками.

Выйдя из парка, Эйб пошел по Бойлстон-стрит. За сотню ярдов впереди под гигантской конструкцией, Башней Джона Хэнкока, дородный надсмотрщик-ирландец поднимал платформу с дюжиной рабов, обвешанных емкостями с жидкостью для мытья окон. Боже мой, вот это работенка — на этот фасад, должно быть, пошло миллион квадратных ярдов зеркального стекла!

Жесткий, неласковый — и все же город вызывал у Эйба чувство умиротворения.

В последние месяцы он начал понимать истинную причину войны. Дело было не в рабстве. Как и во всем, что касалось политики, главная проблема — власть. Южане вышли из Федерации потому, что отчаялись когда-либо захватить верховную власть в государстве; пока судьба Южных Штатов зависела от закопченного неотесанного индустриального Севера, они никоим образом не могли раскрыть весь свой потенциал. Пытаясь распространить рабство на северные территории, южане, как те, которые ненавидели институт рабства, так и те, кому он был по душе, говорили на одном языке, и слова этого языка звучали так: «Подлинная судьба Республики очевидна: аграрная утопия, теперь и навсегда».

Но вот Бостон, переполненный рабами и шагающий к прогрессу гигантскими шагами. Очевидно, Договор Сьюарда — не возврат к феодализму и инерции, чего так боялись советники Эйба. Жестоко — да; аморально — верно; и все же рабство не откинуло Республику в прошлое, не задерживало ее поступательного движения к современной мощи.

«Подпиши договор, — подсказывал Эйбу внутренний голос. — Положи конец войне».

Четвертое июля приходилось на воскресенье, а это означало, что на заднем дворике будет ежегодный пикник с Бернсайдами, занудой Ральфом и невоспитанной Хелен, скука смертная до самого вечера: бросание подковы, обильная пьянка и отупляющий треп у бильярдного стола, и всю эту муку скрашивали лишь свиные ребрышки, зажаренные Либби до румяной корочки на углях. Либби была одной из тех удивительных находок, которые Мардж с такой ловкостью отыскивала на дешевых распродажах: здоровая женщина с хорошими манерами, оказавшаяся прекрасной кухаркой, истинная цена которой в десять раз больше, чем было указано на ценнике.

Бернсайды опоздали на час — их рикша, Зиппи, накануне сломал ногу, так что пришлось использовать Бабблса, неуклюжего садовника, — еще час не слышать дурацких высказываний Ральфа о спортивной жизни Бостона, хорошо-то как! Когда Бернсайды наконец появились, первое, что произнес Ральф, было:

— Разве есть такой закон, чтобы «Сокс» не могли иметь приличного питчера? Я хочу сказать, они действительно приняли такой закон?

И Уолтер приготовился к худшему. К счастью, Либби не жалела бурбона, и к трем часам Уолтер так анестезировался мятным джулепом, что мог свободно перенести даже ампутацию, а не только пустые разглагольствования Ральфа о «Сокс», «Кельтах», «Медведях» и «Патриотах».

После шестой порции наркотическое оцепенение перешло в самодовольный кураж, и он задумался о самом себе. Да, жена его, наверное, все-таки переспала с парой своих наставников из Образовательного центра для взрослых — вероятнее всего, с тем гориллой-инструктором по гончарному делу, хотя у преподавателя сценического мастерства, похоже, тоже зудит между ногами — но разве сам Уолтер время от времени не использовал свое стоматологическое кресло, как кровать в мотеле, разве не предавался шалостям с Кэти Маллиган каждую среду на горячих источниках в Уэст-Ньютоне? Но посмотрите на его прекрасный дом с дорогой мебелью, джакузи, кегельбаном, теннисным кортом и двадцатипятиметровым бассейном. На его процветающую практику. Его портфель ценных бумаг. «Порше». Серебряного рикшу. Грациозную дочку, плескавшуюся в стерильной бирюзовой воде (чертов Хеппи, всегда добавляет слишком много хлорки). Гляньте только на его крепкую красавицу Мардж, плывущую на спине, с животом, выступающим над водой, словно вулканический остров. Уолтер не сомневался, что ребенок от него. Ну, процентов на восемьдесят пять.

Он достиг чего-то в этой жизни, видит Бог.

Когда стемнело и Хеппи занялся фейерверком, разговор зашел о нильской лихорадке.

— На прошлой неделе мы проверили Джимми, — вздохнул Уолтер, выдыхая целое торнадо отчаяния, смешанного с виски. — Положительная реакция.

— Боже правый, и вы разрешаете ему оставаться в доме? лума».

Картонная ракета с шипением взмыла в небо и рассыпалась на дюжину звездочек; радужные огоньки поплыли по бассейну, словно светящиеся рыбки.

— Вы должны были предупредить нас. Он может заразить Бабблса.

— Этот вирус трудно подцепить просто так, — ответил Уолтер.

Еще одна ракета просвистела над головой, превратилась в сверкающую сине-красную мандалу.

— Только через слюну или кровь.

— Все равно не могу поверить, что вы его еще держите в доме, притом что Мардж беременна и все такое.

Десять огненных шаров оторвались от романской свечи и взмыли в ночное небо, словно огненные птицы.

— Кстати, я уже договорился с Грантом встретиться в понедельник.

— Знаешь, Уолтер, если бы Джимми был моим, я бы не унижал его чувство собственного достоинства. Никогда бы не повез его во вшивую больницу.

А вот и коронный номер — портрет Эйба Линкольна из светящихся искр.

— А что бы сделал ты?

— Отлично знаешь что.

Уолтер скривился. Достоинство. Ральф был прав, черт возьми. Джимми служил семье преданно и на совесть. Они обязаны устроить ему почетный уход.

Президент откусил большой кусок «биг-мака», наслаждаясь впитавшимся в булочку соусом, солоноватые соки обволакивали язык и стекали вниз по гортани. Если бы пленительный миф не обязывал его находиться в другом веке — железнодорожник, сельский адвокат, президент, — то скорее всего он обосновался бы здесь, в 2010 году. «Биг-мак» — качественный продукт. Да и все меню — крупная картофельная соломка, взбитые с ванилином сливки, диет-кола и кусочки курицы в тесте — показалось Эйбу значительным усовершенствованием кухни девятнадцатого века. И такая успокаивающая обстановка, всюду чистота и блеск, эти столики, словно вырезанные из матового льда.

Живописную витрину украшал огромный клоун по имени Рональд. Снаружи, через дорогу, элегантная вывеска — древнеанглийские буквы по побеленному дереву — возвещала: «Загородный клуб Честнат-Хилл». За ним, на травяных лужайках, ровных и зеленых, как бильярдный стол, разворачивалось любопытное зрелище: мужчины и женщины били изо всех сил клюшками по мячикам, улетавшим ввысь. Запасные клюшки лежали в цилиндрических сумках, а сумки висели на плечах крупных сильных мужчин, по всей вероятности, рабов.

— Простите, мадам, — обратился Эйб к круглолицей даме в соседней кабинке. — Чем занимаются вон те люди? Это какой-то религиозный ритуал?

— Вы довольно убедительно загримировались под Линкольна. — Дама, державшая в руке самопишущее перо, склонившись над газетой, заполняла клеточки буквами алфавита. — Вы серьезно? Они играют в гольф.

— Значит, игра.

— Угу. — Женщина перешла ко второму «биг-маку». — Игра в гольф.

— Это как крокет?

— Нет, гольф.

Волнистое, как зеленое море, поле для гольфа напомнило Эйбу холмистые просторы Виргинии. Виргиния, оплот генерала Ли. Тихий стон вырвался у шестнадцатого президента. Отбросив Хукера и Седжвика за Раппаханнок, Ли занял идеальную позицию, чтобы перенести войну на территорию Севера, мог оттуда идти прямо на Вашингтон или, что вероятнее, сформировать отдельные соединения под командованием Лонгстрита, Хилла и Юэлла для вторжения в Пенсильванию. Опустошив приграничные города, он наверняка смог бы перерезать коммуникации, по которым поступало подкрепление Виксбургу, одновременно собирая армию Северной Виргинии для броска на столицу.